– Так на хрена тащили тебя? Этот умный бог, твой спаситель, взял бы, отправился в Проклятый город, там применил ваш божественный хитрый способ и…
– Разрушитель по возмущению Силы сразу бы понял, что у него гости, – пояснил Бродяга. – Сразу же. Перестал бы скрываться и нанес удар… ты не знаешь, что такое Сила Кровавой жертвы. Какая это мощь, даже если жертва одна. Один человек… Бог перестает контролировать Силу, Сила управляет богом, делая его смертью и разрушением. Ты этого не знаешь…
– А ты? – спросил Бес. – Знаешь?
– Знаю, – сказал Бродяга.
– Кто ты? – спросил Бес.
– Кто я? – повторил Бродяга.
Кто он? Дворец. Дорога. Пустыня. Расселина. Бездна. Пустота. Тьма. Дикая боль, каждое мгновение разрывающая его и снова комкающая в жестких ладонях. Клокочущая ярость, ненависть ко всему». Пьянящая вспышка всемогущества.» Отвратительная, как…
Бродяга шел в своих воспоминаниях назад, упрямо проталкиваясь между болью и отвращением. Шел туда, откуда пришел. Шел, чтобы понять – кто он.
Боль. Яростная, рвущая боль, Сила, полосующая его, раздирающая в клочья. За что? Почему это с ним? Так больно! Всего мгновение назад он просто был. Был. Он просто шел через Зеленый ад. Ему нравилось продираться сквозь Влажный лес, оставлять после себя дорогу, знать, что только бог может выжить здесь… Вспышка. Боль. Боль. Боль. Боль.
Бездна. Псы. Боль. Расселина и пустыня.
Он не помнил, что случилось с ним там, в Зеленом аду Влажного леса. Не помнил, как не помнил и того, что именно происходило с ним в Бездне. До Зеленого ада? Он был богом. Он помнил лица и голоса других богов, он помнил ослепительные льды Горы, помнил Силу, потоком идущую от алтарей и жертвенников. Помнил небо… Простое голубое небо, а не нынешнюю лаковую твердь. Помнил звезды, среди которых нужно было искать созвездия. Звезды, которые плели тончайшую паутину, а не поблескивали шляпками бронзовых гвоздей.
Дальше… Дальше, приказал себе Бродяга. Сотни лет, похожих друг на друга. Век за веком – он и боги. Он среди них. Тысячи лет… И вспышка. Воспоминания разлетелись в мириады осколков, натолкнувшись на непреодолимую стену.
Бродяга закрыл лицо руками, словно пытаясь защититься от этих осколков. Осколков своей памяти.
– Ты чего? – спросил Бес осторожно. Бродяга медленно оторвал руки от лица, открыл глаза и встал с колен.
– Нам пора, – сказал Бродяга. – Пора идти.
– Пора так пора, – не стал спорить Бес. – Только заскочим в храм к Самке, я ей шепну свой секрет.
Бес вышел в коридор. Бродяга пошел следом. Стражники на всякий случай посторонились, пропуская странных мужиков. Не богов, об этом они спросили у знакомого жреца храмовой стражи. Силой от них не пахло.
На мосту Бес остановился и посмотрел на восток. Светало.
От реки тянуло сыростью, и налетевший ветер рвал туман в клочья.
Бес спохватился, расстегнул пряжки и снял с себя перевязь с мечами. Аккуратно, чтобы не лязгнуть металлом, положил их на мосту.
– Ты уверен, что получится? – спросил Бродяга.
– Ты о пророчестве? Абсолютно. Когда я это понял – удивился, что остальные не додумались. – Бес поежился от сырости. – Вот за это я и недолюбливаю Вечный город. Осенью – сыро и холодно. Летом – сыро и душно. Все время сыро.
Пока они шли к храму, Бес все объяснил. И Бродяга был вынужден согласиться, что да, действительно. Все очень просто.
Бес сразу признался, что не слишком оригинален. Решение он нашел уже готовое, нужно было просто его применить.
На востоке, у самого Восточного моря, находились Четыре Царства Середины. Остальной мир жители этих Царств старались не замечать, забредших чужеземцев в лучшем случае выдворяли за свои границы… Если хотелось воевать, то воевали они между собой. Два на два, три на одного, один на один. Либо вчетвером против любого постороннего. В мирные годы правители Четырех Царств способствовали развитию поэзии, живописи и искусства любви. Две тысячи лет.
Была даже составлена особая книга, именовавшаяся Книгой воплощенной страсти, которая содержала описания способов, позиций, ласк и любовных игр. Бес, если честно, стал разыскивать эту Книгу с тайной надеждой обнаружить там новую позицию. Но среди тысячи приведенных новой не было. Жители Четырех Царств считали тысячу символом гармоничной вселенной, достигнув ее, дальше изощряться не стали. Но спустя тысячу лет после основания Четырех Царств с севера пришли дикие всадники, которые каким-то чудом не просто завоевали Царства, но умудрились создать собственную династию и править двести лет.
Столь важное событие не могло не оставить своего отпечатка на жизни Четырех Царств Середины. Дикие кочевники перестали быть и дикими, и кочевниками. Скоро они вообще растворились среди остальных жителей Четырех Царств, оставив обычай содержать конницу, заплетать волосы в косичку, хоронить родителей в стенах домов. И заодно они удвоили количество позиций в Книге воплощенной страсти. Нет, дикие кочевники не отличались особо изощренным воображением. Просто сами жители Четырех Царств были настолько потрясены нравами и дикостью завоевателей, что дополнили Книгу одним-единственным пунктом.
– Прикидываешь? – засмеялся Бес. – Ма-алень-кая приписочка такая.
– «Важно заметить, – нараспев прочитал по памяти Бес, – что список позиций следует удвоить, дополнив его позициями диких всадников. И как ночь противопоставлена дню, как белое противостоит черному, вода – суше, пламя – земле, так и позиции диких всадников суть та же идеальная тысяча, только со звериным выражением лиц любовников». Круто?
Бродяга задумался. Ему было несколько не до того, чтобы вникать в изыски Четырех Царств Середины. Да и все эти Четыре Царства на его памяти были двумя десятками деревень, расположенных в дельте Жирной реки. Но Бес, пожалуй, прав.
– Я еще и этот… прецедент нашел, – сказал Бес уже возле самого портала Главного храма. – В записях Храма Всех Богов. Когда искали способ освободить от обета кого-то из ваших. Или кого-то из младших богов, точно не знаю. Он, типа, поспорил, что вечно будет двигаться. Не идти, а двигаться. Повезло бедняге, что так сказанул. Уж не помню, на что он спорил, но таки выиграл. Боги присудили, что удары сердца, сокращение легких и селезенки, равно как и движения лица, именуемые мимикой, суть движения телесные, не менее важные и заметные, чем движения остальных телесных членов. Так что – мы не можем заставить сердце и печень работать по-другому, но мимику… Для начала – дикое выражение лица. А там – посмотрим.
– Ты хоть бессмертие себе попросил? – Бродяга присел на ступенях храма, подстелив плащ. – Попросил? Или море амброзии? Это тянет.
– Зачем? Это ведь ты обещал мне дать. Я с тобой договорился. – Бес поднялся по ступеням. – Не хочешь зайти?
– Ты ее, главное, сюда не выводи, – устало отмахнулся Бродяга. – И не задерживайся.