Дверь квартиры восемьдесят шесть была, не в пример соседним,
обшарпанной, хлипкой, с покосившимся номерком, даже коврик на полу поражал
ветхостью. Аня аккуратно вытерла об него ноги, надеясь, что он не рассыплется
под толстыми подошвами ее ботинок, и позвонила. Раздалась оглушительная птичья
трель (в самый раз для глухой старухи – такой звонок не проигнорируешь), но
никто не открыл. Подождав минуту, Аня позвонила еще раз.
К ее удивлению никаких звуков из-за двери не послышалось.
Странно… Куда могла податься больная старуха на ночь глядя? В магазин, аптеку?
Что-то не верится, что в такую темень и гололед Голицына рискнет выходить из
дома…
Аня перестала терзать звонок – постучала. Никакого ответа.
Только дверь, на которую девушка обрушила свой кулачок, неожиданно отошла.
Открыто? Да, открыто – когда Аня толкнула дверь посильнее, та, повинуясь ее
толчку, распахнулась настежь.
Сначала Аня ничего не увидела – в большой прихожей было
темно. Но потом, когда глаза немного привыкли к мраку, она разглядела очертания
мебели, двери в комнаты, большой мешок на полу, наверное, с картошкой. В
квартире пахло любимыми духами Голицыной, а еще какой-то сушеной травой,
подгоревшей картошкой, сыростью и… кровью.
Аня медленно подняла руку, щелкнула выключателем. Помещение
осветилось тусклым желтым светом. Теперь можно было разглядеть не только
очертания, но и сами предметы: шкаф, зеркало, висящий справа от него светильник
в форме уличного фонаря, кресло под потертым пледом, оленьи рога над комнатной
дверью… Еще стало ясно – то, что лежит в углу прихожей, не мешок с картошкой, а
сама Лизавета Петровна.
Мертвая Лизавета Петровна!
И из ее груди торчит огромная деревянная рукоятка кухонного
ножа.
Старуху убили! Зарезали!
Дежа вю! Дежа вю! Дежа вю! Дежа вю!
Боже! Еще одна старая женщина убита ножом… Только ее убили
не в стиле ретро. Нет, эту зарезали по всем законам жанра «экшн». Жестоко,
грязно!
Аня с ужасом разглядывала труп несчастной женщины. Он был не
таким чистеньким, как бабусин. Тело Голицыной походило на месиво: залитое
кровью, израненное, истерзанное. Было очевидно, что убийца сначала нанес
старушке несколько ударов, а только потом всадил нож в сердце.
Как, оказывается, одуряюще, отвратительно, мерзко пахнет
кровь!
Зажав нос рукой, Аня начала пятиться.
Перешагнув через порог, развернулась, толкнула свободной
рукой дверь и, не медля ни секунды, помчалась вниз по лестнице – про лифт даже
не вспомнила.
Она выбежала из подъезда, ничего не видя вокруг, пронеслась
по тротуару. Свернула к шоссе. Добежав до подземного перехода, нырнула в него,
но не пошла на другую сторону дороги к остановке, а опустилась на грязную
ступеньку лестницы – ноги перестали ее держать. Ее трясло, руки были ледяными,
как и ноги, и нос, только слезы горячими ручейками бежали по лицу, скатывались
на шею и впитывались в пушистую шерсть шарфа.
За что? Этот вопрос бился в Аниной голове, как попавшая в
паутину муха. За что убили бедную старуху? И почему именно сегодня?
Аня уткнула свой холодный нос в ладони и шмыгнула. И что ей
теперь делать? Звонить в милицию? Да, конечно, поставить в известность стражей
правопорядка просто необходимо, но пусть это сделает кто-то другой… Она ни за
что не вернется в квартиру, умрет, но не вернется! И показаний давать она
больше не будет – все равно сказать ей нечего, но менты так просто не отстанут.
Прилипнут с вопросами, да еще скажут: «Что-то ты, девонька, слишком часто стала
нам подбрасывать трупы убитых старух. Очень странно!» И будут правы, это
чертовски странно, только Аня тут ни при чем…
Что же делать? Боже! Тут Аню осенило. Петр Алексеевич вот
кто ей нужен! Во-первых, он ее адвокат, значит, должен улаживать ее проблемы,
во-вторых, он мужчина, а на кого, как не на мужчину, можно положиться в такую
трудную минуту, и в-третьих, он сможет лучше нее объясниться с ментами.
Трясущимися от нетерпения руками она достала из кармана
сотовый телефон. Немного помудрив с меню, нашла в телефонном справочнике номер
адвоката (всего номеров было четыре: домашний, моисеевский, Стасов и
операторский, чтобы баланс узнавать), нажала клавишу дозвона. После четвертого
гудка ответили:
– Алло.
– Петр Алексеевич! – закричала Аня в
трубку. – Вы меня слышите?
– Прекрасно слышу. Кто это?
– Это Аня Железнова.
– Я слушаю вас, Аня, – приветливо, но немного
удивленно проговорил Петр.
– Голицыну убили! Зарезали! Я нашла ее! И я не знаю,
что делать…
– Где вы? – деловито осведомился он.
– Я в переходе. Рядом с ее домом. На Волоколамском
шоссе…
– Я знаю ее адрес. Ждите, через двадцать минут
буду, – бросил он и отключился.
Аня убрала телефон, уткнула голову в колени, закрыла глаза и
стала считать до тысячи двухсот, по ее подсчетам, именно через тысяча двести
секунд должен приехать ее спаситель – Петр Моисеев.
Петр
Он опоздал на какие-то пять минут, но когда прибежал к
переходу, девушка уже была на грани истерики. Она, скрючившись, сидела на
грязных ступеньках лестницы, тряслась как осиновый лист, икала, бормотала
какие-то цифры. Его она даже не заметила.
– Аня, – позвал ее Петр, легонько тронув за плечо.
– Тысяча пятьсот, тысяча пятьсот один, ты…
– Аня, Аня, вставайте, – строго сказал он и сильно
встряхнул ее.
– Вы опоздали.
– Да, я не рассчитал время, извините.
– Она там. – Аня махнула рукой в сторону
домов. – Лежит в прихожей. Вся в крови…
– Вставайте, – мягко сказал он, подхватывая ее под
локоть.
– Я туда не пойду! – панически выкрикнула она,
отстраняясь. – Там пахнет кровью!
– Я вас и не заставляю. Просто вы должны встать, потому
что на холодном сидеть вредно…
– Я могу ехать домой?
– Нет, вы посидите в моей машине, успокоитесь. Потом я
отвезу вас.
– А вы? – Она вцепилась в его руку. – Куда вы
сейчас?
– Я поднимусь в квартиру и вызову милицию.
– Не ходите! Там страшно… – Ее опять начало
трясти. – Давайте лучше вызовем милицию отсюда. У меня телефон есть…
– Аня, пойдемте к моей машине. – Петр силой поднял
ее со ступенек. – Я пробуду там недолго. А вы за это время успокоитесь.
– Недолго… Знаю я, как недолго… Они прицепятся, как
клещи… – бормотала девушка, когда Петр вел ее к своему «Пежо-607».
Когда дошли до машины, он открыл переднюю дверь, усадил Аню
на сиденье, вынул из бардачка купленную по пути фляжку с коньяком, из кармана
конфетку «Красный мак» (любимые конфеты, ими были набиты все Петины карманы),
протянул ей и то и другое.