Смерть под псевдонимом - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александрова cтр.№ 15

Имя действительно показалось Надежде Николаевне смутно знакомым. Она наморщила лоб, безуспешно пытаясь вспомнить, где она его слышала, но собеседник по-своему понял ее пристальный взгляд. Он засуетился, сунул руку в карман пальто и достал оттуда красную книжечку писательского удостоверения.

– Вот мой документ… – проговорил он, но не успел договорить: вместе с удостоверением из кармана выпала фотография. Эта фотография спланировала, как бумажный самолетик, и упала на пол возле левой ноги Надежды.

Сперанский побледнел, на лице его отразился самый настоящий ужас. Само его лицо, прежде породистое и вальяжное, утратило форму и оплыло, как сальная свеча. Он шагнул вперед, наклонился, потянулся за фотографией, но Надежда Николаевна опередила его, схватила снимок и спрятала за спину.

– Отдайте! Отдайте мне ее! – воскликнул Сперанский, протянув руки в умоляющем жесте.

– Ага! – догадалась Надежда. – Значит, вы пробрались в квартиру Кондратьева, чтобы найти эту фотографию?

– Ну да! – пробормотал мужчина. – Отдайте мне ее!

Его лицо выражало настоящее страдание.

– Ишь, как вас разбирает! – Надежда Николаевна, помня, что самый безобидный человек может стать опасным, если его загнать в угол, на всякий случай отступила, чтобы между ней и Сперанским оказался комод, и взглянула на снимок.

Это была фотография титульного листа рукописи. Сверху стояла фамилия автора – Николай Стерлигов, ниже, крупными буквами – название: «Белая волчица. Рассказ охотника».

Еще на листе можно было разглядеть расплывшийся штамп издательства и вписанную от руки дату – двенадцатое мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

И тут Надежда Николаевна вспомнила, откуда ей знакома фамилия собеседника.

Лет двадцать назад в одном из толстых московских журналов была опубликована повесть с таким названием – «Белая волчица». Повесть была написана очень ярко и живо, сюжет такой, что не оторваться, все ее читали, номер журнала с ней передавали друг другу. Потом она вышла отдельной книгой, еще через два года книгу экранизировали. Так вот, фамилия автора была Сперанский.

Надежда снова взглянула на фотографию… там была напечатана совсем другая фамилия – Стерлигов.

Истина забрезжила перед ней, но Надежда Николаевна еще не до конца ее осознала.

– Отдайте! – повторил Сперанский, чуть не плача. – Ну что вам стоит? Я вам заплачу… – и он снова полез в карман.

– Не нужны мне ваши деньги! – фыркнула Надежда Николаевна. – И вообще, не смейте предлагать взятку лицу при исполнении, совсем голову потеряли? И не лезьте в карман, неровен час, еще что-нибудь выроните! Ладно, так и быть, отдам вам фотографию, если вы мне все честно расскажете!

– Мне очень больно… это не тот поступок, которым можно гордиться… – пробормотал Сперанский, опустив голову.

– Ничего, расскажите, и вам станет легче! – посулила Надежда, как делали до нее тысячи следователей и судей.

Сперанский посмотрел на нее недоверчиво, однако взял себя в руки и приступил к рассказу.

Двадцать пять лет назад он работал в довольно крупном издательстве. Ему было тогда уже под сорок, литературная карьера не сложилась – время от времени пару рассказов печатали то в одном, то в другом журнале, но ни публика, ни критики не обращали на него внимания. Работа в издательстве тоже не приносила ни денег, ни морального удовлетворения. Приходилось целыми днями читать тысячи страниц откровенной безграмотной графомании и править халтурные творения, принятые издательством к публикации.

В общем, жизнь не удалась.

Но как-то раз, солнечным майским днем, на стол Сперанского легла рукопись с названием «Белая волчица». Валентин отложил ее в сторону, чтобы проглядеть позднее, в свободное от более приоритетных занятий время, и тут к нему подошел рослый, шумный, загорелый человек лет тридцати, от которого в унылом помещении редакции сразу повеяло бескрайним лесом, свежим ветром, дальними странствиями и приключениями. Он представился: Николай Стерлигов и сказал, что приехал из Сибири, привез свою первую повесть.

– Да, мне ее передали! – Сперанский небрежно похлопал рукой по рукописи.

– Ну, и как тебе? – грубый голос Стерлигова заметно дрогнул. Видно было, что судьба рукописи его очень волнует.

– Ну, я ее еще не прочитал, – и Валентин показал на груду рукописей, которые были у него в работе. – И вообще, уважаемый, у нас здесь не Сибирь, у нас принято обращаться «на вы».

Внутри у него все клокотало от возмущения. Он всю свою сознательную жизнь варится в литературном котле и до сих пор не добился внимания публики и товарищей по перу, а этот дикарь приехал откуда-то из лесу и хочет, чтобы все бросили свои дела и кинулись читать его «гениальное творение»!

Стерлигов смутился. Они немного поговорили, причем Сперанский держался с сибиряком довольно высокомерно: как-никак, он – сотрудник крупного издательства, профессионал, а тот – начинающий писатель, автор единственной повестушки… знай свое место!

Стерлигов погрустнел, простился и сказал, что зайдет на следующий день. Напоследок Сперанский, чтобы окончательно унизить сибиряка, с важным видом вручил ему свою недавно отпечатанную визитку, на которой значилось: «Валентин Сперанский, литератор».

Сибиряк сунул визитку в карман и поплелся прочь. Его фигура больше не выражала уверенности в себе и энергии. Возле двери он задержался, повернулся и проговорил:

– Ты… то есть вы мою рукопись не потеряйте, у меня только один экземпляр остался.

– Не волнуйтесь, – холодно заверил его Сперанский. – У нас ничего не пропадает.

И он демонстративно погрузился в рукопись очередного графомана.

Однако, едва только дверь за Стерлиговым закрылась, Валентин почувствовал какое-то странное беспокойство. Сибиряк произвел на него впечатление, от его посещения осталось чувство свежести и энергии. Воровато оглянувшись на коллег, он придвинул к себе рукопись Стерлигова и начал читать.

И с первой страницы понял, что перед ним – шедевр.

Яркий, образный язык, объемно выписанные характеры, крепко сбитый сюжет… были, конечно, некоторые мелкие шероховатости, но устранить их для опытного редактора ничего не стоит.

До конца рабочего дня он успел прочитать только половину рукописи, но оторваться не смог, взял ее домой и читал до глубокой ночи.

А дочитав, впал в депрессию.

Он сам с юности жил литературой, отдавал ей все силы души – и не добился ничего, а этот дикарь, сибирский охотник, впервые взялся за перо – и написал такую блестящую вещь, обреченную на успех у читающей публики!

На работу Валентин вернулся невыспавшийся и измученный. Не давать ходу рукописи сибиряка? Затерять ее среди редакционного самотека? А что, если потом кто-то найдет ее и прочитает? Его поймают на недобросовестности и профессиональной некомпетентности! Дать ей ход? Обаять наивного сибиряка, стать его постоянным редактором и на его плечах въехать в большую литературу? Унизительно, противно, но перспективы есть…