Спросил громко, не боясь, что услышат. Али принимал гостя в отдельном кабинете своего ресторана. Привычку эту Али перенял у своего предшественника, Садреддина Гейдаровича Мехтиева. Так действительно было спокойнее. Да и уважаемые гости чувствовали себя увереннее. И говорили свободнее. Вот как сейчас Абрек.
– Что с ним произошло? Головой повредился? Или конкретно на иглу сел? – Абрек налил себе вина и выпил. – Какого хрена он беспредельничает? Ты этих с Юго-Запада знал? Тебе нужно чужих на нашу территорию пускать? Нужно? Ты хочешь, чтобы они нас выдавили? Скоро вон новые уроды приезжают, с Севера. Что им Мастер отдаст? Твой кабак? Мою территорию?
Али еле заметно улыбнулся своей знаменитой неопределенной улыбкой.
– Лыбишься? – обиделся Абрек. – Думаешь, тебя твои эти отмажут?
Абрек не знал точно, кто именно «эти», но то, что есть у Али какие-то серьезные покровители на самом верху, догадывались многие из серьезных людей. Как и догадывались, что эти серьезные люди поддерживали вначале Гирю. И что, возможно, только благодаря этой поддержке, Гиря смог выйти живым из разборки, ставшей последней для того же Мехтиева.
– Ты с ними поговори, – понизив голос, предложил вдруг Абрек. – Попроси, чтобы они надавили на Мастера. Им же тоже беспредел не нужен. Ведь не нужен? Я же не смогу своих удержать, если и дальше такое будет твориться. И сам за ствол возьмусь. И не только я.
Али снова улыбнулся.
– Поговоришь или нет? – спросил Абрек. – Поговоришь?
– Поговорю, – сказал Али, и Абрек удовлетворенно хмыкнул.
Если Али сказал – Али сделает.
– Я поговорю, – сказал Али, – только не думаю, что они будут этим заниматься.
– Почему?
– Сам подумай. Мастер держит всех. Никто с ним не спорит. Общак тоже у Мастера. Если убрать Мастера, кто займет его место? Снова начнется беспредел. Ты и сам полезешь на территорию Атамана. Другие тоже кинутся туда. Начнете выжигать чужих, которых Мастер впустил. Нет?
– Не хрен им на чужой территории… – вспылил Абрек, но тут же замолчал.
Али был прав.
– И что тогда делать? – спросил Абрек.
– Не знаю, – спокойно сказал Али. – Я поговорю, но ты сам понимаешь.
– Понимаю… – Абрек встал из-за стола, пожал руку Али и направился к двери.
Потом, словно вдруг вспомнив что-то, остановился и посмотрел на Али.
– Что? – спросил тот.
– Ты поговори, – сказал Абрек. – А я тоже поговорю.
– С кем?
Абрек усмехнулся, и улыбка эта, похожая на оскал, была почти счастливой. Так мог улыбаться волк, нашедший выход из ловушки.
– Я поговорю с Зеленым, – сказал Абрек.
Али на этот раз не улыбнулся. Он молча достал из кармана ручку и написал на салфетке несколько цифр. Протянул салфетку Абреку.
– Это что? – спросил Абрек.
– Телефон Зеленого, – сказал Али. – Звони, если не боишься.
Глава 6
В «Космосе» было людно. И шумно. И музыкально. В общем, как обычно в это время суток. «Космос» был местом не столько приятным, столько престижным. В натуре. Если ты ходишь в «Космос», то у тебя есть бабки, у тебя есть крутизна, и ты четко определяешь свое место в обществе.
Пацан, имеющий серьезные виды на даму, просто обязан был пригласить ее в «Космос», иначе дама эти виды серьезными не посчитает. И если кто-то хотел чисто побазарить без проблем, то «Космос» для этого был самым подходящим местом. Скандал или, еще хуже, драка в «Космосе» пресекалась сразу же и очень жестоко. Причем, местная охрана иногда и вмешаться не успевала. Провинившегося козла посетители выносили на улицу и там уже, вне уважаемых стен ресторана, объясняли уроду, что, где и когда можно, а что нельзя.
Границей спокойствия считалось крыльцо. И поэтому одна из не поладивших в зале сторон, бывало, топталась перед крыльцом, чтобы дождаться возможности получить сатисфакцию. Пацаны иногда даже хвастались тем, что в «Космосе» еще никого не замочили.
Посетители ресторана обычно знали друг друга, хотя частенько попадались и пришлые. К таким официанты относились несколько настороженно.
Гринчук входил в обе эти категории. Он, таки да, знал практически всех постоянных посетителей кабака. Постоянные посетители, ясное дело, знали Гринчука, но при всем при этом, Гринчук был именно пришлым, чужим и опасным. Очень опасным.
Когда Гринчук появился на пороге зала, на него вначале никто не обратил внимания. Первым отреагировал метрдотель. Петрович рванул навстречу посетителю почти неприличной рысцой. Зрелище рысящего Петровича заставило оглянуться официантов, а затем посетителей.
«Твою мать!» – вырвалось одновременно у двух десятков посетителей ресторана. Двое чуть не сорвались с места, чтобы покинуть зал, а пятеро торопливо отодвинули ногой в сторону «дипломаты» и сумки, стоявшие возле их стульев.
– Юрий Иванович! – в голосе метрдотеля звучало восхищение, подобострастие и ужас, смешанные в равных пропорциях. – Вы кого-то ищете, или зашли отдохнуть?
– Отдохнуть, – сказал Гринчук.
– Пожалуйста, столик! – метнулся вперед Петрович.
Столик был заказан директором небольшого привокзального рынка, но директор может и обойтись.
– Присаживайтесь, Юрий Иванович.
Гринчук прошел сквозь напряженные взгляды посетителей и сел за столик.
– Что будем заказывать?
– Ко мне должна прийти дама, – сказал Гринчук. – тогда и закажем. А пока – стакан холодной воды.
– Газированной?
– Да, – кивнул Гринчук. – С пузырьками.
Зала он старался не рассматривать. Не хватало еще, чтобы народ начал нервничать и разбегаться.
Возле второго столика справа сидел Уж, а это процентов на шестьдесят означало наркотики в дипломате или в сумке. Возле самого оркестра, игравшего в этот момент что-то латиноамериканское, сидели Алекс и Костя Жестяной. Если бы Гринчук все еще был райотдельским опером, то обязательно поинтересовался карманами этой пары.
Проглот, кажется, разводит очередного лоха, а Сулико пасет полтора десятка своих красавиц, разместившихся у бара.
Нам сегодня не до них, подумал Гринчук. Нам сегодня вообще…
Хреново нам сегодня.
Это перед Михаилом и Братком он может хорохориться и держать марку. И перед генералом он мог нагло улыбаться, подписывая свой рапорт об увольнении.
Рапорт об увольнении. Так просто – написать несколько строк на листе бумаги. Так просто и так хреново. Все равно ведь понимал, что придется уходить. Понимал, что дальше этот аттракцион продолжаться не может. И даже если бы не события последних дней, все равно пришлось бы принимать решение.