— Что не дает, командир?
— Не обессудь, сынок, но тебе это знать не по чину. Я не имею права ничего говорить, пока мы не отъединимся от легиона. Таков приказ.
— Интересно, чей? — поинтересовался Катон. — Легата, главнокомандующего или Нарцисса?
— Не закидывай удочки, я не скажу ни словечка. Придется тебе потерпеть.
Катон вздохнул и опять стал разглядывать приближающуюся береговую черту, а сам Макрон, насупясь, принялся вспоминать свой разговор с Веспасианом, состоявшийся еще в Галлии, в штабном шатре — при свете единственной масляной лампы и под дробь барабанящего по туго натянутой парусине дождя.
— На обратном пути вам, конечно, не обойтись без повозки.
— Так точно, командир.
— Подбери в обозе то, что тебе подойдет: я прикажу писцу подготовить нужное разрешение.
Веспасиан опустошил чашу и смерил центуриона пристальным взглядом.
— Я полагаю, ты сознаешь важность своей миссии?
— Так точно, командир. Когда речь идет о подобных деньгах, нужен человек, на которого можно полностью положиться.
— Именно, — кивнул Веспасиан. — Но это еще не все. Запомни вот что. Эти деньги — не просто деньги. В них залог идущего процветания Рима под рукой нынешнего императора, отчаянно сейчас нуждающегося в каждом куске золота или серебра. Положение его шатко, в армии собралось слишком много алчных ублюдков, особенно среди преторианцев. Клавдию постоянно приходится платить им за верность. Надеюсь, ты понял меня?
— Так точно, командир.
— Вот почему для нас, а точней для всей империи жизненно необходимо вернуть утраченную казну. — Веспасиан помолчал и с нажимом продолжил: — Люди, которых ты отберешь для выполнения этой задачи, не должны ничего знать. Внутренние враги пока еще очень сильны и не дремлют. Если хоть одно слово просочится не в те уши, ты окажешься не единственным, кто будет стремиться завладеть этим сундуком. А между тем существуют также и местные дикари. Вряд ли тебе очень хочется воевать на два фронта, хотя не исключено, что придется.
— Могу я спросить, с какой стороны ждать опасности, командир?
Веспасиан покачал головой.
— Я подозреваю кое-кого, но в настоящий момент мне нечем обосновать свои подозрения.
— Понятно.
Макрон действительно прекрасно все понял. Ему стало ясно, что у этой миссии есть и побочная цель: выявить, кто именно в легионе является врагом императора. А для этого Макрону и его людям предстоит сыграть роль наживки.
— А как нам быть, если…
— Если?
— Если мы наткнемся на этих людей? Как мне поступить тогда, командир?
— Ты должен поступить так, чтобы мне стало ясно, что я в тебе не ошибся. Со своей стороны обещаю, что, если стоящая перед тобой задача будет успешно разрешена, у тебя не будет оснований жаловаться на неблагодарность командования.
Макрон позволил уголкам своего рта приподняться, показывая, что сказанное пришлось ему по душе. Да и что же во всем этом, собственно, могло бы ему не понравиться? Ведь за некую весьма туманную благодарность он со своим отрядом должен был всего-навсего скрытно от кого бы то ни было совершить путешествие по территории, населенной дикими, враждебными племенами, затем с помощью весьма и весьма приблизительной карты отыскать в трясине остатки век назад затонувшей подводы, извлечь из топи сундук, погрузить его на свою тележку, доставить в расположение легиона и передать лично легату, несмотря возможные происки варваров и противников существующей власти.
— Есть что-то еще, что тебе хотелось бы знать, центурион?
— Только одно, командир. Что будет, если нам не удастся найти эту повозку?
— Даже не думай об этом, — ответил Веспасиан.
— Понимаю, — сказал Макрон.
Легат не был уверен, что его поняли правильно, однако не стал ничего пояснять. Если сундук не будет найден и останется лежать там, где лежит, горстке легионеров, знающих о его существовании, придется исчезнуть. Веспасиан потер лоб.
— Это все, центурион?
Макрон кивнул.
— Тогда ступай, займись подготовкой к походу. Мы теперь встретимся, только когда ты вернешься. Будь осторожен, и… удачи тебе.
— Благодарю, командир.
Капитан приказал убрать последний парус, и судно уже по инерции подошло к мелководью.
— Спустить трап! — прозвучал новый приказ.
Легионеры расступились, и в воду с шумным плеском вошел нижний конец длинного корабельного трапа. Палубную его часть, чтобы она ненароком не соскользнула, закрепили специальными металлическими штырями.
— Вот и все! — Капитан похлопал Макрона по плечу. — Раз-два — и ты уже за морем. Надеюсь, морское путешествие тебя развлекло?
— Все нормально, — ответил Макрон, но без особого энтузиазма. Как и большинство солдат, он считал, что человеку место на суше. Вода может радовать только рыб, разных чудищ и всяких чокнутых дураков. — Благодарю.
— Всегда рад. Уж постарайтесь вздрючить как следует местных.
— Не сомневайся. Мы им зададим.
— А сейчас я был бы признателен, если бы ты побыстрей свел на берег своих молодцов. Мы немедленно отплываем обратно. Сегодня мне еще предстоит переправить сюда лошадей для сирийской когорты.
— Ночью? — удивился Макрон. — А люди толкуют, будто в темное время вас в море не выгнать силком.
— Так оно и есть, — ухмыльнулся капитан. — Силком, точно, не выгнать, но когда есть возможность подзаработать, мы смотрим на это иначе. Так что, будь добр, не тяни.
Макрон посмотрел на ожидавших его приказа солдат.
— Ладно, парни, пошли. Проверьте, чтобы все вещи были при вас, а то эту посудину потом не воротишь.
Легионеры гуськом потекли по сходням вниз, плюхаясь в доходившую им до пояса воду и поднимая над головами свои вещмешки. К тому времени, когда Катон с Макроном добрались вслед за ними до галечной полосы, трап был уже убран, и матросы, отталкиваясь большими шестами, снимали с мелководья корабль.
— Что за спешка? — спросил Катон, кивая на судно.
— Деньги, — лаконично ответил Макрон.
— Всюду деньги! — рассмеялся Катон. — Можно подумать, будто в мире нет ничего более интересного.
— Ничего и нет, — сердито отрезал центурион.
Его суровость задела Катона, но он, подумав, отнес ее на счет волнения. Вторжение есть вторжение, тут все серьезно, нет ничего удивительного, что командиры напряжены. Макрон еще ладно, а в мятежных когортах центурионы тревожатся вдвое сильней. Правда, за несколько недель до отправки бунт как-то сам по себе сошел на нет. Бунт и впрямь утих, ибо, обсуждая выходку вольноотпущенника, солдатам волей-неволей приходилось повторять и то, что он им кричал, и слова его мало-помалу делали свое дело. Кроме того, как и рассчитывал столичный хитрец, в отсутствие подстрекателей брожение улеглось, и обстановка в легионах сделалась близкой к нормальной. Плавтий со своей стороны поручил людям из окружения нашедших убежище при его ставке варварских вождей и царьков распускать слухи о несметных богатствах, ожидающих римлян в Британии. О золоте, серебре, о работящих и крепких невольниках и, конечно, о женщинах, с детства мечтающих, отринув ласки своих косматых невежественных ухажеров, пасть в объятия славных воителей Рима. Что же до самих варваров, то разве их раскрашенные и обмазанные глиной физиономии способны смутить доблестных легионеров? Неодолимое имперское воинство с легкостью сметет их с пути, чтобы затем без помех воспользоваться плодами победы.