Охранники не стали ни подтверждать, ни опровергать эту очевидную истину.
– Двадцать на три не делится, – продолжил Гринчук, с интересом рассматривая купюру. – Без остатка.
– Нет, – вздохнул старший.
– А вот и делится, – радостно сообщил Гринчук. – Каждому из вас полагается по шесть долларов с мелочью. Держите.
Гринчук аккуратно разорвал купюру на три равных части и протянул их охранникам:
– Заработали.
Охранники взяли обрывки.
Гринчук сел за руль.
Старший подошел ближе, и Гринчук снова открыл дверцу:
– Что?
– Вы не говорите, пожалуйста, Баеву…
– О чем? – спросил Гринчук.
– О… – начал старший, но спохватился. – Ни о чем. Спасибо.
– Странная штука – жизнь, – задумчиво сказал Гринчук, выводя машину на дорогу. – Твой Паша – имеет бабки, имеет возможность купить почти все, что хочет. Но лезет в драку за, извини, Мила, за сопливую девчонку, которых у вас в лицее хоть пруд пруди. При этом романа у вас с ним нет.
– Нет, – согласилась Мила.
– Как думаешь – почему?
– Не знаю. Наверное, трахнуть меня сегодня хотел, а вы помешали, – Мила вздохнула. – И пацанам, наверное, уже рассказал.
Гринчук молча искоса посмотрел на Милу, но от комментариев воздержался.
– А что мне теперь делать? – в голосе Милы звучала грусть. – Где мне найти такого…
– Какого? – спросил Гринчук, чтобы поддержать разговор.
– Как вы, – просто ответила Мила.
– Это ты брось, – быстро сказал Гринчук. – Эту тему давай сразу же обсуждать не будем.
– Почему? – удивилась Мила. – А, вы думаете, что я вас хочу в постель затащить…
Гринчук хмыкнул.
– Нет, я понимаю, что не в вашем вкусе. И я видела вашу Ингу, на дне рождения у Гончарова. Я с такой соревноваться не смогу… А вот такого как вы найти…
– Слышала песню «малолетка – дура дурой»? – спросил Гринчук. – Это про тебя. Ты еще не поняла, что такие как я счастья женщине принести не могут? Это со стороны может показаться, что такие крутые пацаны, как сам Зеленый…
Мила заинтересовано обернулась к Гринчуку, и тот осекся. Помолчал.
– Понимаешь, Мила, – совсем другим тоном сказал Гринчук, – ты и твои приятели… Парни твои… Вы еще слишком маленькие. Юные. У вас пока выросло то, чем вы можете трахаться. А то, чем можете любить… Как тебе это объяснить…
– Я понимаю, – серьезно сказала Мила.
– Да? Хорошо. А то я сам ни как не пойму, что происходит со мной и женщинами. С Ингой… Вся жизнь приучила меня к тому, что нужно быть готовым к потерям. Что в любой момент то, что мне дорого, может исчезнуть, – Гринчук говорил задумчиво, будто говорил сам с собой, словно Милы не было в салоне. – И я готов к этим потерям. И каждый раз, прощаясь с Ингой, я готов к тому, что завтра ее не увижу. Это похоже на любовь? Или нет? Когда любят – не могут жить без человека. А я с первой минуты готовлюсь ее потерять… Потерять и жить дальше.
Рука Милы легла на руку Гринчука:
– Дядя Юра, не нужно так. Все…
Гринчук усмехнулся невесело.
– Извини, Людмила, задумался, – сказал он.
– Я понимаю, – сказала Мила. – Я Инге ничего не скажу. Честно. Только…
– Что?
– Пиво мне даже родители разрешают. И если вы в следующий раз мне станете запрещать… – Мила хитро улыбнулась.
– Девушка, – суровым тоном произнес Гринчук. – Шантаж – это преступление. Я, конечно, готов пойти на некоторые уступки, но…
Машина остановилась возле дома Чайкиных.
– Вы теперь будете делать все, что я скажу! – заявила шантажистка. – Вот, например, можете поцеловать меня в щеку.
– Ладно, – покорно согласился Гринчук, – давай свою щеку.
Уже выбравшись из машины, Мила спохватилась:
– Чуть не забыла… Вы идете послезавтра на день рождения Махмутова? Вам уже прислали приглашение?
Гринчук закрыл глаза и застонал.
– Надеюсь, что обо мне забыли.
Но надеялся он напрасно. Приглашение в длинном конверте ему вручил Михаил, когда Гринчук приехал к бабе Ире.
Гринчук вошел в комнату, Михаил полез в карман, достал конверт и молча протянул.
– Есть хочешь? – спросила Ирина.
– Только чаю.
– А коньячку? – предложил Доктор. – Медицина рекомендует.
– А правила дорожного движения – нет, – сказал Гринчук. – Я за рулем.
Ирина взяла чайник и вышла на кухню.
– Что это вы все смурные? – спросил Гринчук. – Телевизор и тот не разговаривает.
Михаил взял из вазы яблоко и стал его чистить ножом.
– Миша рассказал нам о своей проблеме, – Доктор посмотрел на Михаила. – Ирина ужасно расстроилась.
– Ничего, – сказал Гринчук. – Прорвемся. Я уже предупредил Полковника. Еще месяц, и мы вплотную этим займемся.
– Со своей стороны… – Доктор снова оглянулся на Михаила, – я не вижу особых изменений. Есть некоторая усталость, но не более того. Вот наступит лето, вы соберетесь вместе и съездите на море. Помню, в семьдесят третьем, я ездил в Крым. Жена… Тогда у меня еще была жена… Жена осталась дома, а я… Вино, море и женщины. Я, кстати, настоятельно рекомендую именно такую диету. Море, женщины, вино. Причем, вином и морем – не злоупотреблять.
– А женщинами? – спросил Гринчук.
– По возможности, – сказал Доктор и поднял указательный палец. – Всех женщин вы осчастливить не сможете, но стремиться к этому нужно. С единственным условием. Осчастливить. Сделать женщину счастливой хоть на миг. Им так не хватает счастья.
Вошла Ирина. Молча налила в чашку Гринчуку кипяток. Добавила заварку. Подвинула сахарницу и вазу с печеньем.
– Вы не поверите, Юрий Иванович, – продолжил тему Доктор. – Я сейчас, с вашей легкой руки, выступаю в роли психоаналитика, так чего только не услышишь от наших уважаемых и материально обеспеченных женщин. И, как верно писал классик, все они несчастны по-своему.
– Фрейд? – уточнил Гринчук.
– Побойтесь бога! – всплеснул руками Доктор. – При чем здесь Фрейд?
– Так ведь психоанализ.
– Это Толстой! Лев Николаевич.
– Он тоже занимался психоанализом? – Гринчук насыпал себе в чашку сахар и посмотрел на Доктора с самым невозмутимым видом.
– Кто? Толстой? – опешил Доктор.
– Лев Николаевич, – кивнул Гринчук.
Доктор набрал в легкие воздух, но потом вдруг засмеялся и погрозил Гринчуку пальцем: