Оружейник. Винтовки для Петра Первого - читать онлайн книгу. Автор: Константин Радов cтр.№ 23

– Знаю о тебе, был разговор. Сейчас недосуг – вот возьмем Нарву…

– Да, Ваше Величество.

Государь лично проверил дистанции и углы обстрела, убедился, что позиция выбрана верно, приказал углубиться не на одну, а на две ладони и сделать под орудия палубный настил из толстых дубовых досок, дабы в случае дождя лафеты не зарывались в раскисшую землю.

– Слушаюсь.

– Выполняй, Бог тебе в помощь.

Сопровождаемый небольшой свитой, он зашагал дальше по параллели. Я перевел дух. У меня не было причин бояться царя или ожидать от него немилости, однако рядом с ним невольно напрягся, как если бы над моей головой просвистело пушечное ядро изрядного калибра. В нем чувствовалась такая же нечеловеческая устремленность к цели, и оказаться, даже случайно, на его пути было бы столь же фатально. Петр почти не пригибался, его голова и плечи то и дело показывались над бруствером траншеи, сделанной для людей нормального роста. Один хороший стрелок с винтовкой, засевший на крепостной стене, мог бы выиграть войну для шведов.

Пехотный офицер из прикрытия назвал, по моей просьбе, сопровождавших царя генералов: среди них были Меншиков и Ренне, коим я до сих пор не удосужился сделать визиты, о чем вспомнил с неловкостью. Не следовало так явно пренебрегать светскими церемониями, это могло быть принято за неуважение. До самого штурма у меня не находилось времени исправить оплошность, да и потом дело свелось к чистой формальности, поскольку в глазах генералитета новоприбывший волонтер уже был человеком Брюса.

Сам Яков Вилимович, составив обо мне хорошее мнение во время осады, предложил остаться в артиллерии, с чином капитана и перспективой дальнейшей карьеры. Он искренне желал мне добра и убеждал, что синица в руках лучше журавля в небе. Тем более, ловить журавля в свободное от службы время никто не помешает, можно будет сколько угодно заниматься и баллистическими опытами, и усовершенствованием новоманерных ружей, при этом не находясь под жестоким ответом за срок и результат, чего не миновать, ежели добьюсь от государя самостоятельного поручения.

Тщательно обдумав заманчивый покоем и надежностью вариант и поблагодарив генерала за столь великодушное предложение, я все-таки от него отказался. Никто, даже Брюс, не представлял громадности труда, который я мечтал на себя взвалить. Чтобы исполнить мои замыслы полностью и в разумные сроки, требовались силы и средства гораздо более значительные, чем можно изыскать, не обращаясь к царю, а в случае неудачи любая казнь была бы мне легка сравнительно с собственным разочарованием. Надлежало добиться успеха или умереть. Я упрямо настаивал на высочайшем рассмотрении своих инвенций.

Прошло не меньше недели после взятия Нарвы, пока убрали человеческие и конские трупы, зарыли апроши, приняли на капитуляцию Ивангород, установили русское правление с Меншиковым во главе, и только после этого мое нетерпеливое ожидание было увенчано высочайшей милостью. Яков Вилимович приказал быть готовым на завтра.

Я с вечера скомплектовал и тщательно проверил все необходимое, а ночью не сразу заставил себя уснуть после нервной лихорадки. Вспоминались «винные солдаты» царя – состоявшие под смертным приговором пойманные дезертиры, в замену казни тащившие осадные лестницы впереди атакующих. Суровые усатые гвардейцы гнали их под отчаянный шведский огонь. А меня-то кто колет багинетом в зад? Зачем лезу в самое пекло? Уверенность в конечном успехе растаяла без следа. Малодушные сожаления были столь сильны, что в ту минуту я согласился бы пойти не только в артиллерийские капитаны, а куда угодно, если б не понимал, что отступать поздно и некуда. Россия была моей последней надеждой. Отказавшись от своих планов или потерпев фиаско, куда дальше отправляться? В Европе мне не нашлось места, персидский шах и китайский богдыхан как возможные покровители всерьез не рассматривались. Границы мира, в коем я был способен жить и дышать, определялись наследством Римской империи – не совпадающим с ее пространством, ибо обломки рушащегося здания разлетаются далеко за пределы основания, а нескольких из них может оказаться достаточно, чтобы обретшая оные страна, хотя и варварская по преимуществу, объявила себя «третьим Римом». Уже само по себе признание подобной преемственности дорого стоило в моих глазах. Правда, я вкладывал в это именование отнюдь не церковный смысл.

Наутро, прежде аудиенции, мне выпала честь вместе с другими офицерами присутствовать на приеме государем польских послов и представилась возможность украдкой разглядеть как следует русского монарха (еще амстердамские корабельные мастера предостерегали от чрезмерно любопытных прямых взглядов, вызывающих его ярость). Да, на него можно было засмотреться как на диковину! Необыкновенно высок, узок в кости: случись мне надеть его камзол, полы болтались бы ниже колен; но в плечах одежда не сошлась бы, а я вовсе не богатырь. Вопреки узкоплечести царь Петр производил впечатление очень сильного человека: чуть не от самой шеи начинались даже не руки – ручищи, длинные и мощные, пребывавшие в постоянном непокое. Они словно жили собственной жизнью, все время порываясь что-то хватать, держать, теребить, ломать или строить. В моменты волнения непроизвольная судорога иной раз прокатывалась и по лицу: тогда становилось понятно, почему суеверные подданные считают царскую плоть обителью бесов. Однако нескладная фигура и эти конвульсии совершенно не мешали ему держаться с истинным величием, обнаруживая незаурядный ум, доброжелательность и милосердие. Можно было лишь удивляться многообразию его могучей натуры, ибо я уже видел государя гневным в день штурма, а теперь убедился: способный одним взглядом сделать заикой любого храбреца, он может быть очаровательно любезным, когда пожелает.

Узкий круг приближенных, собравшихся с царем на мой доклад в одной из зал нарвского замка, представлял самое авторитетное собрание, о каком только может мечтать честолюбивый инвентор. Правда, наиболее высокопоставленные военачальники – Головин, Шереметев и Огильви – не присутствовали, зато четыре молодых генерала, весьма талантливых и быстро идущих в гору, были налицо. Меншиков, Ренне, Репнин, Брюс – мне они казались небожителями, восседающими на Олимпе славы. Лифляндец Карл Ренне был старшим по возрасту – ему исполнилось ровно сорок лет, – зато младшим по чину. Он стал генерал-майором за два блестяще выигранных боя как раз при недавней осаде. Самый молодой – Меншиков, ближайший друг царя, только что произведенный в генерал-поручики, губернатор всех завоеванных у шведов городов и земель. Невзрачный Аникита Репнин прекрасно показал себя в прошлой войне с турками и уже при первой Нарве командовал дивизией. Наконец, мой великодушный покровитель, рожденный в Москве потомок шотландских королей, один из самых образованных людей России. Можно было рассчитывать, что слушатели окажутся расположенными к новшествам и не слишком консервативными.

Лишь только взгляды обратились ко мне, только я встал и начал говорить – совершенно перестал волноваться, как много лет назад, когда поражал венецианцев своим Цицероном. С детства обретенное умение привлечь и держать внимание публики никуда не пропало, несмотря на чужой язык. Произнеся первые заготовленные фразы по-русски, далее перешел на немецкий: его лучше или хуже понимали все присутствующие, и в нем были нужные термины. Благо, говорить слишком много не требовалось. После краткого представления нового оружия с изъяснением его достоинств предполагалось сравнение с обыкновенной кремневой фузеей в стрелковом состязании. Для этого заранее приготовили мишени из тонких досок, изображающие фигуру стоящего человека, а Яков Вилимович вызвал преображенского унтер-офицера, коего в полку назвали лучшим стрелком. У реки, под стенами замка, мы с гвардейцем на глазах у царя в течение минуты старались превзойти друг друга быстротой и меткостью. Надо отдать должное моему сопернику: два попадания в цель с полутора сотен шагов – удивительный результат для гладкоствольного оружия. Правда, одна из пуль лишь слегка задела мишень, отколов длинную щепку где-то возле плеча, зато другая попала деревянному солдату прямо в живот. Но это не шло ни в какое сравнение с моей мишенью, середина которой вся топорщилась свежими занозами от шести отверстий. Чтобы еще усилить впечатление, я спустился к самой Нарове, на секунду погрузил в ее струи заряженную винтовку – генералы выпучили глаза, – вылил из ствола воду, приложился… Выстрел так и застал их с разинутыми ртами! Царь бросился меня обнимать, успех был очевиден. Ему самому не терпелось пострелять из моего оружия, и он предался этому занятию с увлечением ребенка, заполучившего новую игрушку. Я еле успевал давать объяснения и снаряжать зарядные части, с трудом сдерживая счастливую улыбку. Успех несомненный и бесспорный наконец-то выпал на мою долю, и теперь следовало извлечь всю пользу из открывшихся возможностей. Позволив напоследок выстрелить генералам, всей компанией во главе с довольным царем мы вернулись в замок.