Остров сбывшейся мечты - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 70

Все же существовал шанс, что Михаил Олегович ошибся, и фотографии Генки – лишь хорошие пейзажи, и не более. А может быть, в них и вовсе не было того, что увидел Каморкин. Такой вариант был бы для него предпочтительным, и именно на это он втайне надеялся, отдавая пейзажи знакомому фотографу. Но надежда не оправдалась.

Признаться в том, что не он автор снимков, было для Каморкина невыносимо. В конце концов, это справедливо, думал Михаил Олегович, ведь он стал калекой из-за Генки! Он полез его спасать, не понимая, что Шпунтиков уже мертв, а ведь если бы не он, Каморкину и в голову не пришло бы забираться с утра в горы! И Генка наверняка согласился бы с тем, что Михаил Олегович поступил правильно, присвоив себе авторство: самому Шпунтикову это уже ничем бы не помогло, а для Каморкина стало хоть и слабым, но утешением в его болезни. Нет, он все сделал правильно. Анжелику Строганову, да и Феликса Риддера со временем забудут, а фотографии останутся в памяти людей. Пусть они будут связаны с именем Каморкина. Это правильно, и Генка бы не возражал! Он так редко кому-либо возражал…

Жизнь Михаила Олеговича была спокойной и радостной, несмотря на его увечье. Он получил все, что хотел, хотя и дорогой ценой: славу, интересную работу, высокий доход. Он жил, ощущая себя талантливым фотографом, и это мироощущение давало ему возможность творить, придумывать миры Феликса Риддера и проживать жизнь героинь Анжелики Строгановой. Жить полной жизнью, как мечталось когда-то, как бы ни смешно звучали эти слова из уст инвалида, не выходящего из квартиры.

И вдруг старая жена Шпунтикова все поставила под угрозу. Все! Потому что раскройся обман Михаила Олеговича, и жизнь его закончилась бы. Без репутации талантливого фотографа он был никем в своих собственных глазах, несмотря на все написанные им книги, несмотря на друзей, на любящую его племянницу. Ничтожество, ничего серьезного не добившееся в жизни, ибо считать серьезным достижением несколько десятков книжек из категории «легкое чтиво» Каморкин отказывался. И не просто ничтожество, но еще и лживое ничтожество, присвоившее себе чужие лавры!

После звонка Марии Шпунтиковой Михаил Олегович расплакался от страха. Господи, не может же судьба так издеваться над ним! Она не может забрать у него все, чем он живет! Не может!

В отчаянии Каморкин перебрал и отбросил десятки способов избежать возмездия вдовы Генки. Одно он знал наверняка: узнай Вика о том, что автор снимков не он, а Шпунтиков, она добьется справедливости. Точнее, того, что она сама считает справедливостью, и Каморкин не сомневался, что точка зрения племянницы будет отличаться от его собственной. В отчаянии он даже продумывал план побега в другую страну, сам не зная зачем, но вовремя понял: побег ничего не решит. Наоборот – приблизит его к той ничтожной жизни без признания, которой он так боялся. Кем он будет? Никем! Никем он больше быть не хотел…

Решение пришло к нему внезапно. Поначалу он сам его испугался, но в следующую секунду понял, что иначе поступить нельзя. В конце концов, Вика поняла бы его. Наверное, она даже одобрила бы… да, одобрила. Она хорошая девочка, она так его любит… Она поняла бы, что его жизнь не может закончиться так ужасно после стольких страданий, которые он, Каморкин, пережил. Может быть, она испытала благодарность за то, что он постарался позаботиться о ней так… как мог…

Она сама выбрала бы этот путь.

– Если бы ваш дядя, Вика, сотрудничал с разными издательствами, все было бы куда сложнее выяснить, но он сотрудничал лишь с одним, – говорил Макар, вертя в пальцах мандарин. – Собственно, не так-то много людей знало о том, что Анжелика Строганова и Феликс Риддер – это один и тот же человек, но информация просачивается через любые щели, и в итоге она дошла до меня. Я уже был уверен в том, что ваш дядя зарабатывает на жизнь тем, что пишет книги, и мне требовалось лишь подтверждение. Я его получил.

– Как вы догадались? Почему я жила столько лет рядом с ним и ни о чем не знала?

– Потому что вы не читали то, что он написал, а я прочитал. А Михаил Олегович, видите ли, обладал одной особенностью: он говорил так же, как писал. Понимаете? Есть писатели, которые не могут двух слов связать, и окружающим остается только удивляться, как же у них рождаются тексты. У вашего дяди была обратная ситуация: почти полное совпадение между произнесенным и написанным. Обороты, мысли, выражения… Конечно, он соответствующим образом адаптировал текст для женского романа, но это было неважно. Наблюдение – кстати, меткое – о том, что Вениамин Рощин кажется ему каким-то обвислым, запоминается, как ты его ни переделывай. Когда Михаил Олегович заметил, что я заинтересовался книгой – как мне казалось, неподходящей для человека его ума и образования, – он не придумал ничего лучше, как свалить все на вас: мол, племянница подарила. Тогда я заинтересовался уже по другому поводу, и вот тут Каморкину нечего было мне возразить. Поэтому я уехал с книгой и даже нашел в ней совпадение с рассказом о Рощине, но тогда мне это ни о чем не сказало, и я решил, что Каморкин прочитал роман Строгановой, нашел в нем выражение, которое ему понравилось, и при первом удобном случае вставил в собственную речь. А мне побоялся признаться из старческого самолюбия: как же так, Михаил Олегович – и читает женские романы! То, что он их не читает, а пишет, мне сначала и в голову не пришло.

– Но зачем? Зачем он скрывался? Зачем играл в бедного дядю Мишу, которому не на что купить лишний раз пряников?

– Он не играл, – покачал головой Макар. – Видите ли, Виктория, ваш дядя относился к тому типу людей, которых вполне устраивает самая спартанская обстановка. Им вовсе не требуется окружать себя роскошными вещами, достаточно привычного комфорта, а для Михаила Олеговича такой комфортной была собственная квартира. Небольшие улучшения вроде переключателей на его уровне, специальной ванны, плиты – все это он устроил, а ведь, если подумать, такие улучшения должны были обойтись ему достаточно дорого. Мы бы могли что-то заподозрить, увидев у него, скажем, хороший ноутбук, но Каморкин привык печатать на машинке и не собирался отказываться от своей привычки, к тому же машинку он после работы прятал в шкафчик. А в остальном он сохранил те же привычки, что были у него всю жизнь, а он всегда жил довольно скромно, если не считать слабости к хорошей одежде и вкусной еде. Быть франтом он отвык, а что касается еды, то я уверен, что в лакомствах Михаил Олегович себе не отказывал. Но все, что могли заметить приходившие к нему люди, – это удивительно вкусный чай. Кстати, он очень дорогой и лечебный, и доставал ему этот чай не кто иной, как Андрей, которого вы знаете под именем Глеба. Он вообще очень много делал для вашего дяди – разумеется, не даром. Кстати, полагаю, сейчас он дает показания оперативникам. И если бы не Андрей, ваш дядя вряд ли смог осуществить свой план.

– Но ведь дядя пытался искать меня, – дрогнувшим голосом проговорила Вика. – Мне сказали, что именно он отнес заявление в милицию…

– Заявление он отнес, чтобы совершенно отвести от себя подозрения. Но даже если бы Михаил Олегович этого не сделал, я бы никогда не стал подозревать его, потому что он искренне страдал, и это было видно каждому. Он тосковал о вас и плакал. Если бы я подумал о том, что его горе вызвано чем-то иным, кроме страдания по пропавшей племяннице, возможно, вам не пришлось бы плыть на второй остров. Но я оказался слишком самонадеян и еще попал под обаяние Михаила Олеговича. Он плакал искренне, потому что совесть говорила ему о том, что вы будете умирать страшной смертью и это он обрек вас на такую смерть. Он плакал оттого, что жалел вас, но не смог поступить иначе. А мне слышались за его плачем боль и страх, что мы не успеем вас найти.