Институт сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Петр Алешковский cтр.№ 11

– Увезли на профилактику, оплачивайте через кассу, – сказал ему менеджер.

Генка улыбнулся и покачал головой. Он улыбался весь полет, смотрел и радовался выплывающим из облаков сомам-чудовищам. Одного такого он обязательно поймает в Бабкиной суводи и лично повесит фотографию в столовой, прямо над камином, ребятам на память!

Детство до школы Серега Кузнецов прожил в деревне у деда, пока мама, потеряв мужа, безуспешно пыталась устроить в городе личную жизнь. С дедом они косили траву кроликам и кормили кур. Еще у деда были песочные часы: две колбы мутного стекла, запаянные в медную оправу с вырезанным на ней знаком, похожим на кривоногий домик. Дед привез их с Маньчжурской войны. Песок падал сверху вниз так медленно, что казалось, не сыпется вовсе. Играть с ними запрещалось.

Вечером, после ужина, дед садился на лавочку перед домом, раскуривал трубку и произносил, как заклинание: «Эх, кабы повернуть время вспять, так ли б было все опять?» Оставив вопрос без ответа, пускал вверх плотное кольцо дыма, и оно истаивало в воздухе. Жить в деревне было здорово, день тут был бесконечен и тянулся до тех пор, пока сон не сбивал с ног.

Школу Сергей закончил с золотой медалью назло матери, чтобы не в чем было его упрекнуть. Еще он играл в школьном театре, куда пришел в девятом классе, когда по уши влюбился в Настеньку К. Когда примадонна произносила монолог Катерины из «Грозы»: «Отчего люди не летают?», у Кузнецова перехватывало дыхание, ему казалось, что сейчас налетит ветер и унесет его любимую навсегда. Ночью после выпускного он увел Настеньку гулять на набережную реки, признался ей в любви.

– Ты едешь в Москву, а я хочу прожить жизнь здесь, с пользой для Старгорода, и еще я тебя не люблю.

Он тогда сбежал в деревню. Дед к тому времени умер, дом стоял пустой. Сергей не спал ночь, курил и пил крепкий чай. Песок в часах в изголовье дедовой кровати, похоже, струился теперь быстрее, чем в детстве, но Сергей тогда не придал этому значения. Он думал о Настеньке, и поклялся, что добьется в жизни всего, чего захочет, в том числе и ее руки.

Кузнецов поступил в МГУ. По окончании заехал в Старгород, похоронил мать и улетел на стажировку во Францию, а после в Японию. Он остался один. Песочные часы деда всегда возил с собой, как память, но никому их не показывал. Как бы он объяснил то, что песок из верхней колбы ссыпался теперь еще стремительней, причем нижняя колба всегда оставалась наполненной чуть больше половины. Почему-то он никогда не стремился разгадать это чудо. Еще Сергей заметил, что стоит ему перевернуть часы, как на него сразу нападает апатия, дела идут из рук вон плохо, и ритм сердца меняется – оно начинает стучать с перебоями, словно страдает от нехватки кислорода.

Чтобы поддерживать работоспособность Кузнецов каждое утро тренировался в спортзале, а после учился как заведенный. В 90-е время понеслось галопом, стране не хватало специалистов международного класса, и Сергей не упустил свой шанс. В 24 года защитил кандидатскую по экономике и поступил на работу в очень крутую компанию. Скоро Кузнецов стал самым молодым и самым перспективным начальником департамента. Он был завидным женихом, но женщины его не интересовали.

Он много работал, и вот ему предложили возглавить строительство фосфатного комбината в Старгороде. Новая должность давала ему в родном городе власть, сопоставимую с губернаторской. Все эти годы Кузнецов не забывал о клятве. Доверенный друг сообщал, что после школы Настенька закончила педагогический, вышла замуж, родила сына, развелась и теперь преподает в родной школе математику.

Первое же, что он сделал, оказавшись в Старгороде, – поехал к ней домой. Настенька гостю обрадовалась, поила Сергея чаем «Липтон» с клубничным вареньем, пытала про Японию и Францию, нет-нет да бросала взгляд на сотню роз, что поставила в эмалированное ведро на табуретку в углу, где на Новый год всегда стояла елка. Сергей вдруг поймал себя на том, что женщина напротив ничем не напоминает ему героиню из «Грозы», которую он полюбил. Окно было открыто, стоял душный вечер. Настенька просила компьютеров для школы. Еще она ругала ЕГЭ, и, войдя в раж, уже не слышала, что говорил ей про систему образования во Франции и в Японии Кузнецов. Отсидев час, он откланялся. Провожая, Настенька чмокнула его в щеку.

Набережную, где он когда-то признался в любви, стали подсвечивать. Кузнецов ехал медленно, смотрел на масляную воду реки, в которой отражались фонари. Японский профессор объяснил, что иероглиф на часах означает «время». Кузнецов вспомнил дедову поговорку, сложил пальцы в фигу, и показал ее кому-то в ночь. Дома машинально взглянул на часы: песок стремительно ссыпался из верхней колбы, но в нижней его не становилось больше. Кузнецов достал органайзер, записал в графе «8-30»: «Компьютеры» и потушил свет. Он спал нервно и свил простыню в жгут, как делал это в детстве в деревне.

В институте стран Азии и Африки Алиса защитила диплом на тему: «Канрёдо – буржуазная идеология чиновничьего аппарата в послевоенной Японии». После, стажируясь в Токийском университете у профессора Ёитиро Симады, услышала сформулированное им кредо чиновника: «Человек должен плыть вместе с течением так, чтобы его не утащило в море и он не потерял навсегда землю». Высказывание сэнсея Алиса поместила в кедровую рамку и повесила напротив рабочего стола. Еще профессор научил ее делать дыхательную гимнастику. Комплекс упражнений помогал направить внутреннюю силу «хара» на достижение главной цели, сохраняя при этом внешне полную невозмутимость.

Отец, крупный советский чиновник, пристраивая дочь после университета в свое ведомство, напутствовал ее русской сказкой о льве, пришедшем в лес на воеводство.

– Не забывай кланяться вышестоящему воеводе козлом и бараном и все будет хорошо.

Так она всегда и поступала. Начальники продвигали Алису, ценя ее покладистость и острый ум, при этом делали стойку на ее осиную талию, но Алиса оставалась верна Оладию Евлампиевичу, успешному художнику, за которого вышла замуж, вернувшись из Японии. Секретарская позиция в Союзе художников, кормившая в советское время, в новой России оказалась не так важна. Когда Алиса перебралась в культурное ведомство, она стала помогать мужу с заказами. Она всегда умело пользовалась госресурсом, не жадничала, но и не упускала своего, ибо понимала, что чиновник в традиционной России – неистребимая сила, ничто и никто не отменит принцип воеводства. Папа был прав: «козлы и бараны», превращенные в кирпичи ее дачи на Клязьминском водохранилище, – были немы, как и полагается скоту.

Проводя государственную линию приходилось много бороться с косностью и провинциализмом, но она любила борьбу. Вот, к слову, вышло недавнее постановление правительства о прекращении федеральных дотаций региональным музеям, предприятия культуры должны сами учиться зарабатывать деньги. Под сокращение попал и музей керамики в Старгороде. Музей провинциальный, с раздутым бюджетом в миллион долларов в год, знаменитый лишь археологической экспедицией, которую, посетил сам Путин, и даже выделил деньги на строительство раскопа под открытым небом. Деньги присвоил верный ей директор и прислал откат. И все бы утряслось, если б не мелкий баранишка от науки, раздувший эту историю в местной прессе. Директор испугался, уволил предателя, а экспедицию прикрыл.