Госпожа Гретель откинула назад голову и громко захохотала.
– Для чего люди едят человеческое мясо? – спросила она, снова переходя на тихий вкрадчивый тон.
Марион тоскливо озиралась вокруг.
– Не знаю, – выдавила она.
Старуха хлестко ударила ее по щеке. Марион вскрикнула.
– Думай! – приказала старуха.
– Ну, с голоду… – неуверенно сказала Марион, потирая щеку.
– Власть! – зашипела старуха. Теперь она нависала над Марион, словно намеревалась ее проглотить. – Подмять под себя! Растоптать! Убить! Поглотить!
– Ясно, – пискнула Марион, приседая.
– Это в воздухе, – шепотом сказала старуха. – Запомни, это в воздухе…
И вышла, бросив Марион одну.
Марион села на пол и безутешно разревелась.
И вдруг под окном послышался знакомый хрипловатый басок:
– Я все видел, ваше высочество. Это чудовищно! – И вслед за тем в окошке показалась мордочка Людвига.
– О Людвиг, Людвиг!.. – Марион все всхлипывала и не могла остановиться. – Беги к ним, скажи им, где я!
Тут она представила себе, сколько времени займет у Людвига дорога, и разрыдалась пуще прежнего.
– Я ужасная дура! Я забыла одеяло… А эта! Она уже там ждала…
– Мы все знаем, – торжественно объявил Людвиг. – Зимородок, пользуясь моими советами, распутал эту историю в два счета. По следам. Он пошел за подмогой. Кстати, сколько ИХ?
– Кого? – не поняла Марион.
– Злодеев в стоптанных башмаках.
– Пока один, то есть одна…
Людвиг засунулся поглубже в комнату.
– Мне кажется, я тут кое-кого узнаю… – пробормотал он.
Марион обернулась:
– Кого?
– Вон та каруселька… Отойдите немного в сторону, ваше высочество… Да, да, эта гнедая, и вон та серая в красных яблоках… Не думал, что еще увидимся. Столько лет в одном мешке…
– Ты хочешь сказать, что эту карусельку делал Косорукий Кукольник? – удивилась Марион.
– Хочу сказать? Да я это уже сказал. – Людвиг слегка присвистнул, старая пружина внутри карусельки скрипнула, и лошадки медленно двинулись по кругу. – Они узнали меня! – обрадовался Людвиг.
Страшная тяжесть, сжимавшая сердце Марион, вдруг отступила. Она осторожно одела голову куклы обратно на туловище. Кукла пропищала «спасибо» и поправила шляпку.
– Вот вы и улыбаетесь, ваше высочество, – удовлетворенно произнес Людвиг. – Кстати, почему бы вам не выйти отсюда?
– Здесь нет дверей, – объяснила Марион. – А в окошко я не пролезаю.
– А как же… ЭТА… входит и выходит?
– Понятия не имею.
Снаружи послышались голоса, пронзительный вой старухи и боевой клич пана Борживоя.
– Начинается! – возбужденно заверещал Людвиг. – Они уже здесь! Вперед! На битву!
Он ловко вскарабкался в окно и плюхнулся на пол рядом с Марион.
Зимородку не пришлось далеко идти за подмогой. Все его спутники во главе с Мэгг Морриган уже приближались к поляне. Зимородок столкнулся с ними нос к носу.
– Она жива? – спросила Мэгг Морриган.
– Судя по всему, похищена.
– Кем? Для чего? Ее пытали? – посыпались вопросы.
– Ситуация не вполне ясна, – ответил Зимородок.
– В подобных случаях обычно производят рекогносцировку, – заметил Освальд фон Штранден.
– Иди ты в болото со своей ренсцировкой! – взревел пан Борживой. – Мое слово: штурмовать!
– Мне кажется, безоглядно и неразумно бросаться в бой… – заговорил Кандела.
Гловач двумя пальцами взял его за горло и внятно произнес:
– Пока ты тут рассуждаешь, этот гад уже, небось, отпиливает бедной девочке ногу!
Гиацинта побледнела и прикусила губу.
Брат Дубрава вышел вперед и серьезно произнес:
– Пан Борживой прав, времени нет. Пусть он со своей саблей идет вперед, Зимородок прикроет его стрелами, а мы все возьмем палки и будем помогать нашим товарищам, как сможем.
– За это люблю! – Пан Борживой сгреб Дубраву за плечи и наградил жарким поцелуем. Затем он выхватил из ножен старую саблю и с топотом побежал к белому домику.
Зимородок положил стрелу на тетиву и двинулся следом, быстрым зорким взглядом окидывая окрестности. Остальные двинулись следом. Отстали только Гиацинта, которая долго и придирчиво выбирала себе дубину поизящней, да Вольфрам Кандела – он почему-то считал, что в атаку лучше ползти по-пластунски.
Гретель ждала их на крыше своего домика. Распущенные седые волосы падали ей на лоб и плечи. Подпустив врагов поближе, она испустила громкий вопль.
– Эго-гой! – жизнелюбиво откликнулся пан Борживой.
Старуха широко развела руки и медленно соединила их. Между ее пальцев пробежали искры, седые космы встали дыбом. Выдернув из-за пояса широкий кухонный нож, она прыгнула с крыши. Еще в воздухе ее пронзила стрела Зимородка. Она не успела пустить в ход оружие – пан Борживой ударил ее саблей наискось, от плеча до пояса и… ничего. Клинок прошел сквозь тело Гретель, как сквозь масло. Даже крови не показалось.
Борживой ошеломленно смотрел на старуху. У подбежавшего Зимородка наготове была вторая стрела. Старуха засмеялась и ловко вскочила на ноги.
– Меня вострой сабелькой не возьмешь! – почти пропела она и закружилась на месте. Развевающиеся лохмотья так и мелькали перед глазами.
Подбежавший Дубрава громко крикнул:
– Руби ее тупой стороной! Тупой!
Страшно выкатив глаза и оскалив зубы, пан Борживой перевернул саблю…
Раздался скрежет, как будто кто-то пытался пилить ржавый металл. Повалил черный дым, и старуха разделилась на две половины. Обе они, визжа и завывая, продолжали вертеться. Брату Дубраве вдруг почудилось, что в этом нечеловеческом визге он различает слова:
Хорошо тому живется,
У кого одна нога!..
Тем временем Борживой рассек одну половину еще раз пополам. Нога куда-то ускакала, а часть туловища с рукой и половинкой головы начала стремительно испаряться. Вторая половина загорелась.
Нога же ускакала довольно далеко и дважды наступила на Канделу, прежде чем Гиацинта уложила ее ударом дубины.
– Никогда такого не видел! – отдуваясь, заявил пан Борживой. – Кстати, на что она рассчитывала супротив меня?
Ответа на свой вопрос он не получил. Подошла Гиацинта с дубинкой на плече.
– Ну как? – осведомилась дочь Кровавого Барона. – Надеюсь, все чудовища мертвы? Я тут расправилась с одним. Здесь главное, чтобы оружие было по руке.