– Мне пора, – говорит он. – До вечера.
Я вскакиваю и бегу к окну, чтобы заступить ему дорогу. Он останавливается передо мной и скрещивает руки на груди.
– Останься, – прошу я. – Пожалуйста. Просто полежи со мной. Мы можем положить между нами подушки. Обещаю не соблазнять тебя, раз уж ты напился. Останься на часок, я не хочу, чтобы ты уходил.
Он моментально поворачивается и идет к кровати.
– Ладно, – просто говорит он.
Потом бросается на кровать и вытаскивает из-под себя одеяло.
Я не ожидала, что получится так легко.
Ложусь рядом. Никто и не думает отгораживаться подушками. Вместо этого я кладу руку ему на грудь и обвиваю ногами его ноги.
– Спокойной ночи, – произносит он, отводя мои волосы со лба.
Потом целует меня в лоб и закрывает глаза. Я прижимаюсь головой к его груди и прислушиваюсь к стуку сердца. Через несколько минут его дыхание и сердцебиение становятся ровными, и он крепко засыпает. Рука немеет, я осторожно убираю ее и перекатываюсь на бок. Как только я укладываюсь на свою подушку, он кладет руку мне на талию, а ногами прижимается к моим.
– Я люблю тебя, Хоуп
[6]
, – бормочет он.
Гм…
Дыши, Скай.
Просто дыши.
Не так уж это сложно.
Вздохни глубже.
Я зажмуриваюсь и стараюсь убедить себя в том, что не слышала этого, что мне померещилось. Но он выразился совершенно ясно. И, честно говоря, я не знаю, чем сильнее огорчена: тем ли, что он назвал меня другим именем, или словом «люблю».
Я уговариваю себя не заехать ему по физиономии. Он выпил и наполовину спал. Она, возможно, ничего для него не значит. Это мог быть всего-навсего сон. Но… кто такая Хоуп, черт возьми? И почему он ее любит?
Тринадцатью годами раньше
Я вспотела, под одеялом жарко, но я не хочу снимать его с головы. Я знаю, что, если дверь откроется, неважно будет, укрыта я или нет, но с одеялом спокойней. Я приподнимаю край и смотрю на дверную ручку, как делаю каждую ночь.
Не поворачивайся. Не поворачивайся. Пожалуйста, не поворачивайся.
В моей комнате всегда тихо, и я ненавижу это. Иногда мне кажется, я слышу, как поворачивается дверная ручка, и от этого колотится сердце. Вот и сейчас от пристального разглядывания ручки оно частит, но я не могу оторвать от нее взгляд. Я не хочу, чтобы она повернулась. Не хочу, чтобы дверь открылась, не хочу.
Повсюду так тихо.
Так тихо.
Дверная ручка не поворачивается.
Она неподвижна, и мое сердце немного успокаивается.
Веки мои тяжелеют, и я наконец закрываю глаза.
Я так рада, что сегодня ночью дверная ручка не поворачивается.
Сейчас так тихо.
Так тихо.
Но потом слышится какой-то звук, потому что поворачивается дверная ручка.
Суббота, 27 октября 2012 года
Середина ночи
– Скай.
Мне очень тяжело. Тело налилось свинцом. Мне не нравится это чувство. На моей груди в физическом смысле ничего нет, но я ощущаю ни с чем не сравнимый груз. И печаль. Меня переполняет неодолимая и необъяснимая печаль. Мои плечи сотрясаются, и в комнате раздаются чьи-то рыдания. Кто это плачет?
Я?
– Скай, проснись.
Я чувствую, как Холдер обнимает меня. Он прижимается щекой к моей. Я лежу к нему спиной, и он крепко прижимает меня к груди. Я хватаю его за запястье и отвожу руку. Потом сажусь на постели и оглядываюсь по сторонам. На улице темно. Я ничего не понимаю и продолжаю плакать.
Холдер садится рядом и поворачивает меня к себе, смахивая слезы с моих глаз:
– Ты пугаешь меня, детка.
Он встревожен. Пытаясь обрести спокойствие, я зажмуриваю глаза. Я понятия не имею, что происходит, и задыхаюсь. Слышу свои рыдания, и из-за этого мне никак не вздохнуть.
Часы на ночном столике показывают три. Все постепенно начинает проясняться, но… почему я плачу?
– Откуда слезы? – спрашивает Холдер. Он притягивает меня к себе, и я не противлюсь. От него исходит уверенность. Когда я в его объятиях, мне хорошо и спокойно. Обнимая, он гладит меня по спине, то и дело целуя в голову и повторяя: – Не волнуйся.
Постепенно тяжесть перестает давить мне на грудь, печаль рассеивается, и я больше не плачу.
Но все же напугана, потому что прежде со мной не случалось ничего подобного. Никогда в жизни я не испытывала столь невыносимую грусть. И почему она казалась такой осязаемой?
– Ты в порядке? – шепчет он. Я киваю, уткнувшись носом ему в грудь. – Что случилось?
– Не знаю. Наверное, дурной сон.
– Ну так расскажи? – Он гладит меня по волосам.
– Нет, – мотаю я головой. – Не хочется вспоминать.
Он долго держит меня в объятиях, потом целует в лоб:
– Не хочется уходить от тебя, но мне пора. Тебе не нужны неприятности.
Я киваю, но не отпускаю его. Мне хочется умолять его не оставлять меня одну, но неохота показаться несчастной и напуганной. Плохие сны – обычное дело. Не понимаю, с чего такая реакция.
– Спи, Скай. Все хорошо, это просто сон.
Я ложусь и закрываю глаза. Чувствую, как ко лбу прикасаются его губы, после чего он уходит.
Суббота, 27 октября 2012 года
20 часов 20 минут
На парковке у галереи я обнимаю Брекина и Макса. Выставка закрылась, и мы с Холдером едем к нему домой. Я понимаю, что должна нервничать из-за того, что может случиться ночью, но совершенно спокойна. Все, что исходит от него, кажется правильным. Ну, кроме фразы, которая непрерывно прокручивается у меня в голове.
«Я люблю тебя, Хоуп».
Мне хочется спросить его, но никак не выбрать подходящего момента. Выставка была явно не местом для этого. Сейчас и можно бы, но всякий раз, открыв рот, я тут же его закрываю. Наверное, я боюсь не спросить, а узнать, кто она такая и много ли для него значит. Чем больше я протяну с вопросом, тем дольше не узнаю правды.
– Хочешь перекусить? – спрашивает Холдер, выезжая с парковки.
– Угу, – быстро отвечаю я, обрадовавшись, что он прервал мои мысли. – Чизбургер. И сырные палочки. И еще молочный коктейль с шоколадом.
– Капризничаешь, Принцесса? – смеется он и берет меня за руку.
Я отдергиваю руку и поворачиваюсь к нему.