Чисто научное убийство - читать онлайн книгу. Автор: Павел Амнуэль cтр.№ 48

«Нет, это Иосиф терпеть не мог Гая», — в голос утверждали соседи, знакомые и все прочие, кто хоть каким-то боком связан был с семейством Гольдфарбов.

Я не успел задать вопрос «почему?» — ответ был опубликован в том же номере «Едиот ахронот». Гай не выносил вида денег. Не то, чтобы он их не любил. Наоборот, он любил деньги настолько, что желал иметь их в неограниченном количестве, чтобы немедленно потратить. Есть такой тип людей: покупая билет Лото, они с точностью до шекеля расписывают свои будущие покупки в случае выигрыша миллиона (квартира, машина, тур в Лондон…), а когда действительно выигрывают вожделенный миллион, тут же спускают его и буквально на следующий день не помнят, на что же, собственно, потрачены такие большие деньги.

В отличие от дяди Иосифа, Гай не имел никаких талантов, кроме таланта неудачливого игрока. Когда жива была Мирьям, Гай тянул деньги из матери, пока не разорил ее вконец, а затем вынужден был зарабатывать деньги сам, поскольку дядя сразу сказал: «На глупости — ни шекеля.» Зарабатывать деньги Гай не умел. В ЦАХАЛе попытались обучить его профессии водителя, и единственное, что племянник Гольдфарба делал замечательно, — это водил собственную «хонду».

В общем, если бы на моем месте был Эркюль Пуаро, то серые клеточки непременно потребовали бы обратить особое внимание на племянника — типичный, если вдуматься, случай: молодой повеса, игрок, денег вечно нет, а тут богатый дядя и наследство в миллионы шекелей… Дядя, к сожалению, молод, значит, нужно помочь ему…

Чепуха. Во-первых, у племянника уже год, как не было ключа. Во-вторых, дядя убит был по чистой случайности. Брали картины, а тут… Нет, почему же? Гай мог снять с ключа копию давным-давно. И когда остался в очередной раз на мели, отправился к дяде — не убивать, конечно, а грабануть картины, о которых, естественно, прекрасно знал. И цены знал, и место, где висят. Не рассчитал, напоролся на дядю…

Нет, не то. Напоролся на дядю — и убил? Посторонний грабитель поступил бы именно так, но племянник?.. И зачем Гаю идти на дядину виллу с пистолетом? Предполагал, что дело может закончиться пальбой?

А может, он шел именно убивать, а картины прихватил либо для отвлечения внимания, либо действительно на продажу? Ну, это вообще бред — убивая, он рассчитывал на наследство, зачем было брать картины, которые и без того принадлежали ему по праву наследования? Впрочем, почему же бред — Гай прекрасно понимал, что станет первым подозреваемым, ибо от смерти дяди выигрывал прежде всего нелюбимый племянник. Значит, если Гай убил, он просто обязан был инсценировать что-нибудь вроде ограбления, чтобы навести полицию на ложный след.

Навел? Не знаю, что думал о Гае Шпринцаке комиссар Бутлер, но меня инсценировка кражи картин со следа бы не сбила. Версию племянника я бы отработал до конца, хотя, если честно, был уверен, что след этот оказался бы таким же ложным, как и версия о проникновении в дом неизвестных грабителей.

По газетным статьям, конечно, трудно судить о характере человека, но все же этот племянник вовсе не выглядел личностью, способной на убийство. Видел я таких, молодых, рисковых, любителей легких денег и женщин, игроков, вечно сидящих на мели, людей приятных и… трусливых. Максимум на что они способны — это подраться, да и то лишь, если выйдут из себя. Убить, да еще с заранее обдуманным намерением? Или ограбить? Не тот случай. Может, во времена Пуаро, да еще в Англии какой-нибудь сын лорда Бадмингтона… А мы живем в Израиле в конце века.

Таблица моя, несмотря на наличие в ней четырех колонок, получилась довольно куцей. Серым клеточкам просто негде было разгуляться. А если Гольдфарб пал, как говорится, случайной жертвой грабителей, то о них я и вовсе ничего не узнал. Газетные статьи стали бы, возможно, неплохим подспорьем для комиссара Мегрэ с его психологическим методом, но лично мне пространные истории о жизни семьи Гольдфарбов не дали ничего, кроме головной боли.

Серым клеточкам потребовался отдых, и во второй половине дня я все-таки заставил себя переключиться на иной вид деятельности — историю. Получив неожиданную пищу в виде дневников Моше Дантора, репатрианта, приехавшего в Палестину из Берлина в 1934 году, мои серые клеточки неустанно трудились до вечера, плоды их деятельности я записал в файл, а потом пришла с работы Рина, и мне пришлось тащиться на скучнейший ужин к родственникам. Серые клеточки потащились со мной и весь вечер донимали меня неожиданными догадками и умозаключениями, не имевшими никакого отношения к содержанию застольной беседы.

Беседа лишь раз коснулась трагедии в Герцлии, и совершенно неожиданно для меня все пришли к единодушному выводу о том, что Гольдфарба убил, конечно же, один из его бывших пациентов, которому хирург в свое время то ли что-то не то пришил, то ли что-то лишнее вырезал. А, может, не самому убийце, а его любимой жене — женщина погибла на операционном столе, а озверевший муж…

На мои робкие возражения (не было, господа, в блистательной карьере хирурга Гольдфарба таких трагических срывов, и уж тем более — в последнее время) родственники не обратили внимания — нормальная реакция людей, для которых собственная версия, как бы она ни была абсурдна, является единственно возможной…

Домой мы вернулись за полночь, и Рина недвусмысленно дала понять, что, если я третий раз улягусь спать в салоне, это будет воспринято как попытка злостного саботажа. Собственно, я и не думал возражать. Но, с другой стороны, когда в шесть утра раздается телефонный звонок, лучше все-таки находиться вблизи от аппарата.

— Если звонит Роман, — сказала жена сквозь сон, — передай: пусть больше не появляется в этой квартире.

Я так и сказал.

— Ну и хорошо, — мирно отозвался комиссар на другом конце провода. — Значит, поеду без тебя.

— Куда? — немедленно спросил я, поняв, что перегнул палку.

— Видишь ли, Песах, — сказал Роман, — я получил от прокурора разрешение на твой допуск к некоторым следственным действиям. В виде исключения — в качестве независимого эксперта. Но если ты предпочитаешь спать…

— Я предпочитаю ехать, — перебил я и отправился одеваться.

— Кто-то утверждал, — сказала Рина, поворачиваясь ко мне спиной, — что история не любит торопливых.

Я не стал оправдываться: что можно доказать человеку, серые клеточки которого спят крепким сном?

— Ты поставил мою семью на грань развода, — заявил я Роману, когда он вывел машину со стоянки. — Но я на этот риск пошел, потому что понимаю: полиция уже не может обойтись без историка.

— Приступы мании величия у тебя случаются только ранним утром? — осведомился Роман. — И куда мне ехать — на объект или в психушку?

— На объект, — сказал я. — Что, собственно, произошло?

— Нашли картины, — сказал Роман. — В полной сохранности.

— Жаль, — вырвалось у меня, и Роман недоуменно поднял брови. — То есть, я хотел сказать, что, если дело закончилось, это, конечно, хорошо, но тогда зачем ты выволок меня из постели? Я-то думал, что мне будет над чем поломать голову.