Кругом была суета, бушевали мелкие торговые страсти, людские голоса галдели весело и счастливо.
«Дорогие мои, хорошие…»
Глава 17
Эффект Тамерлана
Поздним вечером, в то самое время, когда почти все население дома толпилось и переругивалось на кухне, вернулся домой после поездки на старухину дачу в Барыбино полковник Кузьма Захарьевич Сухорук.
Кузьма Захарьевич появился в проеме дверей, оглядел присутствующих. Был он озабочен, мрачен и хмур. Но было еще что-то слишком необычное во внешнем его облике, что заставило всех мгновенно замолчать…
— Господа, — торжественно и веско произнес полковник в наступившей тишине. — Сейчас вы увидите кое-что. Предупреждаю, зрелище это за гранью обычных человеческих представлений. Прошу вас собрать все силы и постараться не падать в обмороки… — он извлек из кармана большую стеклянную банку и побултыхал ею в воздухе. — На всякий случай я прихватил нашатырный спирт… Нервным и беременным настоятельно рекомендую покинуть помещение…
Повисла напряженная пауза.
Тут, впрочем, самое время и нам сделать небольшую паузу и рассказать о приключениях полковника.
Покидая три дня назад дом, полковник был уверен, что отлучка его продлится недолго, но дела, однако, закрутились так, что потребовали гораздо большего времени, нежели он планировал.
Во-первых, из слов Родионова он выяснил, что у Розенгольц есть еще и дача, а это было полной неожиданностью для полковника. Так что планы пришлось корректировать уже на ходу.
«Мертвые подождут», — решил он и первой же электричкой уехал в Барыбино, откладывая намеченный свой визит в городской морг на более благоприятное время.
Дача и в самом деле оказалась весьма ветхим строением, но с большим количеством всякого рода пристроек, укромных уголков и закоулков, так что полковнику пришлось основательно покопаться, в буквальном смысле «покопаться», прежде, чем он нашел то, что искал.
Он нашел клад.
Самое удивительное, что он с первого же взгляда, едва только огляделся в доме, точно определил, где этот самый клад, если только он существует, может быть закопан. Но процесс вскрытия этого наиболее вероятного пункта был слишком трудоемок, а потому Кузьма Захарьевич сначала немного смалодушничал. Он прошелся по всем другим местам и в первый день топтался и рылся вокруг да около. Он вырыл несколько глубоких ям вокруг сортира, затем заровнял их землей. Он ходил по двору с лопатой на плече, примеривался, размышлял, понимая, что нет, не здесь…
В углу двора очень неглубоко наткнулся Кузьма Захарьевич на какие-то почерневшие ребра. Осторожно двигаясь вдоль позвоночника, добрался до черепа, повернул его черенком… Затылок был явно проломлен.
— Что-то поздненько, брат, ты огород копаешь, — окликнул его с улицы чей-то голос.
— Да уж вышло так, — отозвался полковник, загораживая телом свою находку и разглядывая незванного незнакомца. — Так уж получилось…
— А я что-то тебя первый раз вижу, — домогался упрямый приставала.
«Вот черт любопытный», — чертыхнулся про себя полковник.
— Да я… как вам сказать… Хозяин нанял, — нашелся он. — А что поздно, то его дело. Мое дело — вскопал, получил деньги и до свидания…
— Ну-ну, — хмыкнул прохожий. — Копай…
Полковник быстро забросал землей кости и убрался со двора. Решил теперь обследовать чердак и обстучать стены. Все это не принесло никаких результатов.
На другой день утром прихватил он тяжелую кирку и спустился в глубокий подпол. Осветил узкое сырое пространство переноской и тяжело вздохнул. Да, монолитный бетон фундамента, на котором стояла печь, выглядел совершенно несокрушимо, к тому же известно, что бетон с годами и десятилетиями только крепнет и твердеет.
Полковник поплевал на ладони, взял в руки кирку. Неловко размахнулся в тесноте и ударил вскользь. Брызнули искры и бесполезная кирка со звоном отскочила, не причинив монолиту никакого ущерба.
Часа два бился он о несокрушимую преграду, ломился из всех сил, точно отчаявшийся грешник в ворота рая, пока наконец не убедился в полной несостоятельности своих попыток. Пришлось отложить дело и ехать добывать спецтехнику.
На третий день при помощи мощнейшей дрели ударного действия, сломав при этом несколько победитовых сверл, он проник в заветную нишу. В сухом и пыльном пространстве ниши находился большой фанерный чемодан и жестяная коробка из-под чая старых времен. Деньги, которые обнаружил он в чемодане выглядели солидно, но, увы, представляли собой только нумизматическую ценность. Зато в коробке весомо звякнули царские золотые монеты.
Полковник закрыл защелки и задвинул чемодан на место.
«А вот брешь нужно будет обязательно заделать», — подумал он, еще не сознавая толком, зачем ее нужно заделывать, но интуитивно понимая, что вполне возможно он не последний нумизмат, который посетит еще этот подвал…
Поднявшись наверх он присел на край кровати, вытер пот со лба. Высыпал золотые монеты на суконное одеяло, зачерпнул горсть, взвесил в ладони…
— Да, — сказал вслух. — Молодец, Кузьма Захарьевич. Хорошо потрудился… Но и вам, Клара Карловна, отдельное спасибо… Поставлю я вам, пожалуй, большую свечу за упокой, ей-Богу, поставлю… А то и молебен закажу, честное слово, хоть вы, пожалуй, в загробную-то жизнь и не очень верили…
Бормоча все это, полковник прибирал комнату, которую собирался покинуть, уничтожая следы своего пребывания здесь. Затем вышел во двор и бодро пошагал по заросшей травой тропинке к калитке.
Теперь предстояло разобраться с последним делом — найти след пропавшей старухи. И вот тут-то ожидало полковника глубокое психическое потрясение.
— Явились! Наконец-то… Так это ваша родственница! — злобно прокричал ему в лицо седенький и вполне интеллигентный врач, едва услышав фамилию Розенгольц. — Что ж вы бродите невесть где? Привезли и забыли! А нам тут… у нас тут такие катаклизмы творятся…
— Не понял, — растерялся в первый миг Кузьма Захарьевич, поразившись чрезмерно нервной реакции старика-врача. — Какие еще катаклизмы? Во-первых, я ей не очень-то и родственник, так…
— Можете забрать свою старуху! Немедленно! И даже не «можете», а должны, обязаны!.. — озлился еще более врач, выронил из дрожащих пальцев очки и пока поднимал их с пола, лицо его пошло багровыми пятнами и волосы встали немножко дыбом. — У меня из-за нее два практиканта-второкурсника, отличники, между прочим, учебы…
— Как же я ее немедленно заберу? — озадачился полковник. — Не на плечах же мне ее тащить, в конце концов…
— А пусть ножками, ножками… Под ручку ее возьмете, а она ножками, ножками… И немедленно! У меня два практиканта с серьезнейшим нервным срывом третий день в Кащенке… И с неопределенным исходом…
— Простите, — не понял Кузьма Захарьевич, — что значит «ножками»?