Санёк схватил пульт от телевизора и, подпрыгнув, стукнул черной коробочкой по лампочке в напольном торшере, чей широкий конус плафона смотрел в потолок. Лампочка обиженно крякнула, забирая никому не нужный свет. Следом полетели обе лампы на тумбочках. Звон стекла поглощал свет. Оставались две лампочки в коридоре. Они были встроены в навесной полоток, и, сколько Санёк ни прыгал, толку не было. Пульт раскрошился, обсыпавшись ему в запрокинутое лицо, кусочек пластика попал в распахнутый рот. Санёк закашлялся, оседая на пол.
Козел попытался пройти через комнату. Тонкими ножками запутался в рубашке и озадаченно остановился.
– До середины девятнадцатого века Япония была закрытой страной, – с укоризной произнес он. – Правительство последовательно вело политику изоляции…
Козел споткнулся о край чемодана и вопросительно проблеял в сторону запертой ванной комнаты.
Санёк чуть приподнялся и осторожно вынул карточку из паза. Свет в номере погас.
Его долго не было. Ни когда Санёк выскакивал за дверь, ни когда он бежал по коридору, ни на лестнице. Сознание то включалось, то выключалось, как будто он время от времени терял его.
Пришел в себя Санёк от холода.
Он сидел на коленях перед разбитым окном. Сквозняком в образовавшуюся дырку задувало дождь.
Сотовый телефон в кулаке казался маленьким и хрупким.
– Ну, ты там чего? – надрывалась трубка голосом отца. – Эй, рыжий! Чего? Денег хватает?
Санёк уцепился за первый за весь сегодняшний день нормальный вопрос.
– Хватает, – быстро заговорил он. – Ты понимаешь, тут такое…
– Деньги-то не трать, – спокойно отозвался отец. – Приедешь, расскажешь.
– Я не могу потом! – заорал Санёк.
Ничем ему отец не поможет.
– Деньги не трать! – уперся в свое отец. – От матери получим. Ты ей звонил?
Саньку показалось, что отец сейчас даст отбой. В горле заклокотало. Холодный комок страха толкнулся из груди в голову.
– Погоди! – взвыл он. – Я тут…
Глазами обшарил мокрый пол, разбитое стекло, валяющийся в стороне молоток, свои залитые дождем колени.
– Потратился, что ли? – по-своему понял возникшее молчание отец. – Я тебе на карточку кину, не парься.
Санёк сглотнул, чувствуя, как пересохло во рту, как прилип язык к гортани. По спине прокатилась капелька пота.
– И на телефон доложу, – неожиданно легко расщедрился отец. – Ты долго только не болтай. Чего там осталось? Четыре дня – и уже дома.
Сто лет Санёк не плакал – от набежавших слез стало нестерпимо больно. Защипали глаза, заболело горло, заложило нос.
– Ну, ты там чего? – докрикивался отец. – Скучаешь, что ли? Матери позвони. Сань!
– Я! – горлом булькнул Санёк и опустил трубку.
Порыв ветра бросил в него дождь. Пахнуло духотой. Сезон Цую сбавлял обороты.
Очень хотелось в случившемся обвинить кого-нибудь. Вадю, Алису с Ильей, девчонок. Не получалось. Они были и виноваты, и нет. Да, все дружно поддержали его шуточки, но начал-то он.
Шмыгнул носом, протер глаза, проморгался. Тяжело дыша, посмотрел на экран телефона. Кто ему сейчас может помочь? Что он знает? Что обидел старика, и тот наслал на него какое-то проклятие. Что на других это проклятие не подействовало, только на него. Бонусом к страшной внешности он стал видеть призраков. Они начали на него сходить, как незатормозившие сноубордисты. Козел еще этот. Что он нес? Что-то про эпохи и империю. Историю начитывал.
Санёк выжал из глаз последние слезы, поднял телефон и вошел в Интернет.
В голове металась паника. Дышал он с трудом.
Какая есть зацепка? Японские имена и безостановочные буквы «ё» запрыгали у Санька перед носом. Ухватился за знакомое слово «самураи». Эпоха самураев, смелых воинов, с улыбкой распарывающих себе животы.
Информационные строчки казались бестолковым набором букв.
Полная изоляция. Отказ принимать послов. Закрытая торговля. Выращивание риса. Трудолюбие. Тщательность.
Что-то во всем этом наверняка было, но самостоятельно Санёк решить это не мог. Нужна была помощь.
Ветер залил дождем колени. Старческие руки покрылись мурашками.
Звякнула эсэмэска и следом вторая – пришли деньги на карточку и на телефон. Словно дождавшись райского момента богатства, телефон тут же заработал, выплюнув из себя саундтрек из сериала «Шерлок». Деловой такой музончик. Сразу захотелось выпрямиться, щелкнуть пальцами и, пока Ватсон ставит чашку на стол, найти ответ на возникшую загадку.
– Санёк, ну, ты чего? – канючил Вадя.
– Ничего, – буркнул Санёк.
Ватсон чашку поставил, задача осталась нерешенной. А все потому, что Санёк не успел щелкнуть пальцами.
– Мы в клуб. А ты где?
Общим фоном слышались голоса ребят, громкий смех Шишкиной, Алиса кого-то отчитывала. Даже как будто звуки игрушки Ильи вплетались в общий шум.
Спазм перехватил горло. Они там все вместе, им хорошо. А он… он…
Через боль заставил горло проглотить колючий комок, глубоко вздохнул.
– Я в номере…
Сказал и тут же испугался, что Вадя уже заходил и видел тот бардак, что он устроил.
– Болит чего? – в голосе Вади послышалось сочувствие.
Прерывая все же накопившиеся всхлипывания, Санёк открыл рот, чтобы послать и Вадю, и всю их компанию, когда в телефонной трубке возник другой голос.
– Конничива! – пропел Каору. – О-гэнки дэс ка?
– Да хреново все, чего там? – на выдохе пробормотал Санёк и устало откинулся на стенку.
– Я заходил, – пел Каору, видимо, не расслышав, что сказал Санёк. – Извините! Где вы?
– Гуляю. – Санёк не понимал, что говорит.
– Парк Уэно очень красивое место. Там жил сам император.
– Отвали ты со своим императором, – машинально отозвался Санёк.
– Там находится один из древних храмов Тосё-гу. Очень красиво.
На такую неожиданную информацию о достопримечательностях Токио Санёк не нашел что ответить. Он просто слушал.
– Вечером хорошая подсветка. А зонтик можно взять в гостинице. Около выхода есть стойка. Мы вернемся через два часа. Я буду рад вас видеть. Извините!
Каору как будто отошел в сторону, из фона исчезли знакомые голоса, больше не ржала трубно Шишкина, не подхихикивала Абрамова, замолчала Алиса. Зато появился какой-то другой звук. Что-то как будто журчало. Каору словно встал под водосточную трубу. Или сунул голову вместе с телефоном под кран.
Санёк не сразу сообразил, что сделала его рука. Сотовый шмякнулся о стенку в нише окна. Отскочила крышечка, запрыгал к подоконнику аккумулятор. Но все это было неважно. Главное, из ушей исчез противный певучий голос, рассказывающий о том, что еще можно сделать в Токио. Ничего здесь больше не сделаешь. Только бежать. Не зря прежние императоры выдерживали режим изоляции. Любому европейцу здесь смерть.