Габриэла, корица и гвоздика - читать онлайн книгу. Автор: Жоржи Амаду cтр.№ 37

Бар был переполнен, Насиб работал не покладая рук. Разиня Шико и Бико Фино бегали от столика к столику, обслуживая посетителей, и старались уловить из разговоров еще какую-нибудь подробность об убийстве. Негритенок Туиска помогал им, но был озабочен: кто ему теперь оплатит недельный счет за сладости для дантиста, которому он ежедневно приносил домой пирог из кукурузы и сладкой маниоки, а также маниоковый кускус? Иногда, оглядывая битком набитый бар и видя, что сладости и закуски с подноса, присланного сестрами Рейс, уже исчезли, Насиб поминал недобрым словом старую Филомену. Нужно же ей было уйти, оставив его без кухарки именно в такой день, когда произошло столько событий. Расхаживая от столика к столику, Насиб вступал в разговоры, выпивал с друзьями и все же не мог с полным удовольствием, всласть обсудить подробности трагедии: его беспокоила забота о кухарке. Не каждый день случаются истории, подобные этой, где есть все: и запретная любовь, и смертельная месть, и такие сочные детали, как черные чулки.

А он, как нарочно, должен идти искать кухарку среди беженцев, прибывших на невольничий рынок.

Разиня Шико, неисправимый лентяй, разнося бутылки и бокалы, то и дело останавливался послушать, что говорят.

Насиб торопил его:

— Давай, давай, пошевеливайся…

Шико останавливался у столиков, ведь и ему хотелось услышать новости, узнать поподробнее о черных чулках.

— Тончайшие, мой дорогой, заграничные… — Ари Сантос сообщал новые сведения. — Таких в Ильеусе не сыщешь…

— Конечно, он их выписал из Баии. Из отцовского магазина.

— Вот это да! — Полковник Мануэл Ягуар разинул рот от удивления. — Чего только не случается в этом мире…

— Когда вошел Жезуино, они были в объятиях друг друга и ничего не слышали.

— А ведь горничная закричала, когда увидела Жезуино…

— В такие минуты ничего не слышишь… — сказал капитан.

— Но полковник молодец, свершил правосудие…

Маурисио, казалось, уже готовил речь для суда:

— Он сделал то, что сделал бы каждый из нас в подобных обстоятельствах. Он поступил как порядочный человек: не для того он родился, чтобы стать рогоносцем. Есть лишь один способ вырвать рога — он его и применил.

Беседа становилась всеобщей, посетители, сидевшие за разными столиками, громко переговаривались, но ни один голос в этой шумной ассамблее, где собрались видные люди города, не поднялся в защиту внезапно вспыхнувшего чувства Синьязиньи, ее желаний, которые спали тридцать пять лет и вдруг, разбуженные вкрадчивыми речами дантиста, превратились в бурную страсть. Ее внушили и эти вкрадчивые речи, и волнистые кудри, и проникающие в душу грустные глаза, похожие на глаза пронзенного стрелами святого Себастьяна в главном алтаре маленькой церковки на площади, по соседству с баром. Ари Сантос, бывавший вместе с дантистом на литературных собраниях общества Руя Барбозы, где для избранной аудитории по воскресным утрам декламировались стихи и читались прозаические произведения, рассказывал, как все началось. Сначала Синьязинья нашла, что Осмундо похож на святого Себастьяна, которому она молилась, говорила, что у дантиста такие же, как у него, глаза.

— А все потому, что она слишком часто ходила в церковь… — заметил Ньо Гало, закоренелый безбожник.

— Именно… — согласился полковник Рибейриньо. — От замужней женщины, которая шагу не может ступить без падре, добра не жди.

Ему нужно было запломбировать еще три зуба, поэтому он с особой грустью вспоминал сладкий голос дантиста под жужжание японской бормашины, его красивые фразы и образные сравнения, похожие на стихи…

— У него была поэтическая жилка, — заметил доктор. — Однажды он продекламировал мне несколько прелестных сонетов. Превосходные стихи, достойные Олаво Билака .

Дантист, так непохожий на сурового и угрюмого мужа, который был лет на двадцать старше Синьязиньи, был на двенадцать лет моложе ее! А эти умоляющие глаза святого Себастьяна! Боже мой! Какая женщина — женщина в расцвете лет да еще замужем за стариком, который больше времени проводит на плантации, чем дома, которому она уже надоела, который не пропускает ни одной мулаточки на фазенде, который неотесан и груб, — какая женщина особенно если у нее нет забот о детях — смогла бы устоять?

— Не защищайте вы эту бесстыдницу, дорогой сеньор Ари Сантос… прервал его Маурисио Каирес. — Честная женщина — это неприступная крепость.

— Кровь… — мрачно сказал доктор, словно на него легло бремя вечного проклятия. — Кровь рода Авила, — кровь Офенизии.

— И вы считаете, что во всем виновата наследственность? Сравниваете платоническую любовь, которая не пошла дальше взглядов и не имела никаких последствий, с этой грязной оргией. Сравниваете невинную благородную девушку с этой распутницей, а нашего мудрого добродетельного императора с этим развратным дантистом…

— Я не сравниваю. Я лишь говорю о наследственности, о крови моих предков…

— И я никого не защищаю, — поспешил заверить Ари, — я просто рассказываю.

— Синьязинью перестали интересовать церковные праздники. Она начала посещать танцевальные вечера в клубе «Прогресс»…

— Вот вам пример разложения нравов… — вставил Маурисио.

— …и продолжала лечение, только уже без бормашины и не в сверкающем металлическом кресле, а в постели.

Юный Шико, стоя с бутылкой и стаканом в руках, жадно ловил эти подробности, вытаращив глаза и раскрыв рот в глупой улыбке. Ари Сантос заключил свою речь фразой, которая показалась ему лапидарной:

— Вот так судьба превратила честную, набожную и скромную женщину в героиню трагедии.

— Героиню? Вы мне своей литературщиной голову не морочьте. Не оправдывайте эту грешницу, иначе куда мы тогда придем? — Маурисио угрожающе вытянул руку. — Все это — результат разложения нравов, которое в нашем городе становится угрожающим: балы, танцульки, бесконечные вечеринки, флирт в темноте кинозалов. Кино учит, как обманывать мужей, и тоже ведет к упадку нравственности.

— Не сваливайте вину на кино и на балы, сеньор. Жены изменяли мужьям и задолго до кино и до балов. Начало положила Ева со змием… — засмеялся Жоан Фулженсио.

Капитан его поддержал. Адвокат преувеличивает опасность. Он, капитан, тоже не оправдывает замужнюю женщину, забывшую свой долг. Но из этого не следует, что нужно обрушиваться на клуб «Прогресс», на кино… Почему он не обвиняет мужей, которые не уделяют внимания женам, обращаются с ними как со служанками и дарят драгоценности, духи, дорогие платья, предметы роскоши девицам легкого поведения, этим мулаткам, которых они содержат и для которых они снимают дома? Хотя бы богатый особняк Глории на площади. Глория одевается лучше любой сеньоры, а тратит ли полковник Кориолано столько же на свою жену?

— Его жена такая же развалина, как и он…

— Я говорю не о ней, а о том, что вообще у нас происходит. Так это или не так?