Первая командировка - читать онлайн книгу. Автор: Василий Ардаматский cтр.№ 17

— Что ж тут могло быть? Документы он мне не показывал...

Урванцев недовольно поморщился:

— Всякая работа, Самарин, оставляет в человеке свой след, и надо уметь этот след увидеть. Самое элементарное — он когда-нибудь о той работе рассказывал?

Виталий напряг память:

— Разве один только раз — когда я порадовался, как он ловко добывает шамовку, он засмеялся и сказал: «Все-таки я снабженец».

— Так... А еще?

Виталий долго думал, Урванцев терпеливо ждал.

— Однажды он еще сказал, что снабженец — крылатая профессия, можно всю страну облетать, пока прокурор не остановит.

— Ну видишь? — обрадовался Урванцев.

— И он еще добавил, что сам он прокурора дожидаться не стал и ушел с той работы по собственному желанию. А только для меня главным были его политические высказывания и то, как он видел войну.

— Подожди, Самарин, к этому мы придем в свой час. Употреблял ли он в речи какие-нибудь слова, идущие от той его профессии? Лексикон человека частенько может сказать о нем больше всяких справок.

— Я за этим не следил.

— Как же не следил? Ты же обнаружил чужие слова в лексиконе пожилого лазутчика, выдававшего себя за рядового солдата?!

— Это как-то само бросилось в глаза.

— А впредь ты сам об этом думай, тебе не раз придется иметь дело с людьми, о которых ты будешь знать очень мало, и тогда понадобится делать все, чтобы узнать о них хоть чуть-чуть побольше.

Вот так была проработана вся его докладная, работа эта продолжалась и весь следующий день.

Все, что Иван Николаевич говорил Виталию, в общем, сводилось к одному — умению познавать человека по его поступкам, по его поведению, речи, черточкам характера и даже по жестам. А разве не этому учили его и в юридическом? Незаметно для Виталия те знания стали помогать ему в освоении совершенно нового для него дела. А Урванцев, оказывается, думал об этом раньше. После разбора он сказал:

— Ты, Самарин, возник передо мной горяченький, прямо из вражеского расположения, удачно пройдя очень не легкий путь. Ну, везение — раз, везение — два, а потом возникает уже умение, и это стало для тебя весьма полезной практической школой. Потом я узнал, что у тебя за спиной юридический — еще один серьезный плюс, эта наука не что иное, как человековедение, а без этого нам и шага не сделать. Опять же твой отличный немецкий язык, к сожалению, среди молодых это встречается нечасто. Наконец, эта твоя докладная. Ты сказал, что там много всякой чепухи, а я увидел в ней довольно цепкую наблюдательность. Так что я брал тебя не за глаза и в тебе, в общем, не ошибся. Здесь, в школе, ты получишь некоторые знания, которые тебе потом пригодятся, но, для того чтобы стать разведчиком, этого мало, и ты учти: разведчик учится всегда и каждый день.

Так впервые между ними вслух было произнесено это слово — «разведчик», и Виталий уже понимал, что станет его делом на войне.

Самарин провожал Урванцева к калитке, где его ждала автомашина. Они шли по узенькой, уже затемненной сумерками аллее, под ногами у них шуршали опавшие листья.

За калиткой Урванцев крепко пожал Виталию руку, залез в машину, и она сорвалась с места, крутя за собой золотую вьюгу листопада.

Шли занятия с утра до позднего вечера — и все интересно.

Как-то уже глубокой осенью читал им лекцию партийный работник из Белоруссии. Он только что прибыл оттуда, из вражеского тыла,где, как и в мирное время, являлся секретарем райкома партии, только теперь подпольного. Через фронт перебрался на своих двоих без особых трудностей и приключений. Но для этого ему пришлось подходить к Москве с юга — крюк сделал огромный. Назад его отвезут на самолете и сбросят с парашютом. Рассказав об этом, он вдруг спросил:

— Я слышал, среди вас есть товарищ, который, уже переходил через фронт, причем в месте очень густого насыщения вражеских; войск. Кто это?

Самарин встал.

Но в это время лектор добавил с улыбкой:

— Правда, мне сказали, что вы переходили фронт под прикрытием всей двадцатой армии.

Под общий смех Виталий сел. Черт дернул его вставать!

Потом секретарь райкома стал рассказывать очень интересное и важное.

— На финской войне, — говорил он, — мы узнали очень опасное вражеское оружие: мины-ловушки. В доме лежит на столе автоматическая ручка. Возьми ее — и останешься без руки. А у нас теперь такая ловушка — иной человек. Вот, к примеру, в нашем райцентре на почте служил в отделе посылок дядька, уже в летах. На заем подписывался на полный оклад. На выборах голосовал до восьми утра. Благодарственными грамотами за труд все стены у него в доме увешаны. А пришли в наш город фашисты, и этот дядька пошел в гестапо со списком коммунистов нашего города. И получил за это должность при комендатуре. А вскоре мы узнаем, что, оказывается, наш образцовый дядька в двадцатые годы был в эсеровской банде, захватившей город Мозырь, и сам расстреливал там коммунистов и красноармейцев. Был тогда же схвачен, приговорен к расстрелу, но бежал. А в тридцатые годы под другой фамилией появился уже у нас. Вот тебе, пожалуйста, типичный человек-ловушка: с виду вроде бы целиком наш, а на самом деле враг. Ну, мы его все же кокнули, исполнили, так сказать, давний приговор...

А то случай такой. Был у нас поп, отец Дмитрий. Натерпелся он лиха от наших антирелигиозников. Сыну его в девятилетке диплом не дали, он завербовался на Север и там как-то погиб. В 1939 году мы церковь закрыли по просьбе, конечно, трудящихся. На что жил этот поп последние два года — непонятно. Местные товарищи острили, что он держался только на злобе против нас. И вот приходят оккупанты, вызывают попа, говорят ему: открывай церковь и служи там свои службы. В первую же субботу под вечер слышим — на церковной колокольне: «блям-блям». Видим, идут в церковь люди, не так много, а идут. Послал я туда своего человека. Он вернулся и докладывает: «Было в церкви сто семь человек, больше пожилых, а молодых девять. Но это, — говорит, — не главное. Проповедь отец Дмитрий оторвал — это да! Пришли, сказал он, на нашу землю басурманы, чтобы сделать нас рабами под плетью, да это у них не выйдет. Один такой Гитлер по имени Наполеон уже был, да где он? Подох на острове Святой Елены. Где его войска? Сгнили в русской земле. То же самое ждет и нового Наполеона с его войском. Надо только, чтобы каждый из нас не познал стыда и греха смирения перед врагом».

На другой день взяли отца Дмитрия в гестапо, и он как в воду канул. По слухам, расстреляли его. И это уже не человек-ловушка, а человек-загадка, но мы-то обязаны такие загадки решать быстро.

А какой же вывод из этих фактов? Все по старому счету хорошие, по-новому — плохие? И наоборот? Нет. Мы сделали вывод другой: анкета — дело хорошее, а только не дает она полного портрета. Так вот, если раньше мы узнавали человека сперва по его анкете, то теперь начинаем с самого человека, с его поведения, с его поступков. Во время таких событий, как эта война, человек без бумажки раскрывается, кто он есть в жизни. Тем более что и оккупанты тоже торопятся это выяснить и как бы помогают нам...