– Ты не надейся, что я тебя убью, – прошептал он
ей на ухо. – Я тебя искромсаю… Твою нежную кожу… На полосочки…
Та-а-ак, – Ленчик провел острием по спине. – И тут же через
сантиметрик… Та-а-а-ак! – Аня вновь почувствовала боль – сильную, но не жгучую,
это означало, что он режет неглубоко. То ли специально, то ли тупость лезвия не
позволяла. – Я так весь вечер могу тебя расписывать. И ты сразу не умрешь…
Будешь мучиться. Долго-долго… А потом у тебя начнется заражение крови – ведь
нож грязный, а обрабатывать твои раны я не собираюсь… Тебя ждет долгая,
страшная смерть! А все из-за чего? Из-за какой-то ерунды. Из-за
капризов… – Ленчик воткнул острие ей под лопатку и повернул. – Будешь
делать, как я велю?
– Да, да, да…
– Вот и правильно. – Нож отдалился от Аниной спины
– она не видела это, а просто чувствовала. – Начинай…
И она начала. Собирала языком песок и пыль, ползая по полу.
Ее одолевали приступы рвоты, но Аня сдерживалась, боясь, как бы не было хуже.
Когда весь пятачок был вылизан и она, кашляя и обливаясь слюной, вползла на
топчан, Ленчик взял фонарь и удалился.
* * *
Появился Ленчик лишь на следующий день. Что он следующий,
Аня поняла только потому, что от ее мучителя пахло одеколоном, и это значило
одно – Леонид Павлович собирается в школу на занятия.
– Как самочувствие? – буднично спросил он у Ани.
Боясь грубить, она сухо ответила:
– Все болит.
– Ничего, это пройдет! – Ленчик бросил на кровать
пузырек с йодом. – Смажь свои царапины.
Аня взяла пузырек, сжала его в ладони. Дезинфицировать
порезы при Ленчике она не собиралась, хотела подождать, когда он уйдет. Но он
не уходил!
– Чего ждем? – недовольно спросил он через минуту.
– Я потом… – тихо ответила Аня. – Позже.
– Сейчас же!
По холодному блеску его глаз Аня поняла, что лучше не
спорить. Отвернувшись, она стянула с себя остатки кофточки, смочила йодом ее
край и начала прикладывать импровизированный тампон к ранам. Сначала к
разбитому лбу, затем к распоротой ноге, после (уже не глядя) к тем местам на
спине, где прогулялся нож Ленчика. Все то время, что она совершала эти
действия, Ленчик следил за ней – она чувствовала это затылком. Когда же
закончила, он приказал:
– Повернись.
Она подчинилась, предварительно натянув на себя одежду.
– Вернусь вечером – покормлю, – сказал Ленчик
буднично. – И воды принесу подмыться… – Он наморщил нос. – А то
от тебя уже воняет.
– Это не от меня, – буркнула она. – А от
этого…
Ленчик покосился на оставленную им миску и, увидев в ней
экскременты (Аня другого «горшка» не нашла), зло выругался:
– Уже нагадила! В столовый прибор! Как животное…
– А во что мне прикажете гадить? – не смогла
справиться с собой Аня. – Прямо на пол?
– Да, я не подумал об этом, – удивительно
покладисто согласился Ленчик. – Теперь будешь в эту миску ходить. Коль уж
ее испортила.
– Вы можете ее убрать? Пахнет…
– Ничего, потерпишь! Свое говно терпимо пахнет.
– А пить принесете? Вода уже кончилась…
Но он не стал слушать ее просьб, вышел, хлопнув дверью. Аня
опять осталась одна. В тишине, темноте и вони.
Стараясь дышать неглубоко, она прилегла на топчан. Животом
вниз, чтобы не тревожить израненную спину. Закрыла глаза. И тихо-тихо
заскулила, роняя слезы на куцую подушку.
* * *
Как и было обещано, вечером Ленчик принес еды и воды.
Тарелку с картошкой поставил на столик, а ведро на пол. Аня, у которой живот
крутило от голода, тут же потянулась к пище, но Ленчик со всей силы шлепнул ее
по рукам.
– Тебя разве не учили, – прошипел он, когда она
подняла на него испуганные глаза, – что перед едой надо помыть руки?
Аня быстро ополоснула их в ведре, вновь посмотрела на
Ленчика. Тот одобрительно кивнул, как бы позволяя приступить к трапезе. И Аня
торопливо начала есть. Покончив с картошкой, она сжевала кусок хлеба, запивая
его водой. Когда посуда опустела, Аня вытерла рот рукой и, опустив голову, замерла.
Такое смирение произвело на Ленчика благоприятное впечатление. Он улыбнулся и
чуть ли не благодушно спросил:
– Сыта?
– Да, спасибо, – чуть слышно ответила Аня.
– Не за что. – Он присел на порожек, сложил ноги
по-турецки, кулаками подпер подбородок и уставился немигающим, поистине змеиным
взглядом на пленницу. – А теперь быстренько мойся и ложись бай-бай.
Не совсем понимая, чего от нее хотят, Аня тщательно вымыла
руки. Подумав, сполоснула лицо. Побрызгала водой на шею…
– И это ты считаешь мытьем? – зло бросил
Ленчик. – Поболтала руки и морду и считает – чистая! Раздевайся и мойся
по-хорошему!
– Не буду! – вспыхнула Аня. Ей отвратительна была
сама мысль, что придется обнажаться при этом уроде. – Уйдите, я помоюсь! А
при вас не буду…
Спорить Ленчик не стал – просто вскочил, рванулся вперед и
врезал Ане кулаком в челюсть. К счастью, Леонид Павлович преподавал не
физкультуру, а русский, поэтому не был сильным человеком, и его удар не нанес
ощутимого вреда здоровью (челюсть осталась целой, как и зубы), но все равно Ане
было очень больно. Так больно, что она на несколько мгновений ослепла. И, не
успев до конца прозреть, ощутила на своем лице еще один удар. Гораздо сильнее и
прицельнее. Теперь Ленчик метил в то место, куда бил до этого, чтобы Ане было
больнее.
– Перестаньте, пожалуйста, перестаньте, –
захлебываясь слезами, прошептала Аня. – Я больше не могу…
– Тогда делай, как сказал! – Он швырнул ее на пол,
сорвал с нее обрывки кофты, схватился за пояс юбки, чтобы снять и ее, но Аня
вцепилась в подол обеими руками и закричала:
– Я сама! Сама!
Ленчик тут же убрал руки и вернулся на свой порожек.
Аня, отдышавшись немного, перевернулась на спину. Села.
Закусив губу, чтобы не разрыдаться в голос, стянула юбку. На ней остались
только трусики и кое-как связанный за лямки лифчик. Аня очень надеялась, что
Ленчик не заставит ее обнажаться полностью, но она, как всегда, ошиблась.
– Раздевайся догола, – скомандовал он. – В
бане же ты не в белье моешься, правильно?
Она потянулась к бретелькам лифчика, но тут же отдернула
руки и тихо заплакала.
– Ну что опять? – рявкнул Ленчик.
– Я не могу… Я вас стесняюсь.
– Кобелей своих не стесняешься, а меня, своего учителя…
– Каких еще кобелей? – зарыдала Аня.
– С которыми ты трахалась, маленькая дрянь!
– Ни с кем я не трахалась… Я еще девственница.