Над темными холмами на востоке посветлело небо, и Катон выехал вперед, занимая позицию позади первой когорты. Макрон уже спешился и отправил своего коня назад. Командующий увидел его коренастую фигуру неподалеку от сигнума когорты. Услышав стук копыт, Макрон обернулся и приветственно поднял руку.
— Ваши люди готовы, префект? — окликнул его Катон, громко, чтобы слышали остальные.
— Грызут удила, командир, — весело ответил Макрон. — Ждут не дождутся, когда бой начнется.
— Отлично! К концу этого дня каждый штандарт в легионе завоюет право на украшение!
Катон остановил своего коня, перекинул ногу через седло и спешился, отдавая поводья Юнию.
— Надо переговорить.
Когда они отошли в сторону, чтобы никто не слышал, Катон тихо заговорил:
— Все зависит от того, удержит ли позицию первая когорта и будут ли остальные когорты действовать вовремя. Понимаешь?
Макрон повернулся к нему. В предрассветных сумерках увидел, как напряжено лицо младшего товарища. Ночью Катон кратко изложил ему и другим офицерам план ведения боя, а потом посвятил в детали плана его одного, когда они вышли из лагеря. Раздражение от того, что ему лишний раз напомнили о его обязанностях, быстро улетучилось, когда он увидел, насколько встревожен его друг. Макрон сбавил шаг и посмотрел прямо в глаза командиру.
— Командир, я знаю, что должен делать. И солдаты тоже. Пусть это тебя не беспокоит. План будет исполнен. Все, что остается, это ждать, когда выступит противник.
— А когда нубийцы подойдут?
— Солдаты исполнят свой долг. Это то, чему их учили. Когда начнется бой, это будет единственным, что будет руководить ими.
Катон внимательно поглядел на друга. Несмотря на его утешения, он не мог избавиться от опасений перед грядущей битвой. Он не боялся за себя самого. Нет, поправил себя Катон, всегда есть страх получить тяжелое ранение и долго умирать на поле боя. Еще хуже — стать калекой и выжить, всю оставшуюся жизнь являясь объектом жалости и насмешек. Возможность этого пугала его перед каждым боем, и Катон заставлял себя идти в атаку или удерживать позицию вместе с боевыми товарищами просто потому, что боялся позора больше, чем чего-либо еще. Это была тяжкая ноша его дружбы с Макроном, понял он. Все время бояться не оправдать доверие, которые испытывал к нему Макрон. Сейчас он отвечал за жизни тысяч солдат, и ноша стала еще тяжелее. Макрон и остальные смотрели на него, ожидая, что он приведет их к победе или умрет вместе с ними.
Катон никогда не считал себя храбрецом. И сейчас снова почувствовал эту дрожь внизу живота и стекающий по спине холодный пот. Странно, почему он не привык ко всему после стольких лет службы в армии, после стольких боев… Что заставляет его вспоминать ужасающие картины, виденные им после сражений, равно как и вымышленные образы, столь же ужасные, сколь и яркие? Катону казалось, что в нем живут два разных человека, постоянно борющиеся друг с другом. Катон, которым он хотел бы быть, — отважный, решительный, уважаемый всеми, не отягощенный сомнениями в себе; и другой, настоящий, — тревожащийся, робкий, ужасно чувствительный к мнению других о себе. Он бывал похож на первого только тогда, когда наслаждался моментом победы и признания, недолго, прежде чем вернуться в прежнее убогое состояние. Это раздражало Катона, и он смог отвлечься от этих мыслей лишь тогда, когда Макрон прокашлялся и заговорил снова:
— Этот твой план…
— Ну?
— Несколько необычен. Не скажешь, как он пришел к тебе в голову?
— Идея не моя, — признался Катон. — Просто вспомнил кое-что, прочитанное у Ливия.
— У историка?
— Точно.
Макрон поднял руку и потер лоб.
— Ты, это, значит, думаешь, что мы сможем повторить сражение прошлого? Из истории? О котором ты прочел в книге?
— Более-менее. Ситуация похожая во многих отношениях. Меньшая по численности армия берет инициативу в свои руки и побеждает противника, — объяснил Катон. — Думаю, ты слышал о битве при Каннах?
— Да, благодарю, — терпеливо ответил Макрон. — Но, насколько я помню, тогда у наших парней тоже все не слишком хорошо получилось.
[19]
Прежде чем Катон успел ответить, вдали на юге протрубила труба. К ней присоединились другие, а вскоре шуму добавили вражеские барабаны. Небо светлело, тончайший туман висел над Нилом, как шелковое покрывало.
Макрон с минуту глядел, как начинают шевелиться нубийцы.
— Теперь посмотрим, примет ли принц Талмис бой на наших условиях, — пробормотал он, глянув на Катона. — И будем надеяться, что он не читал Ливия.
Катон не ответил, стоя прямо и глядя поверх голов своих солдат на вражеский лагерь. Вскоре разглядел плотные массы пехоты и всадников, собирающиеся напротив строя римлян. Трубы, цимбалы и барабаны звучали все громче, и нубийская армия начала выходить из лагеря, закрывая огни догорающих костров, оставленных ими позади.
— Похоже, они собираются клюнуть на приманку, — кивнув, с облегчением сказал Катон. — Первый ход мы выиграли. Мне лучше пойти на командный пост. — Обернувшись к Макрону, он улыбнулся. — Не беспокойся, больше не стану напоминать тебе о плане.
— Как будто я мог его забыть, — ответил префект, постучав по своему шлему. — Может, у меня голова и дубовая, но мозги тоже есть.
Они пожали друг другу руки по-римски, за запястье, и Катон быстро вскочил в седло. Помахал рукой Макрону и пустил коня рысью, направляясь к небольшой группе офицеров, сидевших верхом сбоку от когорты резерва. Ветеран мгновение глядел ему вслед, а затем привычно проверил все ремешки на шлеме, доспехе и оружии. Убедившись, что все в порядке, отдал свой жезл из лозы одному из помощников хирурга, который проходил мимо с мешком бинтов.
— Не потеряй, — рыкнул он. — Вернешь после боя. Если попортишь, остатки я о тебя сломаю.
Помощник хирурга нерешительно взял у него жезл и пошел дальше, держа его в руке на отлете, так, будто жезл мог его укусить. Макрон ухмыльнулся и, сделав глубокий вдох, зашагал к оптиону первой когорты, который следил за его щитом, стоя среди знаменосцев. Ухватив щит за рукоятку, Макрон поднял его, прошел между двух центурий и выдвинулся шагов на десять перед строем римлян. Медленно оглядел шеренги противника, топающие им навстречу. Над нубийской армией уже повисло облако пыли, поднявшейся из-под ног. Макрон отвернулся и оглядел легионеров первой когорты. Отборные солдаты, лучшие в легионе, первое пехотное подразделение, которое вступит в сражение с врагом. Макрон глубоко вдохнул и начал речь:
— Сейчас некоторые из вас могут пожалеть, что избрали карьеру военного.
Некоторые напряженно улыбнулись, он разглядел это в сером утреннем свете. Некоторые даже засмеялись. Но были и те, подметил Макрон, чьи лица не изменились, будто застыли.