Шутки Господа - читать онлайн книгу. Автор: Вуди Аллен cтр.№ 36

Факир ответил женщине, что научиться подобному трюку может только тот, кто прежде объедет весь свет, и посоветовал хорошее турагентство, где надо сослаться на него и дадут десятипроцентную скидку.

Женщина подумала-подумала и отправилась с паломничеством в Мекку, но забыла выключить плиту. Вернувшись через семнадцать лет после бесед с Верховным далай-ламой, она сразу же села на пособие.

(Это один из цикла индуистских мифов, объясняющих происхождение конопли. – Составитель.)

Фернейская выдра

Крупная белая мышь с текстом «Желтой подводной лодки» на брюхе.

Единственный среди грызунов, используемый для игры на литаврах. На фернейскую выдру очень похожа карликовая сосуля – белочка, которая умеет свистеть и знакома с мэром Детройта.

Астрономы утверждают, что в одной из соседних галактик существует обитаемая планета под названием Флокс. Она находится так далеко от Земли, что, даже путешествуя со скоростью света, понадобится шесть миллионов лет, чтобы туда попасть. Правда, сейчас проектируют новую скоростную магистраль, которая позволит сэкономить два часа.

Обычная температура на Флоксе – минус тринадцать тысяч по Цельсию, поэтому купаться запрещено и все курорты закрыты либо сданы под кабаре и казино.

В силу удаленности планеты от центра Солнечной системы гравитация там близка к нулю, и, чтобы найти, где сесть пообедать, надо хорошенько побегать.

Кроме того, на Флоксе нет кислорода, и, следовательно, невозможна жизнь в привычных нам формах, да и коренным обитателям планеты приходится без продыха вкалывать на двух работах, чтобы свести концы с концами.

Впрочем, по преданию, когда-то обстановка на Флоксе была не так ужасна, по крайней мере, не хуже, чем в Питтсбурге. В те времена здесь существовала разумная жизнь. Обитатели планеты напоминали человека с крупной головкой чеснока вместо носа и были, как мы бы сказали, философами. Их философия была строго рациональна. Они полагали, что если жизнь существует, значит, кто-то ее создал, и долгое время искали высокого брюнета с наколками, одетого в форму ВМФ.

Но не нашли, забросили философию и занялись торговлей по каталогам. А потом очень выросли почтовые тарифы, и все погибли.

Прошел уже месяц, а я все не могу поверить, что Сола Нудельмана больше нет. Я был на похоронах и на поминках, принес пастилы по просьбе его сына… Но боль утраты мешала осознать масштабы потери.

Нудельман все время размышлял о своих будущих похоронах и однажды признался: «Знаешь, по мне, конечно, лучше кремация, чем погребение, не говорю уж, чем выходные с миссис Нудельман». Так он и решил: велел себя кремировать, а прах завещал Гейдельбергскому университету, который развеял его по ветру и получил обратно залог за урну.

Как живой стоит он у меня перед глазами. Мятый костюм, серый свитер. Вечно погруженный в размышления, Нудельман частенько надевал пиджак вместе с вешалкой. Как-то раз на церемонии в Принстоне я заговорил с ним об этом. Нудельман улыбнулся: «Что ж, пусть те, кому не по душе мои мысли, считают, что у меня, по крайней мере, широкие плечи». Два дня спустя он встречался со Стравинским и посреди беседы внезапно совершил кувырок через голову. Его ненадолго госпитализировали.

Вообще, понять Нудельмана было нелегко. Его замкнутость часто принимали за равнодушие. Между тем мало кто был так способен к состраданию. Однажды он увидел по телевизору репортаж о чудовищной катастрофе на угольной шахте и не смог закончить вторую порцию мороженого. Кого-то отталкивала молчаливость Нудельмана, а он просто считал речь слишком несовершенным средством общения и предпочитал вести даже самые задушевные разговоры при помощи сигнальных флажков.

Когда из-за разногласий с руководством Нудельмана уволили из Колумбийского университета, он взял выбивалку для ковров, дождался ректора (им был тогда Дуайт Эйзенхауэр) и выбивал до тех пор, пока прославленный генерал не спрятался в магазине игрушек. (Причиной их жестокой публичной ссоры был звонок: один утверждал, что звонок означает конец пары, а другой – что начало.)

Нудельман мечтал о легкой смерти. «Среди своих книг и рукописей, – говорил он. – Как Йохан». (Брат Нудельмана задохнулся под крышкой секретера, пытаясь отыскать словарь рифм.)

Кто мог предположить, что однажды в обеденный перерыв Нудельман остановится посмотреть, как сносят дом, и получит по голове чугунным шаром бульдозера? Удар вызвал сильный шок, и с широкой улыбкой на устах Нудельман скончался. Его последние слова навсегда останутся загадкой. Он прошептал: «Нет, благодарю, у меня уже есть один пингвин».

В последние месяцы Нудельман работал, как обычно, сразу над несколькими вещами. Во-первых, разрабатывал новую этику. В ее основе лежала идея о том, что «добро и справедливость являются безусловными добродетелями, которые можно творить и по телефону». Во-вторых, довел до середины большой труд по семантике, в котором доказывает, что структура предложения имманентна, а воя – благоприобретена (он всегда настаивал на этом). И наконец, еще одна книга о холокосте. На этот раз с раскрасками. Нудельман неотступно размышлял о природе зла и убедительно доказывал, что источником подлинного зла могут быть только люди по имени Блэки или Пит. Заигрывания самого Нудельмана с национал-социализмом вызвали скандал в академических кругах, несмотря на то что ни специальная гимнастика, ни уроки танца так и не помогли ему освоить гусиный шаг.

Увлечение нацизмом было для Нудельмана всего лишь реакцией на классическую философию – что он и сам не раз пытался объяснить друзьям, а потом неожиданно хватал за нос и восклицал с чуть наигранным восторгом: «Опля, вот и попался!» Прежде чем критиковать его отношение к Гитлеру, следовало бы принять в расчет собственную философию Нудельмана. Он и прежде отвергал новейшую онтологию и утверждал, что человек существовал до мироздания, пускай и с небогатыми возможностями. Он различал бытие и Бытие и считал, что одно из них предпочтительнее, но никогда не мог вспомнить которое. Он полагал, что свобода человека заключается в понимании абсурдности жизни. «Бог молчит, – любил повторять Нудельман. – Как бы еще человека заставить заткнуться».

Подлинное Бытие, утверждал Нудельман, достижимо только по выходным, даже если для этого понадобится взять машину напрокат. Человек, по его мнению, находится не вне, но внутри природы, и единственная возможность постичь свое бытие извне – это притвориться, что тебе все равно, а потом неожиданно перебежать в другой конец комнаты, попытавшись хоть краешком глаза увидеть самого себя.

Применительно к жизни Нудельман использовал выражение Angst Zeit, что можно не вполне точно перевести как «время тревог». Человек, полагал он, есть существо, приговоренное жить «во времени», – где, впрочем, ничего не происходит. После долгих размышлений с присущей ему интеллектуальной честностью философ был вынужден признать, что его не существует, не существует также его друзей, и единственное, что существует в действительности, – это банковский долг Нудельмана в шесть миллионов марок. Так стоит ли удивляться, что национал-социализм с его культом силы очаровал мыслителя, или, по собственному определению, «я заметил, что мне к лицу коричневые рубашки»? Впрочем, когда стало ясно, чем грозит национал-социализм самому Нудельману, он покинул Берлин. Замаскировавшись под куст боярышника, передвигаясь короткими перебежками, он сумел незамеченным пересечь границу.