За синей рекой - читать онлайн книгу. Автор: Елена Хаецкая cтр.№ 49

– Мое настоящее имя – Эленель фон Штербен-Штернен. Хотя все называют меня Мартой Зеедраккен. О, как ненавистно мне это имя! – Она взглянула на свои красные руки, испещренные порезами и ожогами, словно письменами, повествующими о долгой нелегкой жизни. – Дети рождались один за другим. Я рано потеряла свою красоту. Домашнее хозяйство да помощь мужу – он у меня гончар – вот и вся моя жизнь. Ни муж, ни дети – никто не знает о том, кем я являюсь на самом деле. Лишь иногда, ночами, я гляжу на звезды и слышу далекий голос моих предков… И тогда эльфийская кровь согревает мои остывшие жилы, и я становлюсь собой – прекрасной эльфийской девой, заточенной, как в темнице, в расплывшемся теле стареющей земной женщины…

Бездонная вода в колодце молчала, и холодные звезды изливали свой бледный свет. Ночь медленно двигалась к рассвету.

Один Зимородок воспользовался потоком откровений для того, чтобы выспросить про дорогу к Зеленой реке, а заодно узнать и про броды. В поселке нашелся один рыбак, который доходил и до Красной реки, и до Зеленой. Сопровождать путешественников он наотрез отказался, сославшись на домашние дела, но дорогу описал довольно подробно.

Старейшина, не скрывая радости от того, что гости так быстро покидают поселок, подарил им горшочек меда, кусок копченого сала, десяток ржаных лепешек и корзину твердых, как древесина, яблок. Все это сложила в свой короб Мэгг Морриган, а философ Штранден взгромоздил его на себя.

Они вышли в путь за два часа до полудня. Когда поселок уже остался позади, Марион остановилась и обернулась. И тут она заметила на одном из домов большой медный флюгер, ярко сверкавший на солнце. Флюгер был резным и изображал собой странную фигуру голенастого человека, играющего на длинной дудочке. Весь он скорчился, изогнулся, далеко отставил локти, сильно вытянул шею – словно превратился в продолжение своей дудочки. И Марион вдруг почудилось, будто она слышит тонкий, завывающий звук, зовущий в какие-то неведомые дали…

Луг простирался, насколько видел глаз. От горизонта до горизонта не было ничего, кроме колыхающейся на ветру травы, кое-где разбавленной белыми и желтыми пятнами цветов. Где-то там, за этим лугом, находилась Зеленая река, третья на пути к столице Ольгерда.

Глядя на море травы, Зимородок несколько приуныл. Ходить по некошеным лугам – занятие тяжелое. А травы, как назло, росли здесь густые и высокие. Странно, что местные не ходят сюда косить. Да и рыбу ловить на Зеленой реке почти никто не отваживается.

Рыбака, хаживавшего к Зеленой реке, все как один называли человеком отчаянным. Рыбак этот был глухонемой, что, впрочем, не помешало ему найти общий язык с Зимородком. Покивав, поулыбавшись, помахав руками, он нарисовал вполне понятную карту и напоследок ободряюще похлопал Зимородка по плечу.

Вот и луг, обозначенный на карте. За лугом опять начнутся холмы, а дальше – Зеленая река. Все просто.

Зимородок пошел вперед, за ним остальные. Неожиданно послышался тихий мелодичный звук, затем еще один, еще… Казалось, кто-то наигрывает на арфе. И музыка приятная. Кажется, это старинная баллада «Венок из белых лилий».

Мелодия звучала странно – то громче, то тише, то быстрее, то медленнее. Иногда она раскладывалась на два голоса. Подчас принималась спотыкаться и даже фальшивить. Но не замолкала ни на мгновение.

– Чума на этого осла! – ругался Гловач. – Ему еще в детстве медведь все уши оттоптал. – Он приостановился и крикнул: – Вот сейчас! Бемоль! Бемоль, тупица! Что ты играешь?

С досады Гловач сильно топнул ногой. И тотчас выскочил тот самый «бемоль», о котором лютнист умолял невидимого музыканта. Гловач поднял ногу и недоверчиво посмотрел на свою ступню. Ничего особенного, подошва как подошва. Головастик, кажется, прилип. Раздавленный.

– Да, брат, не быть тебе лягушкой, – философски заметил ему Гловач. – Неужели это ты перед смертью так вскрикнул?

Головастик безмолвствовал.

Мимо Гловача протопал пан Борживой. Из-под его разбитых сапог вырывались дребезжащие звуки той же мелодии.

Дело принимало занятный оборот. Вот быстрыми шажками просеменила Марион. Трава отозвалась стремительными стаккато. Певучий луг! Музыка звучала теперь отовсюду. Идти старались в ногу, чтобы не нарушать гармонии.

Один только Гловач сообразил, что дело плохо. Он по собственному опыту знал, что самые лучшие песни, повторенные подряд свыше сорока раз, рождают нездоровое желание расправиться с исполнителем. А как быть с этим лугом? Сколько там дневных переходов, сказал Зимородок, два?

Действительно, после того, как количество куплетов подошло к сотне, начали появляться первые признаки беспокойства.

– Он что, теперь все время так будет? – с неудовольствием спросил пан Борживой.

– Похоже, – хмуро отозвался Зимородок.

– Я на пределе, – сообщила Гиацинта.

– Да, приятного мало, – согласился философ Штранден.

– Предлагаю особым декретом запретить в нашем городе исполнение впредь этой песни, – изрек Вольфрам Кандела.

– Постарайтесь не обращать внимания, – посоветовал брат Дубрава. – Потому что нам с вами еще идти и идти.

Некоторое время они шли вперед, не разговаривая, и старались переносить непрерывную музыку стоически. Наконец Штранден произнес:

– Нет, это невозможно! Надо что-то придумать, иначе мы все сойдем с ума.

– Предлагаю выжечь! – тотчас сказал Кандела.

– Выжечь? – с ехидцей перестросил Зимородок. – А как вы себе это представляете, малоуважаемый?

– Проще не бывает, – ответствовал Кандела. – Поджигаешь, и оно горит. Радикальное решение всегда простое! Нужно пустить огонь вперед себя, чтобы он прогрыз, так сказать, просеку.

– Не получится, – огорчил его Зимородок. – Во-первых, трава сырая.

– А мы постараемся, – стоял на своем Кандела. – Человек сильнее травы.

– А во-вторых, – продолжал Зимородок, – если траву поджечь, она будет выгорать кругами, а не «просекой».

– Почему?

– Таково таинственное свойство травы, растущей на лугу, – объяснил Зимородок.

– Факт кругового выгорания травы, – ученым тоном молвил Штранден, – определенным образом связан с обыкновением собак кружиться на месте перед тем, как улечься. Собака таким образом приминает траву, реальную или воображаемую. И это круговое движение сообщилось траве как таковой.

– Мудрено выражаетесь, господин философ, – сказал пан Борживой. – Вот послушайте, я вас научу. Траву, братцы мои, косят. Попросту говоря, вырезают. Чирк-чирк! – И он расхохотался.

– Так что же, мы все это время, получается, зазря терпели? – плаксиво вскричал Гловач. – Вы все это время знали!..

– Ну, знал, – пробурчал пан Борживой. – Только мне это как-то не приходило в голову.

Он обнажил саблю, захватил в горсть пучок травы и попытался перерубить ее. Послышался чудовищный скрежет – как будто тупым ножом водили по натянутым струнам.