Дружина особого назначения. Книга 4. Завтрашний взрыв - читать онлайн книгу. Автор: Иван Алексеев cтр.№ 9

Но сейчас от него требовалась не сила мышц, не казацкая удаль, а его немалый опыт московского стражника, привыкшего нести караул на городских заставах и различать в потоке прохожих лихих людей, какое бы обличье они ни принимали.

Вдалеке, из-за поворота дороги, выходившей из леса на обширный монастырский луг, вновь появились люди, лошади и телеги. Они целеустремленно двигались к монастырю. Степа постоял еще немного, пристально вглядываясь в приближающуюся колонну, затем развернулся на каблуках и пошел к часовым, чтобы занять свое место в воротах во главе караула.

Людей было не меньше полусотни. Треть из них, видимо раненые или просто немощные и больные, ехали на четырех телегах. Остальные шли пешком. Степа сразу отметил, что многие шагали споро и размеренно, как ходят бывалые пешцы, то есть пешие ратники. И женщин среди них не было. Впрочем, нет: на одной из телег мелькнул светлый девичий платочек. Наверное, девушка ухаживала за ранеными. В общем, судя по всему, к монастырю направлялся отряд ополченцев, отступавший с боями к столице.

Степа чуть расслабился, готовясь приветствовать приближающихся ратников, но внезапно вновь подобрался, его ладонь непроизвольно крепко сжала эфес. Он и сам не смог бы объяснить детально, почему некоторые люди из этого отряда при ближайшем рассмотрении вызвали у него тревогу и подозрение. Возможно, ему бросилась в глаза их одежда: отнюдь не бедные кафтаны, и явно с чужого плеча. Конечно, они могли купить поношенные вещи на рынке, но ни крестьяне, ни стрельцы не стали бы приобретать такую одежду, слишком уж дорогую и непрактичную. И их манера держаться, и их вооружение — длинные ножи и кистени, засунутые за атласные кушаки, сразу же навели бывалого стражника на вполне определенные размышления. Эти соколики образовывали в хвосте колонны ополченцев единую плотную группу.

Ехавшая впереди колонны телега, поравнявшись с караулом у монастырских ворот, остановилась. С нее поднялся высокий статный молодец в красной шелковой рубахе, какие обычно носили зажиточные купцы. Один рукав рубахи был распорот на плече, под ним виднелась белая холщовая повязка. Голова молодца также была перевязана, его лицо было бледным и осунувшимся от усталости и потери крови.

— Здравствуйте, братия! — приветствовал он Степу и стоявших за ним часовых в монашеских рясах. — Я — Ерема, купец из-под Рязани. Веду свою дружину с Оки-реки, с Засечной черты. Есть среди нас и пограничники из сторожевых станиц, и ополченцы, что примкнули по дороге да помогли отбиться от преследователей. Хотим у вас передохнуть малость, а затем двинемся дальше, под стены Москвы, для вступления в большое войско и решительной битвы.

— Проходите, братцы! — Степа посторонился, освобождая дорогу.

Но, пропустив мимо себя основную часть ратников, он решительно шагнул навстречу группе вызвавших его подозрение людей, перегородив им путь. Он вытянул вперед руку, этим жестом одновременно и приказывая остановиться, и создавая дистанцию, которая ограждала его от возможной попытки неожиданного нападения.

— А к вам, добры молодцы, у меня особый вопрос имеется. И кто ж вы такие будете?

Остановившийся прямо перед Степой худощавый, но крепкий, довольно молодой человек с аккуратно подстриженной черной бородой, с массивной золотой серьгой в ухе, понимающе усмехнулся:

— Аль не видишь, стражник? — Он сделал многозначительное ударение на последнем слове, явно давая понять собеседнику, что тоже не лыком шит и догадался, с кем имеет дело. — Разбойники мы, с большой дороги.

Степа, не ожидавший столь прямого и откровенного ответа, слегка опешил.

— И почто вы в монастырь заявились, соколики? — немного невпопад озадаченно вымолвил он.

Разбойник с серьгой, очевидно атаман, усмехнулся, но не злобно и не обидно, а вполне весело, забавляясь, по-видимому, замешательством стражника:

— Грехи замаливать! — Затем, перейдя на серьезный тон, произнес твердо: — Мы тоже люди русские и православные. И басурман поганых, что ни стариков, ни детей не щадят, своими руками хотим с родной земли прогнать. Глядишь, и злодеяния наши прежние нам за то прощены будут!

Атаман скорбно покачал головой, будто в знак глубокой печали о своей пропащей жизни.

Степа молчал и, не двигаясь с места, по-прежнему загораживал разбойникам проход в монастырские ворота. Он прекрасно знал, что склонность к показному благородству и самобичеванию, красивым словам и демонстративным широким жестам — весьма распространенное явление в среде воров и душегубов, с которыми ему приходилось бороться по долгу службы. Стражник также не поверил в искренность слов атамана о сочувствии к несчастным, загубленным басурманами старикам и детям. Он многократно видел своими глазами последствия разбоев, в ходе которых часто были убиты хладнокровно и без разбору и стар и млад. А скольких таких невинных детей атаман со своей ватагой оставили сиротами?

— Послушай меня, страж монастырский!

Степа не стал, разумеется, оборачиваться на этот раздавшийся за его спиной голос, лишь, чуть сместившись вбок, продолжая контролировать стоящих перед ним молодцов, краем глаза на мгновение взглянул на говорящего. Это был тот самый купец с перевязанной головой, предводитель ополченцев. Он слез с телеги и вернулся к воротам. Обойдя Степана, купец встал перед ним, рядом с атаманом.

— Я тоже, как ты понимаешь, разбойников-то не жалую! Бил их допрежь и потом, коль даст Бог мне после набега к мирной жизни вернуться, снова бить буду. Но эти люди, — купец положил руку на плечо атамана, — сами в наше ополчение вступили. Да не просто так пришли, а в то время, когда на поляне нас отряд ордынский, троекратно превосходящий по численности, настиг и боем связал. Оторваться мы от врага не могли, ибо раненых с нами, как видишь, почти половина. Заняли мы оборону, телегами загородившись, но силы были слишком уж неравны. Полегли бы мы на той поляне все до единого, но из леса нам на выручку вот эти самые молодцы и выскочили. Бились они геройски, обратили в бегство басурман. Так что решай, достойны ли эти люди русские воевать за Родину, кровью своей искупать прегрешения прежние.

Степа, выслушав речь купца, глубоко задумался на короткое время, затем медленно, словно против воли, сделал шаг в сторону, освобождая ватаге путь:

— Коль так, то проходите, молодцы! А ты, купец, пойди к настоятелю да повтори ему свой рассказ. Его-то слово и решит все по справедливости да по Божьей заповеди.

Степу сменили лишь на следующее утро. Сдав пост возле монастырских ворот, он прилег поспать в своей келье. Остальные трудники, то есть монастырские работники, выбравшие духовную стезю и собиравшиеся перейти в послушники, а затем — в монахи, жили все вместе в деревянной пристройке, примыкавшей к столярным и шорным мастерским. Однако для Степана, со страшным ранением привезенного в монастырь по личному указанию митрополита Филарета, спасшего его от опричников, было сделано исключение. Степа долгое время лежал без сознания и, естественно, нуждался в соответствующем уходе и лечении. Потому его и поместили в отдельную келью, хотя раненый стражник не был ни монахом, ни послушником, да и трудником он числился чисто формально, чтобы избежать лишних вопросов со стороны не в меру любопытствующих персон. Когда Степа выздоровел и окреп, его по-прежнему оставили проживать в келье из уважения к памяти митрополита, павшего от руки Малюты Скуратова.