Бертран из Лангедока - читать онлайн книгу. Автор: Елена Хаецкая, Дмитрий Володихин cтр.№ 33

Итье де Борн то и дело вызывался сторожить ночами ворота. Хауберту-Кольчужке господский сын все больше по душе становился, ибо видел он в юноше настоящую воинскую породу.

Жонглер Юк съездил в Борн и привез от домны Айнермады письмо, где та сообщала о крупной армии, что движется от Лиможа в сторону Аутафорта. И войдя в пределы владений Бертрана де Борна, стала эта армия все разорять и жечь, тем самым нанося Бертрановым землям великий ущерб. Новость эту принес ей один человек из Марсальи, купец, который, однако, слагает неплохие песни и поет их весьма приятным голосом.

– Фалькон! – произнес Бертран растроганно, когда дочитал письмо. Ему была приятна забота жены и друга. И сердился он на графа Риго и виконта Адемара за то, что разоряют они владения его.

Однако ничего предпринимать пока что эн Бертран не захотел.

Сидел и ждал.

* * *

Ждал, однако, не в полном бездействии: пока еще оставалось время, наводнил весь Лимузен лихими песнями, в которых беззастенчиво поносил своих противников. Особенно же доставалось, как нетрудно догадаться, виконту Адемару и графу Риго. Но поскольку до того музыканта, что подбирал мелодии к его песням, эн Бертран добраться пока не мог, то все мелодии состряпал он сам на пару с жонглером Юком. И оттого были те мелодии довольно унылыми и однообразными, ибо оба они, и Бертран, и Юк, сочиняли музыку с грехом пополам.

Вот почему поносные сирвенты, сложенные Бертраном в пору безвылазного сидения в Аутафорте, не получили большого распространения. И распевали их не так охотно, как прежние, где мелодия была столь же благозвучна, как и стихи.

Однако и того, что сотворили Бертран с Юком, достало, чтобы граф Риго впал в бешенство, а Адемара охватила ледяная ярость. Пересказывать же эти сирвенты эн Бертрана мы не станем.

Июль 1183 года, Аутафорт

Послушать эн Бертрана, да и других поэтов той поры, – так можно подумать, будто доблестные войска, возглавляемые благородными соперниками, то и дело вступали между собою в битву, заливая горячей кровью поля и луга.

Однако более пристальное вглядывание во все обстоятельства нашей истории заставляют предположить нечто совсем иное. У кого доброе укрепление и достаточно сил, терпения и припасов, чтобы отсидеться за крепкими стенами, – тот, считай, и выиграл; а противник пусть себе бесится в чистом поле, поджигая стога и посылая солдат доить крестьянских коров.

Вот почему Бертран де Борн, не испытывая особенных душевных судорог, взирал со стен замка Аутафорт на все потуги графа Риго, Адемара Лиможского и Элиаса Перигорского выкурить мятежного шателена из его крепости.

Не вы-ыйдет!..

Элиас, впрочем, сам не прибыл – прислал десяток пехотинцев. Из них двое уже убиты, о чем давеча небрежным тоном, скрывая удовольствие, сообщал эн Бертрану Хауберт-Кольчужка (толстая рожа в обрамлении кольчужного капюшона – спит он в кольчуге, что ли? – вся от пота лоснится).

А Адемар – вон он, Адемар Лиможский. И сын его Гюи тоже явился – коренастый юноша, очень похожий на отца. Только виконт Адемар пухленький, рыхленький, весь как мягонький свежий хлебец, а Гюи – угловатый, крепкий, черствый.

Ну и граф Риго… Как же без Риго? Да разве упустит он такую радость – на коне погарцевать, под стрелами повертеться, богохульствами округу порадовать, лихость свою во всей красе развернуть! Графу Риго только намекни, что такая возможность представляется. Глядишь – тотчас примчится. И вот уже между шлемов мелькает встрепанная золотая шевелюра; серые глаза, круглые, как у совы, таращатся, выискивая добычу. Девчонок всех, небось, уже перепортил, до кого дотянулся, а может, и молодых парней – с него станется. За девчонок, впрочем, эн Бертран на графа не в обиде: порода у эн Риго крепкая, ублюдки от него рождаются семижильные. Одна только польза от графа и есть; в остальном же – сущая саранча.

Итак, душным июльским днем 1183 года эн Бертран лежал – или, лучше сказать, валялся на широкой кровати. Подросший белый щенок лениво жевал угол одеяла, пристроившись под боком у хозяина. Босой, в одной рубахе, заложив руки за голову, эн Бертран созерцал потолок – низкий каменный свод и черные балки. На одной едва покачивалась под легким сквознячком паутина.

Из окна комнаты в высокой башне открывался превосходный вид. За стенами замка, где разгуливали двое из «одиннадцати апостолов» и сидел, грызя неспелое яблоко, лучник Эмерьо, простирались зеленые луга. Вдали, у подошвы холма, густо поросшего лесом, раскинулась деревенька. В некотором отдалении от нее, но тоже хорошо видная отсюда, находилась вторая. Бойкая речушка Мюро, не пересыхающая даже в самую отчаянную жару, блестела среди зелени.

Между ближайшей деревней и замком топорщились шатры, числом четыре. Тут и там чернели пятна кострищ. Сенокосные луга безнадежно испорчены лошадьми и осадными машинами. Одно поле потравили; другое еще оставляло надежду на урожай.

Впрочем, эн Бертран размышлял совершенно не об этом. Неплохо было бы покрошить всех этих высокорожденных господ в капусту. Эдакий изысканный салат под чисто провансальской заправкой из острой смеси мозгов и шлема…

– …И рыжих волос графа Риго, – добавил Юк, которому эн Бертран доверительно пересказал свои мысли.

На животе у Бертрана удачно поместился кувшин с молодым красным винцом, под рукой – ломоть белого хлеба. На окне, поджав под себя левую ногу, сидит Юк с лютней. Та половина лица, что обожжена, обращена к Бертрану, и кажется, будто Юк чернокожий.

– «Иго-го» – хорошая рифма к «граф Риго», – задумчиво молвил Бертран, отщипывая кусочек от белого хлеба.

Так, вдвоем, они сочиняли песенку, которая взбесила бы гневливого графа. Не спешили. Времени у осажденных всегда больше, чем у осаждающих.

– «И нет его», – сказал Юк, трогая струны. – Может, так?

Бертран прислушался к мелодии. Пес шевельнулся под локтем, несколько раз стукнул хвостом по одеялу и засопел.

– Гм… – произнес Бертран. – Хочешь вина?

Юк слез с окна, взял из хозяйских рук кувшин.

– «Нет его», как же, – проворчал Бертран. – Дождешься… Маячит вон под окном, чтоб его собаки съели.

– Эмерьо говорит, что может его подстрелить, – сообщил Юк между двумя глотками вина.

– И думать пусть забудет! – сказал Бертран. Даже приподнялся от беспокойства. – Убить наследного принца? Чтобы сюда явился старый король Генрих и спустил с меня шкуру?

Юк пожал плечами. Бертран вдруг сообразил, что кувшин до сих пор у жонглера и тот все еще пьет. Отобрал.

– Хватит с тебя.

Юк безропотно отдал кувшин – от Бертрана легко схлопотать, если помедлишь.

– Эмерьо говорит, что три стрелы пустит наверняка, без промаха.

– В солдат пусть стреляет, – сказал Бертран. – И Константина трогать не сметь.