Возмездие - читать онлайн книгу. Автор: Василий Ардаматский cтр.№ 159

«7. V.25 г.

Внутренняя тюрьма.

Гражданин Дзержинский, я знаю, что Вы очень занятой человек. Но я все-таки Вас прошу уделить мне несколько минут внимания.

Когда меня арестовали, я был уверен, что может быть только два исхода. Первый, почти несомненный, — меня поставят к стенке; второй — мне поверят и, поверив, дадут работу. Третий исход, т. е. тюремное заключение, казался мне исключенным: преступления, которые я совершил, не могут караться тюрьмой, «исправлять» же меня не нужно — меня исправила жизнь.

Так и был поставлен вопрос в беседах с гр. гр. Менжинским, Артузовым и Пиляром: либо расстреливайте, либо дайте возможность работать; я был против вас, теперь я с вами; быть серединка-наполовинку, ни «за», ни «против», т. е. сидеть в тюрьме или сделаться обывателем не могу.

Мне сказали, что мне верят, что я вскоре буду помилован и что мне дадут возможность работать. [56] Я ждал помилования [57] в ноябре, потом в январе, потом в феврале, потом в апреле.

Итак, вопреки всем беседам и всякому вероятию третий исход оказался возможным. Я сижу и буду сидеть в тюрьме — сидеть, когда в искренности моей едва ли остается сомнение и когда я хочу одного: эту искренность доказать на деле.

Я не знаю, какой в этом смысл. Я не знаю, кому от этого может быть польза. Я помню наш разговор в августе месяце. Вы были правы: недостаточно разочароваться в белых или зеленых, надо еще понять и оценить красных. С тех пор прошло немало времени. Я многое передумал в тюрьме и, мне не стыдно сказать, многому научился. Я обращаюсь к Вам, гражданин Дзержинский. Если Вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую подчиненную. Может быть, и я пригожусь. Ведь когда-то и я был подпольщиком и боролся за революцию. Если же Вы мне не верите, то скажите мне это, прошу Вас, прямо и ясно, чтобы я в точности знал свое положение.

С искренним приветом Б. Савинков».

Дзержинский не находит нужным отвечать на это письмо, он только просит чекистов, которые общаются с Савинковым, сказать ему, что не только у большевиков существует непреложность наказания за преступление, так что о свободе он заговорил рано…

В этот майский день Савинков был в очень хорошем настроении. Об этом свидетельствует ныне живущая Любовь Ефимовна Деренталь. Утром она навестила его в тюрьме, и они вместе обсуждали фасон платья и шляпки, которые она должна была приобрести. Так что, когда на другой день утром ее пригласили на Лубянку и сообщили, что Савинков покончил с собой, она закричала по-французски:

— Это неправда! Этого не может быть! Вы убили его!

Почти вся западная пропаганда как бы подхватила ее крик и тоже утверждала, что Савинков убит чекистами. Но что же произошло?

Савинков уже давно просил чекистов свозить его за город — посмотреть весну. Предупреждая, что хочет поехать один, без Любови Ефимовны. Обычно он не хотел ее присутствия, когда рассчитывал хорошо выпить. Надо заметить, что «дело это» он очень любил и мог выпить очень много, совершенно не пьянея… И вот после того, как Любовь Ефимовна ушла от него из тюрьмы, от подъезда ОГПУ отошла легковая машина, в которой были Пузицкий, Сперанский, Сыроежкин и Савинков.

Машина мчалась в Царицыно, на одну из тех дач, где не так давно разыгрывали для Фомичева конспиративное антисоветское подполье. Приехав в Царицыно, Савинков выпил и пошел гулять по Царицынскому парку. На высоком горбатом мостике, под которым бурлил весенний ручей, Савинков порывисто схватил за руку шедшего рядом Сперанского и крикнул:

— Уведите меня отсюда! Прошу вас! Скорей!

Когда они сошли с мостика, Савинков очень смущенно объяснил, что у него болезнь «боязнь пространства», что, когда он выходит на балкон, у него подкашиваются ноги и что сейчас на мостике он вдруг почувствовал себя дурно… Они несколько часов находились на даче, а за обедом Савинков еще выпил привезенного им с собой коньяку.

Поздним вечером Савинков был доставлен в Москву, в здание ГПУ, на пятый этаж в кабинет Пиляра, где он должен был дождаться конвоя, который отвел бы его в тюремную камеру.

Сперанский и Сыроежкин сидели один на диванчике другой в глубоком кресле. Пузицкий по телефону вызывал конвой Савинков, оживленный, ходил по кабинету. Стояла предгрозовая духота, и окно кабинета, выходящее во двор, было открыто. Окно было с очень низким подоконником — не более 20–30 сантиметров от пола. Очевидно, это некогда была дверь на балкон. Маяча по кабинету, Савинков делал поворот у этого окна. Вот он еще раз приблизился к открытому окну, но не повернул обратно, а посмотрел из окна вниз. И вдруг он, словно пополам сломившись, стал переползать через порожек окна. Никто из чекистов даже не успел подбежать…

Медицинская экспертиза установила, что он умер мгновенно.

В советских газетах появилось официальное сообщение о смерти Савинкова. В нем говорилось:

САМОУБИЙСТВО Б. В. САВИНКОВА

7 мая Борис Савинков покончил с собой самоубийством.

В этот же день утром Савинков обратился к т. Дзержинскому с письмом относительно своего освобождения.

Получив от администрации тюрьмы предварительный ответ о малой вероятности пересмотра приговора Верховного Суда, Б. Савинков, воспользовавшись отсутствием оконной решетки в комнате, где он находился по возвращении с прогулки, выбросился из окна 5-го этажа во двор и разбился насмерть.

Вызванные врачи в присутствии помощника прокурора республики констатировали моментальную смерть.

Нетрудно представить себе какой вой подняла по этому поводу буржуазная пресса всего мира. Снова имя Савинкова гремело на всех континентах — теперь как имя героя-мученика, ценой жизни вырвавшегося из рук большевиков.

Были визги и другого характера. Так, известный в свое время на Руси реакционный фельетонист А. Яблоновский писал в эмигрантской газете «Русь», выходившей в Берлине: «…Драма Савинкова рисуется мне в самом простом, даже простеньком виде: обещали свободу. Несомненно обещали. Надули. Нагло, жульнически надули. Человек не стерпел и выбросился в окно. Туда ему и дорога».

Уже упоминавшийся мною Р. П. Катанян в то время осуществлял прокурорский надзор за деятельностью ОГПУ, и проверка обстоятельств смерти Савинкова входила в его прямые обязанности.

— Я приехал на Лубянку спустя час после случившегося, — рассказывал он автору этих строк. — Несколько работников ОГПУ во главе с Дзержинским писали сообщение о смерти Савинкова для газет. Феликс Эдмундович отвлекся от этой работы и подошел ко мне. Он сказал: «Савинков остался верен себе — прожил мутную, скандальную жизнь и так же мутно и скандально ее окончил».