Король Терний - читать онлайн книгу. Автор: Марк Лоуренс cтр.№ 75

— Это казалось так просто — ненавидеть графа Ренара, — сказал я.

— Ты был… — Макин улыбнулся, — помешан на этом.

— Я был слишком юн. Я с трудом узнаю себя в том мальчишке.

— Ты не сильно от него отличаешься, — сказал Макин.

Снег над входом в пещеру стал более прозрачным, через образовавшееся маленькое отверстие в темноту проник дневной свет.

— Я был поглощен самим собой, своими желаниями. Остальное для меня просто не существовало. Ни моя собственная жизнь, ни жизнь других людей для меня ничего не значили. Все это казалось ценой, которую я должен был заплатить. Все это стоило того, чтобы сделать ставку на ничтожные шансы и выиграть.

Макин хмыкнул.

— Существует одно место, которое посещает каждый на своем пути от ребенка к мужчине. Ты просто перенял образ жизни местных.

Я потянулся к сумке на бедре и скользнул пальцами по шкатулке.

— Мне есть о чем… сожалеть.

— Мы все о чем-нибудь сожалеем, — Макин, не отрывая глаз, следил за копавшими дозорными. Поток света, проникавший в пещеру, делался все шире.

— Мне жаль, что в Геллете… Мой отец счел бы меня слабым. Но сейчас… я бы нашел иной способ.

— Иного способа не было, — покачал головой Макин. — Даже тот, что ты избрал, был невозможен.

— Расскажи мне о своем ребенке, — попросил я. — Это была девочка?

— Церис, — Макин с нежностью произнес имя, моргая, — дневной свет пробрался вглубь пещеры. — Сейчас она была бы старше тебя, Йорг. Ей было три, когда ее убили.

Уже было видно небо, голубой круг к востоку от снежных облаков.

— Я следую за тобой, потому что я устал от войны, — сказал Макин. — Хочу увидеть, когда она завершится. Хочу увидеть одну империю, а не ее осколки. Один закон для всех. Не важно, как и кто, главное — объединение и прекращение этого безумия.

— Вот оно что, настоящая преданность! — Я оттолкнулся от стены, встал и потянулся. — Разве принц Стрелы не станет самым лучшим императором? — Я направился к выходу.

— Не думаю, что он сможет победить, — сказал Макин и последовал за мной.

Очень давно, в дни мира и покоя, брат Грумлоу занимался резьбой по дереву, работал с пилой и стамеской. Когда приходят суровые времена, у плотника расширяются возможности попасть в неприятные обстоятельства. Грумлоу взял в руки нож и научился резать людей вместо дерева. Мой мастер ножа телосложения хрупкого, на вид тихий и мягкий, с округлым подбородком и грустными глазами. И весь он какой-то поникший, как его усы. Но вместе с тем у него быстрые руки, и он не боится острых лезвий. Попробуйте схватиться с ним, и он сумеет ножом вырезать о себе иное мнение.

Сто двенадцать человек выбрались из пещеры на поверхность склона чуть ниже перевала Голубой Луны. Я позволил начальнику Дозора произвести перекличку, когда все выстроились на рыхлом снегу. Было удивительно, что снег лавины, волной скатившейся с вершины по склону, молоком залившей вход в пещеру, мог удерживать мой вес и не давал моим ногам, когда я делал шаг, проваливаться больше, чем на пару дюймов. Я слушал имена и отклики на них, а чаще молчание вместо отклика.

Свежий снег поблескивал вокруг, идеально гладкий, ни капли крови, ни следа кровавого боя, который шел здесь всего несколько минут назад. И пока Хоббз вел перекличку, тысячи солдат под снежным покровом умирали от удушья, невидимые, обездвиженные.

Иногда я чувствую необходимость спровоцировать сход лавины внутри себя. Открыть чистую страницу — поверх прошлого. Tabula rasa. Хотелось знать, очистит ли эта лавина грифельную доску для меня. И в этот момент я увидел под белым покровом снега у себя под ногами темное пятно. Мертвый ребенок был чуть припорошен снегом. Даже мощь гор не могла стереть пятна с моего прошлого.

Пока Хоббз делал свою работу, я взял в руки медную шкатулку. Человек состоит из воспоминаний. Это все, что мы есть. Выхваченные из потока жизни моменты, запахи, сюжеты, разыгрываемые снова и снова на маленькой сцене перед нами. Мы — воспоминания, нанизанные на нить сюжета, истории, которые мы рассказываем самим себе о нас же самих, переходя из прошлого в будущее. То, что было в шкатулке, было моим. Было мной.

— Ну и что дальше? — тяжело ступая, подошел Макин.

Внизу у кромки лавины я видел движение, крошечные точки, остатки преследовавших нас солдат Стрелы возвращались, чтобы соединиться с основными силами.

— Наверх, — сказал я.

— Наверх? — Удивление Макина выразили его брови. Никто не умел изображать удивление, как он.

Неправильно умирать на полпути.

— Это не сложно. — Я пошел по склону, беря чуть влево от вершины, где перевал Голубой Луны прочертил глубокий след через склон горы Ботранг.

Хоббз увидел, что я иду по склону наверх.

— Наверх? — удивился он. — Но перевал всегда закрыт… — Он огляделся. — О! — И махнул рукой дозорным следовать за ним.

Я все еще держал шкатулку в руке: одновременно горячую и холодную, гладкую и выступающую острыми краями рисунка. Неправильно умирать, так и не узнав, кем я был.

Сейчас ребенок шел рядом, босыми ногами по снегу, его не пугал даже свет дня.

Ногтем большого пальца я открыл шкатулку.

Деревья, надгробия, цветы и она.

— Кто тебя нашел после того, как я тебя ударил? — спрашиваю я Катрин. — Кто был рядом с тобой, когда ты пришла в себя?

Она хмурится. Пальцы касаются того места на голове, куда пришелся удар.

— Монах Глен. — Впервые она смотрит на меня прежними глазами — зелеными, чистыми, проницательными. — О.

Я ухожу.

Я покидаю Реннатский лес и направляюсь к городу Крату. Высокий Замок возвышается прямо за ним. День тихий и безветренный, и дым из труб поднимается вверх, закрывая замок частоколом. Вероятно, чтобы спасти от меня.

Оказавшись в поле, я вижу, как Нижний Город стелется к реке Сейн и ее пристаням, дальше по возвышенности вверх взбирается Старый Город, его обгоняет Верхний Город. Римская дорога пересекает мою тропинку, и я иду по ней к Нижнему Городу, который открыт миру, потому что у него нет стен с воротами. У меня есть шляпа, спрятанная под туникой, бесформенная, из выцветшей ткани в клетку, какие носят головорезы на пристанях. Я прячу под нее волосы и надвигаю низко на лоб. В Нижнем Городе на меня никто не обратит внимания. Те, кто знает меня в лицо, туда не ходят. Я иду через Банлье — ветхие хижины, отвалы пустой породы — фурункул на заднице города. Здесь даже весна не способна заставить улицы зацвести. Дети роются в кучах грязи, оставленной бедным людом. Они бегут за мной толпой. Девочки лет десяти и младше отвлекают мое внимание большими глазами и яркими губами, в то время как худосочные мальчишки тянут из моего мешка все, что можно утянуть. Я показал им кинжал, и они испарились. Оррин Стрелы, должно быть, дал бы им хлеб. Он, должно быть, принял бы решение преобразить это место. А я просто иду по улицам. Потом я соскребу грязь с подошв.