– Я восхищаюсь вами… С детства… В смысле, юности… Вы
БОГИНЯ!
– Да-а, – протянула Дуда раздраженно. –
Только признаний преданного фаната нам сейчас для полного счастья не хватало…
Может, еще автограф попросишь?
– Не хами, Дуда, – одернула ее Эва. – Лучше
напряги свою память и вспомни, когда мы его, – кивок в сторону
покойника, – засудили.
– В ноль втором, а что?
– И сколько ему дали?
– Пять лет.
– Значит, он вышел полгода назад… – Она растерянно
глянула на подругу. – А я думала, все еще сидит… Надо же, как быстро время
пролетело!
– Интересно, где он полгода кантовался, что-то я о нем
не слышала… – Дуда опять заглянула в лицо покойника. – Наверное, в
своей родной деревне – вон какую харю наел.
– Напил, – поправил ее Пол. – Его лицо не
полное, а одутловатое, опухшее от пьянства. Сразу видно, он несколько лет не
просыхал.
– Может, его после смерти так разнесло, –
неуверенно проговорила Эва. – Насколько я помню, Кеша не был любителем
алкоголя. Травку покуривал. Иногда коку нюхал, а пил редко.
– Где ж он тебе в деревне коку найдет? – фыркнула
Дуда. – Там только самогон.
– Кто его, а? – глядя на подругу широко открытыми
глазами, спросила Эва.
– Не я, – по-своему расценила ее взгляд
Дуда. – Клянусь тебе…
– Да, конечно, не ты…
– И, конечно, не я?! – воскликнул Пол.
– А вот это еще доказать надо, – процедила
Дуда. – У тебя алиби есть?
– А у тебя?
– Мне оно ни к чему! Все знают, что я пацифистка!
– Я тоже пацифист. Я даже в армии не служил…
– Я в армии служил… ла, но людей я не убиваю. И
животных тоже. Даже тараканов не травлю. Мирно с ними сосуществую!
– Это еще не доказывает твою невиновность, – не
сдавался Пол, в ажиотаже не обратив внимания на странную оговорку. – Можно
любить тараканов и людей, но ненавидеть одного конкретного человека.
– Ты хочешь сказать, что я ненавидела И-Кея?
– Вполне возможно…
– Да я плевать на него хотела!
– А я тем более! Я даже не был с ним знаком.
Повисла напряженная пауза, во время которой оппоненты
сверлили друг друга хмурыми взглядами. Игра в гляделки закончилась после того,
как Эва воскликнула:
– Я знала И-Кея и не сильно его любила, но я не
убивала!
– Естественно, – поспешила успокоить ее Дуда.
– Естественно, – поддакнул Пол. – Кто угодно,
только не вы…
– И не я, – напомнила Дуда.
– Хорошо, и не вы. Тогда кто? Кому понадобилось убивать
спившегося зэка?
– Главное, ради чего? Я понимаю, когда мочат ради
выгоды. С целью грабежа, например, или завладения наследством. Но с этого-то
чего взять?
– Не все такие меркантильные, как ты, – устало
проговорила Эва. – Очень часто убивают свидетелей, сообщников, давних
недругов, шантажистов… А еще есть особая категория людей или нелюдей, которые
режут, душат, топят первых подвернувшихся под руку…
– Ты сейчас о ком говоришь? – осторожно спросила
Дуда.
– Ясно о ком, – проговорил Пол, многозначительно
кивнув. – О маньяках!
Услышав это слово, Эдуарда испуганно выкрикнула: «Мама!» Она
отличалась чрезмерной трусостью и богатым воображением – везде ей мерещились
садисты, психи, а в каждой собаке, даже карманной, она видела бешеного
волкодава. Крик получился чересчур громким, таким громким, что не проснуться,
услышав его, было просто невозможно…
Но никто не проснулся! Только женщина с ближайшего кресла
(судя по широкой спине, Матильда) перевернулась на другой бок, накрывшись с
головой пледом.
– Не понял, – пробормотал Пол. – Не понял,
почему никто не проснулся?
– Маньяк и их прирезал? – тихим голосом спросила
Дуда. – В живых остались только мы?
– Что-то покойнички слишком громко храпят, –
усмехнулся Пол. – Вы разве не слышите?
– Что-то слышу, – пролепетала Эдуарда.
– То есть все пассажиры, кроме нас, спят крепким сном.
– Я бы сказала, чересчур крепким, – поправила его
Эва.
– Вы точно подметили… – Пол подошел к Матильде,
склонился над ней, прислушался к дыханию, затем отдернул плед и пощекотал
женщину за ухом. Та, вяло отмахнувшись, продолжала спать. – Все
ясно! – воскликнул он, оставив фотографа в покое. – Их опоили
снотворным.
– Их? – переспросила Эва. – А нас почему нет?
– Давайте рассуждать логически. Все спят, а мы нет.
Значит, они выпили тот напиток, куда было добавлено снотворное, а мы
нет… – Он сосредоточенно нахмурился. – Итак. Мы все сели в самолет.
Заняли свои места. Взлетели. Затем стюардесса предложила напитки. Все они
обычно стоят, – он указал рукой на столик, тот самый, где в графине с
апельсиновым соком торчал нож для резки фруктов, – вот здесь. Соки,
газировка, вода, вина… Я лично пил пепси. Баночное. Банку открыли при мне. Так
и избежал снотворного… А что пили вы?
– Я минералку без газа, – припомнила Эва.
– А я водку, – сказала Дуда. – Летать боюсь,
поэтому предпочла крепкий напиток.
– Остальные что пили, не заметили?
– Матильда – «Маргариту», это точно. Она всегда ее
пьет. Ганди, как и я, водку. Только с соком. Его ассистентка Ларифан – мартини…
– Кто такой Ганди? – полюбопытствовала Эва.
– Клипмейкер наш. Вообще-то по паспорту он Генка
Дорогин, но ему имя свое не нравится, вот он кликуху и придумал… Ганди-то
намного лучше звучит!
– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – одернул
разболтавшуюся Дуду Пол.
– Да, не буду, – закивала Эдуарда. – Только
мне больше сказать нечего…
– Моя парикмахерша Натуся пила сок, – подхватила
эстафету Эва. – Кажется, грейпфрутовый. Визажистка, она же гример
Ника, – мартини со льдом. Как и Ладочка…
– А Ладочка у нас кто? – потребовал разъяснений
Пол.
– Инструкторша по йоге.
– Вы и ее с собой взяли?
– Естественно! Я без нее никуда!
– Кто еще в вашем штате? Массажист, банщик, мойщик ног?
– Только стилист и костюмерша. Но что они пили, я не
знаю…
Пол почесал затылок, затем нос, кадык, мускулистую грудь,
обтянутую эластичной футболкой. По Эвиным наблюдениям, такая почесуха означала
крайнюю степень мужской растерянности.
– Что-то не складывается? – на всякий случай
спросила она.
– Да уж… Не складывается… – Он глубоко
вздохнул. – Все пили разные напитки. Не мог же наш Сальери подсыпать свой
яд в каждую емкость.