– Я умоляю. – Царь опустился на колени. Жрец отвернулся и пошел к храму.
– Верни жизнь моему ребенку! – крикнул царь, Царица медленно, не выпуская из рук тела ребенка, села на каменные плиты.
Жрец уходил к воротам храма бога Войны. Фигу ра бога, вырубленная из цельного куска белого мра мора, сияла на солнце. Тень лежала на своем месте у ног.
Царь оглянулся на стоящую в стороне жрицу Доб рой богини.
– Проси что хочешь, – сказал царь. – Только верни ему жизнь.
Жрица покачала головой. И ее жест повторили все жрецы, стоявшие тут же на площади и принимавшие участие в празднике. Жрецы всех богов славного го рода…
– Но вы же можете! – крикнул царь. – Можете ведь!
– И да, и нет… – тихо сказал жрец Огненного бога. – Можно оживить, но нельзя нарушить волю одного из богов. Нельзя.
Нельзя, сказали жрецы. Нельзя, скользнуло по площади, от человека к человеку.
Царь, не вставая с колен, оглянулся на жену и сына. Мертвого сына. Неловко, словно парализованный нелепо дергаясь, на коленях добрался до них. Провел ладонью по луже крови. Поднес ладонь к самым глазам, словно пытаясь что-то рассмотреть. Посмотрел на храм бога Войны.
Жрец стоял у подножия статуи, и лицо его не бы ло бесстрастным. На нем была гордость, показалось царю. Удовлетворение.
Царь встал.
– Нельзя нарушать волю бога, – тихо сказал царь, но в мертвой тишине на площади слова про звучали как гром. – Их двадцать – сильных богов нашего города. И еще сорок – мелких. И волю ни одного из них нельзя нарушить. Достаточно заручиться поддержкой самого ничтожного из богов – и ничто уже не сможет остановить тебя. И ничто не может спасти твоего врага.
Царь снова посмотрел на свою окровавленную ладонь.
– Зачем тогда столько богов? – спросил царь и обернулся к жрецам: – Зачем мне столько богов, если никто из них не способен остановить несправедливость… Если любая гнусность становиться непоколебимой волей бога, когда принесены жертвы и заключен договор. Я могу купить что угодно, но не могу купить… вымолить справедливость. В этом городе мало места для десятков богов. В этом городе есть место только для того бога, который вернет жизнь моему сыну.
Царь обвел взглядом жрецов.
– Верните жизнь моему сыну – и ваш бог станет единственным богом моего города. Только ему будут приноситься жертвы – обильные жертвы. Сделайте это сейчас – пока солнце на небе. Пока мой сын еще не попал окончательно под власть смерти… Единственный бог! Неужели вы этого не хотите? Жертвы – каждый день… Я заставлю… Всех, весь город. Я завоюю земли вокруг и заставлю племена на севере поклоняться только этому богу! Я смогу половину земли заставить поклоняться только этому богу… Тому, кто вернет мне сына.
Тишина.
Потрясенно молчали горожане. Молчали жрецы. Молчали боги. Легкий ветер шевелил яркие цветы, украшавшие дворец.
– Не хотите? Не хотите получить власть в городе за жизнь маленького, только что родившегося ребенка? – закричал царь.
Тишина.
Царь обернулся к толпе, словно высматривая кого-то.
– Мне говорили… – сказал царь. – Говорили, что только он имеет силу… И только его есть смыл о чем-то просить… И есть смысл просить только об одном… Я не верил… Не соглашался… А теперь…
По толпе прошло какое-то движение.
– Я согласен, – сказал царь, глядя в толпу. – Я согласен сделать это прямо сейчас. Сейчас… Я готов принести жертву, – сказал царь жрецу бога Войны. – Ты мне поможешь?
Жрец еле заметно улыбнулся. Чуть дернул щекой. Так и должно быть, говорила его улыбка. Так и должно быть.
Царь поднял с мостовой меч, решительным шагом подошел к загону с жертвенными животными.
– Которого? – спросил царь, тыкая пальцем. – Этого? Этого? Всех?
Улыбка на лице жреца проступила явственней.
– Начнем вот с этого. – Царь распахнул дверь загона и за золоченный рог вытащил самого крупного барана.
Баран заблеял, дернулся, но царь потащил его к храму бога Войны. Одной рукой, словно щенка.
– Здесь, – сказал царь, останавливаясь перед скульптурой. – Я сам – можно?
Жрец кивнул. Можно и здесь. Все нормально. Можно. Пусть все видят.
– Подержи, – попросил царь.
Жрец наклонился, взялся обеими руками за бараньи рога и потянул вверх, открывая горло барана для удара.
Солнце вспыхнуло на полированном лезвии меча. На смертоносном желто-красном зеркале. Вспыхнуло лезвие в то мгновение, когда меч замер, поднятый над головой. И каждый, каждый на площади вдруг понял, что сейчас произойдет нечто страшное, необратимое… и никто не успел ничего сделать. Никто ничего не успел даже сказать. Или вскрикнуть.
Меч вошел в грудь жреца бога Войны. Сразу под висящим на золотой цепи Знаком Власти. Вошел с хрустом, словно в старый, слежавшийся снег. Получивший свободу баран бросился в сторону, звонко стуча копытами по камням.
– Больно? – спросил царь.
На лице жреца больше не было улыбки. На лице было изумление. Жрец выпрямился.
– Ты еще жив? – спросил царь.
Жрец потянулся к мечу, словно желая вырвать его из руки царя.
– Нет, – сказал царь.
Меч двинулся вверх, взламывая грудную клетку.
– Вот так, – сказал царь. – Вот так. Глаза жреца расширились.
– А теперь, – царь резко повернул рукоять меча, – вот так.
Царь протянул левую руку к вспоротой груди жреца и поднял над головой алый комок сердца.
– Что сделаю я для людей? – крикнул царь. – Что сделаю я для себя?
Сердце еще продолжало биться, выбросив вверх красную струйку.
Но жрец был еще жив.
– Ты не умираешь, – крикнул царь. – Ты думаешь, что тебя смогут оживить… Нет! Никто из богов не может отменить волю другого бога. И никто не сможет забрать у бога принесенную ему жертву! Я жертвую тебя! Жертвую тебя Разрушителю! И прошу только об одном – гибели этого мира. Уничтожь этот мир!
Резко обернувшись, царь ударил жреца мечом по горлу. Царь недаром имел славу великого воина. Ему хватило одного удара. Вторым ударом он рассек сердце, которое держал в левой руке.
– А теперь попытайтесь это изменить! – крикнул царь, подняв лицо к небу. – Попытайтесь возразить Разрушителю!
Тишина. Мертвая тишина на площади. От ужаса люди словно разучились говорить. Их парализовало.
Царь отшвырнул в сторону сердце. Влажный шлепок о камень. Звон выпавшего меча. Царь сел на корточки возле обезглавленного трупа.
– Ваша очередь, – еле слышно сказал царь потрясенным жрецам.
…Пещера, факел, запах смерти.