За синей рекой - читать онлайн книгу. Автор: Елена Хаецкая cтр.№ 87

– Побратим ты мой… Побратим ты мой родной! – молвил он и взял обе руки Лютояры в свои. Их взгляды встретились. Лютояра смотрела жарко и жадно. Оба чувствовали, что должны сделать что-то еще. И книга услужливо подсказала им только что прочитанной страницей:

Уста возлюбленных слились,

Дыханья их переплелись,

Забились, как одно, сердца.

Их счастью не было конца!

Лихобор сблизил лицо с лицом Лютояры.

– Нос мешает, – сказал он и чуть наклонил голову. Теплые и твердые губы побратима осторожно тронули рот Лютояры. Она шевельнула губой, придвинулась удобнее. Так они посидели какое-то время, а потом Лихобор сказал:

– Я люблю тебя, Лютояра, прекрасный цветок белого цвета, и желаю оставаться в твоих объятиях до самого моего смертного часа.

Молчит, потупясь, Бланка-Флора,

Однако пламенные взоры

Яснее слов ему сказали,

Что ошибется он едва ли,

Предположив, что дамы кровь

Волнует страстная любовь.

Вот так все и вышло, а спустя день или два на побратимов уже поступило донесение Бдительного Служаки, которое вызвало такое смятение в мыслях властителя Огнедума.

Разумеется, оба «факела» решительно отрицали свою виновность в государственной измене. Строго говоря, виновны они были совершенно не в этом. Но выводы, к которым неизбежно приводил энвольтатора беспощадный анализ ситуации, заставлял призадуматься.

Еще три-четыре поколения, развивающихся в бесконтрольно мутирующем субстрате, – и все. Того и гляди начнут возникать вопросы о святости брачных уз… Огнедум ощутил внезапный прилив ужаса. Недрогнувшей рукой он уничтожал до сих пор только тех мутантов, которые обладали внешними признаками физического уродства. А если мутации зашли глубже, нежели до сих пор предполагал Огнедум? Если наличествуют – и беспрепятственно усиливаются с каждым новым поколением – мутации внутренних органов? Что он знает, например, о тех же женщинах? По какой причине часть объектов синтезированной жизни развивается в особей женского пола? Надо проследить динамику – кажется, с каждым новым поколением число женских особей, пусть незначительно, но растет.

О! А что, если изменения уже затронули воспроизводящую систему? Вдруг гомункулусы уже давно способны иметь собственных детей и пока – лишь по чистой случайности! – просто не знают об этом? Теперь им остается только убедиться в своих новых возможностях на практике – и все. Начнется. Утопить одного-двух младенцев Огнедум еще в состоянии, но если их будут сотни…

Он пару раз дернул себя за бороду. Беременный гомункулус – о таком и помыслить-то смешно.

Да – но все-таки!.. Все-таки!..

Чувствуя настоятельную потребность провести некоторое время в лаборатории за размышлениями и опытами, энвольтатор несколько даже рассеянно приказал мятежным «факелам» отправляться на гауптвахту и там ждать своего смертного часа.

– Дозвольте в горы! – попросил Лихобор.

Лютояра кивнула – безмолвно и страстно.

– Я не намерен обсуждать свои приказания с нижними чинами, – холодно молвил Огнедум.

Побратимы вытянулись в струну.

– Вот так-то лучше, – смягчился энвольтатор. – До гауптвахты зайдите в лабораторию. Хочу взять у вас генетический материал на анализ. Прихватите журнал.

– Дозвольте перед тем проследовать в казарму! – деревянно проговорил Лихобор. – Чтобы привести себя в надлежащий вид.

– Мне абсолютно плевать на ваш вид, – сказал Огнедум. – Нечего попусту разбазаривать мое время! В лабораторию, а оттуда – за решетку. Я изучу ваши анализы и решу, как с вами поступить.

Он вышел, нимало не сомневаясь в том, что «факела» в точности исполнят приказ. Хоть в этом он пока что может на них положиться. Анализ генетического материала покажет, как долго продлится это зыбкое и тревожащее «пока».

Скитания наконец-то привели молодого графа Мирко на ту самую площадь, которую он так долго искал. Она как будто не желала, чтобы ее вот так просто взяли и нашли. Она таилась за перекрестками, уворачивалась, направив преследователя по ложному следу, или вдруг пускала улочку вкось, чтобы самой ловко оказаться на новом месте: куда нет прохода.

И только когда Мирко, утомленный бесполезной погоней, сдался и решил было возвращаться к своим товарищам, под землю, площадь неожиданно сама вышла к нему навстречу. Сперва показалась в створе между домами – словно туфельку и часть атласной ножки выставила невзначай из-под подола. Затем медленно явилась вся: нарядная, печальная, кое-где облезлая – словом, красавица в тюремном заточении.

А сверху над площадью на башенке висели большие круглые часы с выломанными стрелками. Кругом были выщербины и следы грязи. Очевидно, время от времени эти часы служили мишенью для ценителей искусства камне– и гряземетания.

Надо заметить, что чудесное творение Косорукого Кукольника не произвело на Мирко совершенно никакого впечатления. Он не мог заставить себя поверить, что от этой сломанной безделки может что-то зависеть в Королевстве. И вот теперь возникает серьезный вопрос: должен ли он делиться своими соображениями с Зимородком и другими? И вообще, не лучше ли хорошенько разведать, где в городе дислоцированы войска, какова численность боеспособных нежитей, а потом нанести им внезапный удар, когда они меньше всего думают об обороне.

План был соблазнительно хорош, но… остается сам Огнедум. Пределы его возможностей никому не известны. А пока этот неизученный фактор сохраняет свою силу, нечего и думать о прямой атаке.

Но все же как хочется… просто нестерпимо хочется… Например, вот этих нежитей – которые только что выбрались из пивной и, обнявшись, кругами шляются по площади… Хотя бы этих троих… пока у них из носа не потечет жиденькое… просто чтоб перестали реготать…

И тут Мирко наконец понял, что нежити обращаются к нему. Он медленно повернулся в их сторону.

– Да, ты, ты! Эй, тенька! – с хохотом звал один. – Поди сюда, мы… мы глянуть хотим, кто ты есть. Да ты не бо-ойся-а!

Остальные глупо ржали.

Мирко так и подобрался. Во рту появился привкус железа, длинный кинжал сразу ощутился в складках одежды. Трое… нет, четверо – четвертый совсем пьян, правда… Заправила, кажется, не тот, что орет, а тот, что слева от орущего – более трезвый и смеется злее.

Опустив голову и приседая на каждом шагу, Мирко потащился навстречу гомункулусам. Тайное злорадство переполняло его. Он едва не закричал, таким сильным было это чувство. И нарочно оттягивал тот упоительный миг, когда нежити поймут, кого, себе на беду, вздумали задирать.

– …А я ей: «лечь-встать, лечь-встать»… – захлебывался один из «факелов». – Уж как бедная кряхтела, как извивалась. Я чуть не описался, как глядел… А на пятом разе – рассыпалась.

Четвертый гомункулус – тот, что был совершенно пьян – беззвучно засмеялся, тряся головой и жмурясь, а потом икнул и замер.