Институт сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Петр Алешковский cтр.№ 18

– Черт с вами, берите! – Ляпунов бросил в окошко две рыбины. Малышня тут же утащила их в кусты.

Дома в деревне он пожаловался матери на распоясавшихся гаишников.

– Вечно людей срамишь, а люди разные, не все жируют. У Кати Пименовой на том конце деревни муж – сержант-гаишник, худющий, чисто скелет, и на работе пропадает, и по дому все делает, и троих детишек завели, и не пьет, а живут бедно. Власть тебя доконала, Ваня, и что лез, спрашивается, правды искал?

Возражать матери он не стал, махнул водки, закусил огурцом, вышел во двор. Подморозило, небо было все в звездах. Он вдруг представил себе, как предок шел по бахчисарайскому базару, голый, с зашитыми ушами и ноздрями, а толпа кричала ему вслед непонятные ругательства. Водка разлилась по телу, согрела его. Ляпунов смахнул накатившую слезу, повернулся и пошел домой, спать.

На одноколейном пути Мокрая Тундра – Старгород вагоны тянул дизель. 24 декабря Никита Юрьевич Косточкин возвращался из местной командировки. Три года назад умерла Алена, его жена, они остались вдвоем с дочкой Машкой, студенткой университета. Машкин бой-френд был козел, но разговаривать с дочерью на эту тему Косточкин считал себя не в праве, а еще – боялся остаться один в трех комнатах. Сейчас, вернувшись домой, он очень не хотел застать козла на кухне тупо пялящегося в телевизор.

Когда-то он работал в музее, собирая фольклор по деревням. В девяностые ставку в музее сократили, зато возник «Институт сновидений». Десять его сотрудников издавали на деньги спонсора сонники, гадали на кофейной гуще, записывали цыганские предсказания, директор всерьез заявлял, что тут обучают население видеть и оценивать осознаваемые сновидения. Никита Юрьевич, не вникая в суть этой галиматьи, упрямо продолжал собирать старый фольклор наравне с новым, что рождался прямо на глазах.

Косточкин всегда ездил в плацкарте, там встречались интересные типажи. Вот и сегодня, севший на станции Эммаус бродяжка поведал ему, что название это произошло от Эммы Ус, гренадерского телосложения помещицы, любившей пострелять по зайцам.

– По двести сорок штук настреливала за раз! – словно сам считал, похвалился попутчик.

О явлении воскресшего Христа путникам в Эммаусе он ничего не слышал, хмыкнул на комментарий Косточкина, и, повернувшись к сидевшей рядом бабке, принялся втирать ей про идущую войну белой и черной магий. Светлые силы представлял отпущенный из швейцарской тюрьмы Калоев, зарезавший авиадиспетчера.

– Потому как открыто с немцем сразился, – заявил он гордо.

– Со швейцарцем, – поправил Косточкин.

– Чем они не немцы? – огрызнулся бродяжка, – В Кожине фрицы карьер щебневый открыли, так страну и растащат по камешку. Один у нас на эту тему вещий сон видел.

– Сегодня немецкое Рождество, – подхватила бабка, – какой сон приснится, сбудется, только сны сегодня не к добру – Ангел Лаодикийский на поклон к Николе уходит, мы сиротствуем в эту ночь. Куме моей в этот день в 91-м приснился Горбачев, пятно на лбу у него ссыхалось и превратилось в горошину. Так на утро же он по телевизору с народом простился, а в кремле флаг СССР спустили!

Никита Юрьевич молча запоминал, подобных дорожных быличек у него набралось уже на целый том. Традиционные сны, где рыба означает беременность, собака – друга, выпадающие зубы – смерть, ему, признаться надоели, они были данью старине, тяготели к гадательной книге Мартына Задеки, бывшей особенно популярной у населения России в XIX веке. Новый фольклор – живой и страстный, путанный, похожий порой на бред, отражал состояние умов и был куда интересней.

Попутчики, сдружившись за обстоятельной беседой, сошли на каком-то полустанке. Дизель пыхтел, вагон качало, в окно била пурга. Косточкин заснул. Приснилась ему чудесной красоты девочка, они собирали грибы в лесу и чему-то весело смеялись. Девочка была похожа на дочку Машу и на ушедшую жену Алену одновременно.

Проснулся Косточкин, когда поезд подходил к старгородскому перрону. От вокзала пробирался неосвещенными дворами, срезая путь к дому, увиденный сон не шел из головы. Деву узреть – к чуду, объяснял Мартын Задека, – наивная интерпретация, основанная на корневом сходстве используемых для толкования слов: «дева» – «диво». Никаких чудес он не ждал.

Машка на счастье была дома одна. По случаю Рождества она приготовила утку с антоновскими яблоками, купила шампанского. Косточкин рассказал про сон, шутя предложил выпить за чудо. Тут-то дочь и призналась, что беременна, но твердо сказала, что замуж за отца ребенка не собирается, обозвав его козлом.

– Здорово, заживем втроем! – Никита Юрьевич обнял Машку и долго гладил ее по голове.

Ночью он увидел Ангела Лаодикийского, вырезанного на носу парусника. Корабль летел вверх в гости к Николе, у руля стоял он, Косточкин, с кормы свисал длинный, как Млечный путь невод. Шел снег, его хлопья падали на забытую на земле книгу Мартына Задеки. Фолиант вдруг стал скукоживаться и превратился в карту родной страны, по меридиану вместо привычного короткого названия было написано: «Институт Сновидений». Крохотные поезда, спешили по карте сквозь пургу в разных направлениях, пассажиры спали, их сны разноцветные, как конфетные фантики летели к звездам, но не долетев, застревали в ячее рыбацкого невода. Никита Юрьевич понял, что попал внутрь осознаваемого сновидения. Во сне он закрыл лицо руками, чтоб не дай бог не проснуться, как делал только в далеком детстве.

В канун Рождества Николаю М. лезли в голову неприятные мысли. Утром, вынув из почтового ящика открытку от дочери, сбежавшей на ПМЖ в Германию, М. узнал, что дочь с мужем отправляются на Рождество в Марокко, а не сюда в Старгород. Издатель год водил его за нос, а недавно признался, что если не найдется спонсор, труд М. по истории города напечатать в ближайший год не удастся. И правда, кому есть дело до того, что Христофоровский монастырь, основанный святым Ефремом в XI веке, сегодня, после отделения Украины, самый древний монастырь на Руси? Вчера и в церкви, и в мэрии денег на издание ему тоже не дали. Верх безумия – верить, будто под ногами у нас надежная опора. С самого начала наша история убеждает в обратном. Казалось, мы двигались, ступая на твердую почву, и вдруг обнаружили, что ничего похожего на почву-то и нет, а главное – нет ничего похожего на движение. Демократические преобразования, в которые М. так поверил, обернулись пшиком, наука его оказалась городу не нужна, он не нужен дочери, а толпа на улице провожает его берет и очки тяжелыми, недоброжелательными взглядами. Страшно даже представить эти глаза во время бунта. В 1611 году здесь, на валу Окольного города, повесили аптекаря фон Роде, приняв его за шведского шпиона. Нет, слово «ближний» в больших городах бессмысленно. Может оно уместно на селе, где каждый знает каждого, и все могут по-соседски любить и ненавидеть друг друга?

Так, накручивая себя, М. вышел на Большую площадь. В центре стояла елка, где-то весело вопили дети. К М. подскочила цыганка, ввернула ему сахарного петушка на палочке, выхватила сто рублей из кошелька и, убегая, посулила, что сегодня он встретит счастье. М. присел на скамейку, развернул целлофановую обертку, сунул петушка в рот. Вкус жженого сахара напомнил, как здесь, около Кремля, они с другом Васькой катались с ледяных гор. Их специально заливали смотрители городского парка. Тут же они курили тайком сигареты «Дымок», прятали оставшуюся пачку в потайное место и шли домой, веселые и мокрые до нитки, и сосали таких же вот петушков на палочке, чтобы отбить запах табака. Или жевали мускатный орех, гадкий и ядовитый, наполнявший рот парфюмерным привкусом, стоивший зато дешевле, чем два петушка. Васька восемь лет назад попал в аварию, потерял жену и дочь, стал инвалидом и, кажется, спился. М. вдруг решил его навестить.