Тьма - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Атеев cтр.№ 39

– А на кого я похож?

– На придурка. Бывают такие хитрожопые придурки, которые так и смотрят, где бы нагадить. Вот ты в наш город для этого и прибыл. Гадить тебе нравится на видных местах, как коту шелудивому. А нам ведь здесь жить. Каково каждый день в дерьмо вляпываться. Поэтому мы тебя сегодня должны наказать, чтоб впредь неповадно было.

Произнеся эту короткую, но в высшей степени содержательную речь, Костя оглядел соратников. Он был человеком горячим и нетерпеливым. Говорить долго не любил и не умел. Происходящее стало ему надоедать. Чего рассусоливать… Все и так ясно. Пора выносить приговор.

– Итак, ребята, что скажете? – спросил он.

Тут поднялся самый пожилой член казачьего круга, дядя Коля Горожанкин. Некогда он трудился бухгалтером на молочном заводе, а уйдя на пенсию, завел себе галифе с лампасами, лохматую папаху, кавалерийскую портупею и конечно же нагайку, а громадные, как у Тараса Бульбы, грязно-желтые, прокуренные усы у него и раньше имелись. Дядя Коля Горожанкин считался среди казаков знатоком всяческих законов и постановлений. Не выпуская изо рта кривой трубки-носогрейки с серебряной крышечкой, он возгласил:

– Думается, хлопец заслуживает наказания. Высечь его надоть. Чтобы другим неповадно было. Создать, так сказать, прецедент. Потому как без прецедента нынче никуда. А выпорем одного, и других этим проймем. Поскольку осознают, не шутим мы, а намерены проводить подобную политику и впредь.

– Есть другие мнения? – спросил Костя.

Встал Гена Соколов, обвел мутным взглядом комрадов, и Костя понял: Гена крепко пьян. Когда только успел?! Ведь все время был на глазах.

– Пороть! – страстно произнес он.

– Любо, любо… – закричали присутствующие.

– Ну, тогда приступаем.

– Последнее бы слово нужно предоставить, – заметил дядя Коля Горожанкин.

– Последнее слово? – Костя задумчиво поскреб подбородок. – Это верно. Хорошо, что вспомнил. Ну, давай, Сашка, толкуй последнее слово перед казнью.

– Истинно говорю вам: как аукнется, так и откликнется, – сказал джинсовый.

– Все? – насмешливо спросил Костя. – Похвальная краткость. Я, знаешь ли, не люблю пустой болтовни. А на счет «откликнется» – не пугай, милый! Ой, не пугай! А то как бы тебе хуже не было. Итак, соратники, – уже другим, официальным тоном обратился он к присутствующим. – Предлагаю присудить этого товарища к практикующемуся у нас наказанию, а именно порке. Согласно изданному мной указу, надлежит всыпать ему двадцать плетей. Но!.. – тут Костя обвел соратников суровым взглядом. – Поскольку дело это в масштабах города еще не опробованное, и с учетом довольно наглого поведения подсудимого, предлагаю добавить ему лично от себя еще десяток горячих. Кто – за?

Проголосовали единогласно.

– Теперь еще такой момент, – сказал Костя. – Нам нужен исполнитель наказания. Так сказать, палач. Может быть, найдутся желающие?

– Я готов! – крикнул Гена. – Прошу доверить… Так как через него сильно пострадавши. Сынка моего любимого, Славочку, оживлять не стал, гад!

Костя поморщился.

– Очень прошу! – завопил Гена. – Уж исполню, как надо. Будьте спокойны!

– Ну ладно, – согласился Костя. – Доверим, братья, Гене это почетное дело?

– Пускай лупит… Врежь ему, Геша, по полной программе!

– Тогда пошли, – скомандовал Костя.

– Куда поведем?! Где пороть будем?! – закричали казаки.

– А к Дереву. Самое подходящее место.

В самом центре Верхнеоральска, посреди Площади народных гуляний, издревле стояло громадное, наполовину засохшее черное Дерево. Дереву этому было неведомо сколько лет. Говорили, что оно высилось тут еще до основания города и являлось чем-то вроде тотема у местных племен. Во всяком случае, когда сюда прибыла воинская команда, возглавляемая прапорщиком Карандашовым, для основания пристани и укрепления, солдаты обнаружили, что ветви Дерева усеяны разноцветными полосками ткани, весело трепетавшими на ветру. С тех пор Дерево стало как бы символом города. Оно даже было запечатлено на первом варианте городского герба. Лиственница, а именно к этой породе относилось дерево, имела ствол в три охвата, толстенные корявые ветви и выглядела как монстр растительного царства. По ходившим в городе легендам, на этих самых ветвях в 1735 году восставшие башкирцы развесили защитников захваченного укрепления. Позже, во времена пугачевского бунта, тут рубили головы тем несчастным, кто не пожелал вступить в пугачевское войско, а на самой толстой ветке повесили коменданта крепости. Да, многое повидало Дерево! В его коре застряли пули, выпущенные красными и белыми в Гражданскую, на нем же имелась почти заплывшая надпись «Прощай навеки, милая отчизна!», которую вырезал бежавший в Китай есаул Барабанов… Советская власть публичных казней возле Дерева не производила. Для этого имелись другие места. Зато она прибила к Дереву доску с надписью «Памятник природы. Охраняется государством». И вот ныне традиции начали возрождаться, и «памятник природы» вновь стал местом проведения экзекуций.

Когда Шурика привели к Дереву, вокруг уже собралась порядочная толпа. Новости по Верхнеоральску разносились быстро, и большинство из присутствующих знало: сейчас казаки будут пороть чудотворца.

Костя взобрался на принесенный табурет и возгласил, обращаясь к толпе:

– Граждане и гражданки! Собратья! Вы все читали первый указ нового городского головы, то есть мой, о введении на территории вверенного мне населенного пункта телесных наказаний. Сегодня мы впервые применим его против конкретной личности. Но не за насекомых и мышей мы наказываем этого человека, а за сеяние раздора и смуты среди местного населения. Да вы все об этом знаете. Но и за тараканов будем пороть обязательно! Не сомневайтесь! Сегодня же мы развесим в разных местах ящики с надписью: «Для городского головы». Вы туда бросайте письма, докладайте мне: где обитают эти самые насекомые, а главное, жалуйтесь и обличайте без боязни всякого: и ближнего, и дальнего… Активность нужно проявлять, дорогие земляки. Политическую активность! Начинайте, – крикнул он соратникам.

Те мигом содрали с жертвы джинсовые одежки, оставив в длинных цветастых трусах. К запястьям Шурика привязали по веревке, потом подтащили к Дереву. Чудотворец не сопротивлялся. Веревки обмотали вокруг ствола, так, что казалось, обреченный на казнь обнимает черное Дерево, или распят на нем, только спиной вперед.

– Начинай, Гена, – скомандовал Костя. – Всыпь ему! Двадцать плетей по закону, и десяток от меня лично. Итого тридцать. А ты, дядя Коля, считай. И чтобы ни одним больше, ни одним меньше! Поехали!

– Эй, вы! Что это тут делать собрались? – неожиданно раздался голос из толпы.

Действо затормозилось.

– А это еще кто вякает? – холодно спросил Костя, вглядываясь в лица.

– Ну я, – из толпы выступил Плацекин. – Ты чего это, гад, удумал?