Гражданин тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Афанасьев cтр.№ 97

- Большая у вас партия, Владимир Евсеевич? Много ли в ней членов?

- Море.

- Какую программу поддерживаете?

- Либеральную, какую еще... Всех коммуняк под ноготь. Они народ в лагерях гноили. Двести пятьдесят миллионов.

- Вы женаты, Владимир Евсеевич?

- Однозначно. Дети имеются. По вероисповеданию христианин.

- Сколько вам лет?

- Пятьдесят четыре.

Иванцов переглянулся с Сидоркиным и перешел к более трудным вопросам. К профилактическим.

- Владимир Евсеевич, как вы относитесь к нашим западным друзьям?

- Воши. Под ноготь вместе с коммуняками. У России только два друга - армия и флот.

Вернувшаяся Надин захлопала в ладоши, и Громякин снисходительно ей поклонился:

- За базар ответишь, поняла, тварь?

- Не отвлекайтесь, Владимир Евсеевич, - Иванцов наслаждался триумфом естествоиспытателя и в этот миг забыл обо всех прежних неприятностях и даже о том, что жить им всем, возможно, осталось с гулькин нос. Его Галатея, хотя и с перекошенным от напряжения лицом и с пустым взглядом, была прекрасна.

Сидоркин это тоже понимал, одобрительно хмыкал. Погрозил кулаком Надин, чтобы не озорничала. Девушка присела в сторонке, с сигаретой в руке, с пепельницей на коленях.

- Итак, - продолжал Иванцов, - западные соседи нам не друзья, и никто не друзья, но тогда скажите, пожалуйста, как вы понимаете слово "бизнес"? Вы же бизнесмен, верно?

- Однозначно.

- Вы владеете акциями, ценными бумагами, недвижимостью?

- Коммерческая тайна, - с достоинством ответил двойник, ловя во взгляде допросчика одобрение, которое было ему дорого, смягчало страх, поселившийся в больной душе.

- Мимика, - заметил Сидоркин. - Надо бы подкорректировать.

Двойник отозвался мгновенно и высокомерно:

- Этого - уволить. За хамство.

Надин хрюкнула от восторга - и Иванцов окончательно разомлел. Удивительный результат, удивительный! Кажется, пошел процесс самообучения.

- Мимика - ерунда, Антон, поверьте. Главное - смысл, логическое соответствие образу... Что, попробуем дальше?

- Конечно, - кивнул Сидоркин. - Дальше - больше.

- Владимир Евсеевич! - Иванцов чуть повысил голос, и двойник вжал голову в плечи, словно ожидая удара, - Соберитесь, голубчик. Еще минутку... Кто такой Ганюшкин?

С двойником произошла чудовищная метаморфоза. Он дернулся, как от тока, посерел, в глазах вспыхнули голубоватые сигнальные огни. Яростно жевал губами, будто челюсть слиплась. Наконец выдавил с трудом:

- Сука позорная! Он меня кинул!

- Каким образом, Владимир Евсеевич?

- Обещал, падла, два лимона в откат, а наколол в половину.

- За что откат, Владимир Евсеевич?

- За политическую поддержку "Дизайна". Правильно?

- Абсолютно... И что в таких случаях принято делать с кидальщиком? По законам бизнеса?

Из серого двойник стал зеленоватым, вроде покрылся плесенью. Сказалось колоссальное напряжение на уровне гипофиза. Огни в глазах потухли, уходил накал. Обреченно, тихо пробормотал:

- Давить гнидяру, как таракана. Мочить в сортире. После этого последнего усилия блаженно откинулся на спину и через секунду захрапел.

Сидоркин остался доволен экзаменом. Только уточнил:

- Вот эта его лексика... Вы уверены, Анатолий Викторович, что она... соответствует?

- Именно так они общаются между собой, - успокоил Иванцов. - Не сомневайтесь, Антон, доводилось наблюдать. Все органично. Естественно, с добавлением матерка... Нет, вы скажите, каков все-таки молодец! За два дня из ничего, из маленького росточка, развился до оптимального состояния рыночника.

- Гениально! - отозвалась Надин.

Кличка у него была Дуремар. Звали Филимоном Сергеевичем. Кроме того, в определенных кругах он был известен под прозвищем Тихая Смерть и по имени Магомай. Человек неизвестного происхождения, неопределенного возраста и невыразительной внешности, но все же не европеец и не славянин, а, скорее, южанин, может быть, с примесью итальянской или албанской крови. Даже для нынешней, обновленной под Америку, обретшей наконец, по словам президента, твердые моральные принципы Москвы его явление было чрезмерным, внушающим трепет.

Ганюшкину порекомендовали его побратимы из кавказской диаспоры, и он пригласил его к себе из человеческого любопытства. У Дуремара была безупречная репутация. Он не то чтобы не знал осечек, но (так уверяли) достиг наивысшего совершенства в своем ремесле. Дважды приговоренный к высшей мере и оба раза казненный, он сидел перед Ганюшкиным в офисе на Ленинском проспекте и забавно посверкивал круглыми, как у кролика, глазенками. Хозяин предложил на выбор вино, коньяк, водку, но необычный гость согласился лишь на чашечку кофе. Объяснил так:

- Когда есть большой заказ, господин хороший, я вообще не пью и не ем. Говею. Из уважения к клиентам. Они это ценят.

- Заказ приличный, - подтвердил Ганюшкин. - Сразу на три персоны.

- Будут какие-нибудь особые пожелания?

- Что имеете в виду, дорогой Магомай?

- Как же... Некоторые предпочитают несчастный случай. Либо наоборот, чтобы побольше шуму. Очередность, опять же. Аспектов много, все влияет на цену.

"Черт побери! - с умилением подумал Ганюшкин. - Да это же философ". Сталкиваясь с детскими глазенками необыкновенного существа, он испытывал мистическое чувство тайного родства. И уже прикидывал, не плюнуть ли на этот гребаный заказ (в конце концов Могильный сам справится, хотя вторичный прокол со старлеем заставлял всерьез задуматься о соответствии старика занимаемой должности) и не отдать ли команду, чтобы киллера повязали на выходе из офиса и сразу отправили в хоспис. Коллекция тамошних типов пополнится замечательным экземпляром... И в то же время что-то подсказывало Ганюшкину, что этого не следует делать. Во всяком случае, так демонстративно. Кроме родства, он ощущал повышенную опасность, как возле заряженного трансформатора с потрескивающими батареями.

- Очередность - это, пожалуй... Сперва чекиста в больничке доделай. После - майора. Но того еще надо найти. Мои службы совсем перестали мух ловить.

- Могильный? - живо вскинулся Дуремар.

- Знаете его?

- Генерала можно объединить с майором. С небольшой переплатой.

Ганюшкин усмехнулся:

- Значит, пересеклись пути-дорожки? Ах, Филимон Сергеевич, а вы, я вижу, горячий человек. Обид не забываете.