Король и королева мечей - читать онлайн книгу. Автор: Том Арден cтр.№ 90

Его превосходительство также желает, прежде чем изложить свои соображения более высоким инстанциям, сообщить вам правду о слухах, которые в последнее время дошли до Рэкса. Говорят, будто бы семнадцатый заместитель государственного секретаря отправлен в Тарн и целью его поездки является представление тамошнего губернатора к присвоению оному дворянского титула. Его превосходительство полагает, что это в корне недопустимо. Он изумлен: неужели представители государственной власти не отдают себе отчета в том, как может сказаться возвеличивание Вильдропа на положении дел в Зензане? Делая это замечание, его превосходительство, однако, желает отметить, что поддержка, которой пользуется в Зензане Зеленый самозванец, ни в коем случае не спровоцирована нынешней администрацией. Подобные предположения лишены всякого основания. Его превосходительство желает напомнить пребывающим в Агондоне о трудностях управления столь неспокойной колонией во имя того, чтобы агондонцы нежились в безопасности, как паразиты, процветающие на благосостоянии империи и не имеющие никакого права судить о колониальных делах.

С наилучшими пожеланиями,

В. Венс (лейтенант).

Резиденция губернатора,

Рэкс, год 999-д.

— Нирри!

Колокольчик звенел сердито, истерично.

— Нирри!

Снова надрывный звон колокольчика.

— Будь проклята эта девчонка! Где ее носит на этот раз?

Умбекка Вильдроп восседала на громадной кровати, опершись на гору разноцветных подушек. Рядом с ней лежал поднос с остатками обильной трапезы. Чуть дальше, на тумбочке с мраморной крышкой стояла груда тарелок — следы ночного пира. Жизнь горничной была нелегкой.

— Нирри!

— Умоляю вас, любезная госпожа, не расстраивайтесь, — послышался ласковый голос. Обладатель этого голоса был стройным мужчиной неопределенного возраста, одетым в черное облачение ордена Агониса. Он сидел у кровати на резном стуле с высокой спинкой, положив ногу на ногу. Руки его были затянуты в белые перчатки. На висках у капеллана начала пробиваться седина. Он был красив, но черты его лица отличались странной холодностью.

Эй Фиваль встал и подошел к окну. За окнами лежал сад, окружавший Дом Проповедника.

— Быть может, вы позволите мне утешить вас и избавить от причины раздражения?

Причина раздражения, о которой шла речь, представляла собой маленькую подвижную птичку с красной грудкой. Птица непрерывно чирикала:

Ти-вить! Ти-вить!

Уже несколько дней подряд эта надоедливая птица прилетала и садилась на высокую ветку за окном, сразу становясь единственным ярким пятнышком в выцветшем зимнем саду. «Опять, опять эта несносная птица! — восклицала, бывало, Умбекка или сразу орала: — Нирри! Неси метлу!»

Фиваль громко постучал пальцами по стеклу.

Ти-вить! Ти-ву-у-у!

Никакого толка.

— Госпо... жа?

Нирри остановилась на пороге. В руках она держала поднос с поспешно собранными чайными принадлежностями. Щеки ее разрумянились, из-под кружевного чепчика торчали пряди неприбранных волос. Нирри, крепко держа поднос, стоически выслушала традиционную нотацию. Умбекка называла ее неблагодарной, глупой девицей, лень и небрежность которой она устала терпеть.

— Нирри, я надеюсь, ты не с любовником развлекалась? Девушка зарделась.

— Слишком многие девушки в деревне опустились, Нирри, с тех пор, как здесь появились солдаты. Имей в виду, Нирри, если только я узнаю о какой-нибудь грязной связи, ты будешь немедленно уволена без рекомендательного письма.

Нирри не выдержала и воскликнула:

— Но, госпожа, я только готовила чай!

— Да что ты говоришь? А почему же ты принесла только один чайник?

На самом деле Нирри принесла все, что нужно. Умбекка просто не заметила. Но Нирри больше возражать не стала. Атака утихла — до завтрашнего утра. Умбекка надулась и стала похожа на жабу. Затем она ткнула пальцем в сторону окна. У Нирри задрожали губы, она кивнула и вышла. До птицы трудно было дотянуться с земли даже метлой. Так что... Через несколько минут Нирри должна была появиться за окном. Она должна была забраться на обледеневшее дерево и прогнать птицу.

— Честное слово, капеллан, просто и не знаю, зачем я держу эту девицу. Более строгая хозяйка давно бы уж вышвырнула ее на улицу — давным-давно!

— Но, любезная госпожа, ведь вы — воплощенное сострадание. Позвольте... — Фиваль взял чайник и налил Умбекке чаю. Умбекка благодарно улыбнулась гостю. По его настоянию — хотя нет, по ее просьбе, на которую он с готовностью откликнулся, они вот так встречались каждое утро, и только потом все домашние («семейство», как любила говаривать Умбекка) собирались к завтраку.

Для Умбекки завтрак был трапезой, состоявшей из трех этапов. И если булочки, хлеб, сыр, ветчина, тарнская рыба, маринованные огурчики предназначались для того, чтобы «заморить червячка» ночью, то происходило это каждую ночь. Спала Умбекка плохо, просыпалась на заре и прежде всего принималась за неофициальную трапезу. Ее Умбекка завтраком не считала — скорее она считала ее прелюдией к завтраку. Так истинный художник делает карандашный набросок, прежде чем рисовать картину маслом. После холодной закуски следовало дымящееся жаркое, которое приносила Нирри. Горе ей было, если она не поспевала вовремя, к официальному времени пробуждения хозяйки! На подносе, который Нирри приносила и подавала хозяйке в постель, было не так много еды. Несколько крутых яиц, сосиски, отбивные, обжаренные помидоры с луком, ломтики бекона — короче говоря, легкая еда, чтобы утолить голод и поправить настроение перед тем, как, наконец, покончив с долгим ритуалом одевания, Умбекка спускалась в столовую, где стол уже ломился от яств: овсянки со сливками, абрикосов и персиков, яиц, колбасы, бекона, обжаренных почек и заливного из угрей, прессованной ветчины, языков, холодных жареных цыплят, куропаток и фазанов, буженины, сухих фруктов и фруктов в Оранди, булочек, тостов, мармелада, джема, чая и крепчайшего заксонского кофе.

Некоторые во время говения постились, однако это не было всеобщим правилом, и потому Умбекка для себя решила, что ей поститься не обязательно. Ведь слуги бога Агониса просто обязаны были поддерживать свои силы.

— Хорошо ли вы почивали, любезная госпожа?

— Увы, плохо. Вы же знаете, капеллан, я жертва своего пищеварения.

— О, как это прискорбно, что столь достойная всяческих похвал дама должна так страдать!

— Капеллан, вы очень добры, но разве эту тяжкую ношу велел мне нести не господь наш Агонис? Разве вправе я жаловаться на свои страдания, когда мой супруг... — глаза Умбекки при этих словах слегка затуманились, — лежит при смерти в этой ужасной комнате, где все заросло растениями!