Downшифтер - читать онлайн книгу. Автор: Макс Нарышкин cтр.№ 39

Сжав ручку зубами, я направил лезвие к широким лентам липкой ленты, сковавшей мою правую руку.

Я почти плакал, когда зубы, не удерживая тяжелый предмет, скрипели по металлу. Скальпель резал скотч. Но… так медленно. Так предательски медленно!..

Я услышал шаги, когда освобождал от ненавистных пут правую руку. Шаги, звучащие все отчетливее… Это поднимались по лестнице двое изрядно подпитых садистов. Вероятно, источник иссяк, и они вспомнили о деле. Еще одно резкое движение — и я в темноте рассек ленту на левой руке, а заодно и кожу. На брючину частой дробью замолотила кровь. Однако это уже была не мертвая, застывшая от ужаса кровь — та, что стояла в моих венах всего несколько минут назад. Из длинной глубокой раны хлестал, выдавливаемый адреналином, бурный поток. Впервые такому желанию жизни я поразился почти двадцать лет назад, увидев ледоход на Шилке…

Волоча за собой примотанный к ноге стул, я уходил прочь из ванной. Мои с трудом переставляемые ступни оставляли за собой жирные следы бурой крови. Они были настолько склизки, что я уже дважды едва не поскользнулся. Я уносил из ванной комнаты и чужую, и свою кровь…

Из глубоко рассеченной руки она частыми каплями барабанила прямо под ноги, и я чувствовал, что слабею.

Сил срезать с ноги липкую ленту уже не было. Я хотел только одного — быстро зализать раны и убраться прочь из этого дома. Тактические планы уходили на задний план, когда мой мозг начинали будоражить стратегические идеи. Сейчас, подходя к так и не прибранному со вчерашнего дня столу, я уже четко представил себе схему последующих действий. Остановить кровь, пока еще в состоянии это сделать, и покинуть дом прежде, чем вернется Гома. Его прибытие означало для меня лишь одно: смерть. Я же хотел жить. Сейчас — как никогда. Где-то там, в паре километров от меня, — Лида… Не припомню случая, чтобы мне так хотелось обнять женщину и заснуть у нее на плече. Заснуть… Это чувство распирало меня, заставляя глаза слипаться.

Но спать нельзя. Сейчас, когда я пережил все это, я хотел жить вечно. Стресс последних нескольких минут еще не выветрился из моего разлохмаченного разума, и я, медленно приближаясь к ветхому комоду, вновь и вновь переживал случившееся…

Я прижал скотч к губам за мгновение до того, как в ванной вспыхнул свет. Кровь, предательски хлынувшая из моего предплечья, могла выдать меня в любую секунду. Еще минуту назад я мечтал о том, чтобы отсутствие Ханыги и Лютика продлилось как можно дольше, а сейчас молил бога об обратном — чтобы те вошли как можно быстрее.

И они не заставили себя ждать.

— Созрел? — спросил, улыбаясь звериной улыбкой, Ханыга.

От обоих садистов веяло свежевыпитым спиртным, что лишний раз убедило меня о вреде похмелья во время работы. Дождавшись, пока оба усядутся на свои зрительские места, я резко выбросил из-за спины свободную руку…

Отточенное до остроты бритвенного лезвия полотно скальпеля без звука рассекло гортань Ханыги почти до самого позвоночника. Едва рука завершила полукруг движения по своей орбите, из огромной раны, не оставляющей ни единого шанса на жизнь, словно под давлением помпы, хлестнула кровь…

Черная жидкость, вырываясь фонтаном из горла бывшего санитара морга, густой струей заливала все стены ванной. Неестественный цвет кафеля, который из голубого превращался в автомобильный «вишневый металлик», заставил Лютика окаменеть.

Запах крови мгновенно перемешался с запахом водки и заполнил всю ванную. Ханыга, не в силах вымолвить ни слова, дергался в углу, обводил потолок взглядом, и взгляд его имел столько же смысла, сколько имеют донышки пустых пивных бутылок. Он сжимал шею так, словно только что намазал ее клеем и с надеждой ждал момента, когда свершится чудо — она склеится. Но чуда не свершалось. Жизнь выбрасывалась из него мощными струями, заливая лица и его и Лютика бордовыми волнами. Прошло всего три секунды, а одежду всех троих участников этого страшного представления уже невозможно было различить ни по цвету, ни по фасону. С головы до ног все были залиты горячей, но холодеющей с каждым мгновением кровью Ханыги. Кровь — она, как и прочая жидкость, имеет свойство высокой теплопроводности…

Первым пришел в себя я. Моргая потяжелевшими веками и стараясь смотреть так, чтобы пахнущая железом кровь не заливалась в глаза, я вскочил на ноги… И в тот момент, когда моя рука уже пошла на замах, наконец пришел в себя и Лютик. Очнулся он за несколько мгновений до того, когда это уже перестало иметь смысл.

Его крик за секунду до того, как скальпель почти на полтора десятка сантиметров вонзился в его сердце, до сих пор стоял в моих ушах…

…Очень хочется верить, что все соседи на работе.

Оставив еще агонизирующие тела в ванной, я направился к комоду и сейчас перебирал в нем ненужные чужие вещи в поисках нужного мне предмета.

Казнь произошла с точностью до наоборот. Жертва убила своих палачей. Выбрасывая из ящиков комода постельное белье и вещи, я оставлял на них пятна крови. Каждое прикосновение к накрахмаленным вещам переносило на их белоснежную свежесть грязные воспоминания о недавнем убийстве. Чувствуя, что теряю сознание от потери крови, я с упорством маньяка искал шелковые нитки и иголку. И, когда под моими ногами образовалась уже довольно внушительная лужа крови, я их нашел. Маленькая шкатулка со швейными принадлежностями покоилась на самом дне самого последнего ящика.

Оценить характер ранения я мог только сейчас, когда стирал с руки безостановочно сочащуюся кровь.

— Только бы не артерия… — шептал я. — Господи, только бы не артерия…

Подгоняемый в ванной адреналином, я вспорол держащую меня ленту вместе с рукой. И теперь, пытаясь промокнуть ее хрустящей наволочкой, молил лишь о том, чтобы не была вскрыта артерия. И моя мольба была услышана. Глубокий продольный порез, что предстал моему взору, был рассечением мышцы предплечья и не более.

Дотянувшись до непочатой бутылки водки, стоящей на столе, я зубами сгрыз с нее крышку и направил горлышко в рот. Потом, сжав зубами край наволочки, обработал сорокаградусным спиртным глубокую рану. Затем туго перетянул ее куском простыни.

Я осмотрел себя с ног до головы. Нужно было привести себя в порядок, разыскать одежду и исчезнуть из этой, насквозь пропахшей смертью квартиры…

Пьяный, в крови, с разодранной губой и улыбкой имбецила я вышел из подъезда и направился переулками в больницу Костомарова.

Если кто из увидевших меня в этот момент и знающих толк в психологии найдет это описание неполным, тот пусть отнесет это на счет моей невменяемости.

Я упрямо двигался, делая крюк сразу, едва в конце улицы показывался идущий навстречу человек. Это удлиняло мой путь, но показаться людям в виде, в котором предстал избитый братьями герой Матвеева в фильме «Судьба», не считал возможным. В голове моей гудел мой последний вопрос Лютику: «Бабку-то за что?..» — и его ответ: «Какую бабку?..» Как в сонном бреду, вопрос и ответ раз за разом проворачивались в моем сознании, словно нон-стоп, и это усугубляло мое и без того беспомощное состояние. У меня и мысли не было, чтобы сразу после больницы, где мне окажут помощь, уйти в лес, выкопать деньги и уехать куда глаза глядят. Любой здравомыслящий человек так бы и сделал. Пока в городке есть Гома, покоя мне не видать. Я знал этого парня, и он скорее удавился бы на дереве, чем вернулся сейчас к Брониславу с пустыми руками. Но мысли о Лиде отворачивали меня от здравой мысли бегства, и даже страх за жизнь не изменил моего решения.