Ника стал бывать в их доме довольно часто. В отсутствие Маши
он развлекал Лешку, брал его с собой в квартиры, над которыми работал как
дизайнер, водил по музеям, в гости к известным людям: певцам, танцорам,
художникам. Те были гомосексуалистами, хотя выглядели почти все стопроцентными
мужиками. А Лешка всегда думал, что геи, все, как один, двойники Бориса
Моисеева.
Однажды, сидя вечером в гостиной, Ника вдруг признался ему…
в любви. Лешка врезал ему в челюсть и спустил с лестницы. Неделю он не
разговаривал с ним, даже не смотрел в его сторону. Потом, поостыв, позволил
себя навещать, но взял с Ники клятву не повторять больше таких фокусов.
Стали дружить дальше. Лешка привязался к своему другу,
скучал по нему, все больше тяготился обществом навязчивой Маши и неотесанного
Коляна. Он уже жалел, что так грубо обошелся с Никой, и, кажется, мечтал о том,
чтобы тот не сдержал клятву.
А однажды утром он понял, что полюбил. Хотя мысль о сексе с
мужчиной была ему по-прежнему противна, он уже не был столь категоричен и не
считал любовь к представителю своего пола чем-то постыдным. В то утро Лешка
собрал чемоданы и ушел жить к Нике. «Только ты меня не торопи», – попросил
он с порога. Ника улыбнулся и понимающе кивнул.
– Я приврал маленько, – пояснил сейчас Лешка
сестре, – пока мы только спим в одной кровати, между нами ничего не было,
кроме невинных ласк. Я, конечно, мог бы себя пересилить – с Машуней же
смог! – но не хочу, а Ника меня не торопит. Все должно идти естественно.
– А может, ты только внушил себе, что мужчины тебе
больше по вкусу?
– Я не гей, если ты это хотела от меня услышать.
– Ну, слава богу! Ты – бисексуал, что сейчас модно.
– Нет. Единственный мужчина, с которым я свяжу свою
жизнь, – Ника. Других для меня не существует. Женщин же я по-прежнему
люблю. Нет, женщин я не люблю, а хочу. Или нет… Ну, красотку задастую уж точно
хочу…
– Запутался ты, братец.
– Наверное. – Лешка грустно вздохнул. – Не
думал, знаешь ли, что со мной такое случится. Всю жизнь за юбками бегал, а
влюбился… в штаны.
Вернулся Ника. Улыбающийся, восторженный. Ирка заметила, как
нежно он посмотрел на ее брата. А, пусть себе живут! Может, Лешке на пользу
пойдет, все лучше, чем женитьба на танке в чехле из чернобурки…
Глава 2
Шел снег. Он кружил в свете фонарей, падал на грязный
тротуар, поблескивал на рекламных щитах. Ирка шла к станции метро, закрывая
лицо от ветра. Она устала и хотела поскорее очутиться в кровати. Работа ее
вымотала, хоть и прошло после отпуска не больше месяца, – Алан достал. То
ему то подай, то это. Совсем озверел начальничек!
Скорее всего, Любаша ему всю плешь проела, вот он и
срывается на подчиненных. Особенно Ирке доставалось, будто он отыгрывался на
ней за ее правоту. Дело было в том, что Люба пробы не прошла, у нее не
оказалось ни капли таланта, даже режиссерские подсказки не помогали. Русалка
больше походила на стройную бегемотиху – все делала неуклюже и невпопад. Ку
пришлось согласиться с тем, что снимать ее нельзя. Любаша устроила сцену прямо
в павильоне, после чего убежала. С той поры Алан был похож на грозовую тучу.
Мимо Ирки на тихой скорости проплыл белый «Линкольн». Везет
же людям! Сама она предпочла бы «Мустанг», но и такая машина ее бы устроила.
Как будто прочитав ее мысли, тот, кто сидел за рулем, притормозил. Автомобиль
остановился. Дверка приоткрылась, из салона показалась знакомая голова с
тщательно уложенными волосами.
– Игорь? – Ирка остановилась.
– Я это, я. Садись давай.
Она не заставила себя уговаривать и с удовольствием нырнула
в теплый салон.
– Какими судьбами? Инспектировал свои владения?
– Нет, я тебя искал.
– Вспомнил, что я приношу тебе удачу?
Ирка присмотрелась к Себровскому. Тот не изменился, разве
осунулся немного, но теперь она не находила его красивым. Глаза тусклые, губы
тонкие, уши оттопыренные… Одет, конечно, с иголочки, но в Москве таких пижонов
полным-полно. Как она могла когда-то им увлечься?
– Я за помощью к тебе. – Себровский достал из
кейса плоский сверток и спросил: – Ты могла бы подержать его у себя?
– А что это?
– Компакт-диск. Здесь компромат на многих политиков, в
том числе на кое-кого из министров. Номера счетов в швейцарских банках, скрытая
съемка их переговоров с бандитами, документы, подтверждающие их причастность к
торговле оружием. Здесь «бомба».
– И ты отдаешь ее мне? Но зачем?
– Сохрани, пожалуйста, диск.
– Меня не убьют из-за него?
– О его существовании никто не знает.
– Я что-то не поняла…
– Меня хотят убрать. Сначала они вздумали меня
посадить, но у меня депутатская неприкосновенность. И теперь они решили от меня
избавиться другим способом – на меня было совершено покушение.
– Я ничего не слышала.
– Я не дал информации просочиться. В меня стреляли,
помог только счастливый случай – я поскользнулся и упал, пуля прошла выше. Тем
же вечером я связался с одним из тех, кто, по моему мнению, затеял охоту на
меня, и предупредил, что разослал пять СД-дисков с компроматом на пять
телекомпаний, а еще пять хранятся в редакциях газет, и в случае моей смерти они
будут раскодированы. Кажется, это их остановило, но уничтожить диски пытались,
пытаются и сейчас. О существовании одиннадцатой копии они не догадываются. Я им
о ней не сказал и не скажу. Информацию ты запустишь в Интернет сразу, как
только узнаешь о моей смерти, она не зашифрована. Этот диск не страховка – он
орудие мести.
– Игорь, ты мне настолько доверяешь?
– Доверяю, – твердо ответил он. – А если я
ошибся в тебе, то… то так мне и надо.
– А тебе меня не жалко? Вдруг они все же узнают обо
мне?
– Не узнают.
– Я под пыткой все скажу, – предупредила Ирка, а
потом мрачно добавила: – И меня все равно убьют!
– Не говори глупостей, Ира! Ты совершенно вне
опасности, к тому же все продлится не больше месяца. После я заберу диск у тебя
и спрячу за границей, там надежнее.
– Вот и спрячь!
– Я отблагодарю тебя по-царски.
– Ага, если выживешь. А если умрешь?
– Я оставлю указания своему адвокату. Сколько бы ты
хотела получить за услугу? Десяти тысяч будет достаточно?
– Да не нужны мне твои деньги!
– Хорошо, я сделаю все, что ты попросишь. В разумных
пределах, конечно.
– Игорь, почему все же ты обратился ко мне?
– Я никому не доверяю. Даже друзьям. – Голос
Себровского стал тусклым, а лицо как-то сразу сделалось уставшим. – Ты,
по-моему, человек честный, к тому же у тебя недостаточно связей и смелости,
чтобы воспользоваться информацией, записанной на диске, для собственной выгоды.