Гражданин тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Афанасьев cтр.№ 54

Речь Громякина, как обычно, состояла из причудливой мозаики угроз, анекдотов, обещаний и нечленораздельных восклицаний. Грозил он НАТО, евреям, коммунистам, Борису Абрамовичу, Шамилю Басаеву, Мадлене Олбрайт и всем прочим, кто посягал на святую Русь, призывал к единению вокруг его партии, обещал мужикам море разливанное водки (каждому по бутылке), рассказывал байки о своих встречах с Хусейном, - короче, кривлялся, как умел, но даже я, далекая от политики, чувствовала, как трудно ему держать аудиторию. Штука в том, что совсем недавно, года три назад, он ведь был единственным крутым патриотом на всю страну, не считая коммунистов, которым никто не верил. Но время изменилось, и даже самые забубенные американские головушки, навроде Рыжего Толяна, со слезами на глазах невнятно залепетали о величии России и ее неувядаемой мощи, которая останется Неколебимой, даже если всех россиянчиков удастся вогнать в землю по шляпку. Получалось, что все народные трибуны, как пoпугай, теперь гудели в одну дуду, и это было скучно.

В середине выступления на сцену под видом восхищений публики ринулись молодчики из охраны Громякина и завалили ее ворохами живых цветов, что заметно оживило дежурное мероприятие, тем более что в спешке дюжие мордовороты затоптали небольшой пикет демократической молодежи, скромно стоящий у входа на сцену с плакатов "Дело Ельцина живо и будет жить!"

Я вся извертелась, пытаясь привлечь к себе внимание вождя, орала "Браво, Громяка!" так, что чуть не надсадила глотку, но наконец мои старания увенчались успехом. Оратор прервался на полуслове, на эффектной фразе: "Все ограбленные граждане, коих хоронят сегодня в целлофановых мешках без тепла и электричества, однозначно" - прервался и несколько секунд разглядывал меня прищурясь, но кажется узнал: по лицу скользнула непонятная гримаса, то ли радости, то ли отвращения. В ответ я запустила на сцену галочку с запиской, один из телохранителей перехватил ее на лету и передал шефу. В записке было сказано: "Люблю. Надеюсь. Важное коммерческое сообщение. Прошу аудиенции".

Громякин кое-как закончил фразу о бедолагах, похороненных в целлофановых мешках, призвав их тоже вступать в его партию, и одновременно прочитал записку. Прочитав, пальцем ткнул себе за спину, что я расценила как приглашение. За кулисами ждала долго, но не скучала, потому что проникла в комнату, где был накрыт богатый стол, по всей видимости, для прощального фуршета. Пока вождь общался с нацией, за столом пировала челядь, причем пила и жрала на удивление нагло. Какие-то снулые мужчины средних лет, раскрашенные пожилые дамочки, несколько девиц-манекенщиц, которых Громяка повсюду таскал за собой, видимо, таким образом ненавязчиво демонстрируя свою мужскую удаль. Я взяла банан и скромно присела в сторонке у стены. Тут же ко мне присоседился один из свиты, со стаканом водки в руке. Дебилистый такой, лет сорока.

- Кто такая? - спросил с гонором. - Почему не знаю? По тону - из охраны. Охрана Громякина из всех охран, если брать знаменитых авторитетов, выделялась своей невменяемостью. Об этом я где-то читала. Или слышала по телеку, не помню.

- Меня лично пригласил Владимир Евсеевич, - гордо ответила я.

- Когда пригласил? Чего-то я не в курсе.

- Вы что, у него вроде няньки?

Замечание дебилу не понравилось, он грубо потребовал:

- Покажь документы, острячка.

Говорил громко, чего стесняться, все свои. Со стола оглядывались. Дамочка в макияже под нимфетку покачала язык: дескать, влипла, голубушка! Не споря, я отдала дебилу элегантное удостоверение "Купидона", где значилось, что я генеральный директор фирмы.

- Какой "Купидон"? - уточнил дебил, отхлебнув водку точно так же, как пьют апельсиновый сок - двумя-тремя маленькими глотками.

У меня аж в кишках скрипнуло. Я вот сколько пью водяру, а так к ней по-настоящему и не привыкла. Всегда стараюсь проглотить побыстрее и чем-нибудь заесть. У самой лучшей водки, к примеру у шведской, есть какой-то настырный рвотный привкус.

- Где стриптиз-бар, что ли?

- Сами вы стриптиз-бар, - обиделась я. - Международный экспорт. Лизинг и клиринг. Понятно?

- И чем торгуешь?

- Что же вы такие любопытные? - возмутилась я, но не забыла со значением облизнуть банан. - Какое вам, собственно, дело?

- Не горячись, девушка. Может, босс тебя и пригласил, но ежели что случись, с кого спросят? С Калистрата и спросят.

- Калистрат - это вы?

- А то сама не видишь?

- Что же может такого случиться, господин Калистрат? Съем я вашего Громяку?

- Всяко бывает. Купидоны вроде тебя попадаются шустрые. На личике не написано, что у тебя на уме. Так что придется пройти со мной.

- Куда еще?

- Неподалеку. Вон в ту дверцу.

Провожаемая сочувственными смешками, с недоеденным бананом в руке, я проследовала за Дебилом в смежную комнату, где он быстро и умело, произвел милицейский шмон. Обследовал сумочку, а также облапал всю меня сверху до низу. Я предупредила:

- Не сопи, Калистрат. Ничего не выйдет. Не про тебя ягодка.

Дебил не обиделся.

- Эх, барышня, одно баловство в голове. Хотя честно скажу, изюминка в тебе есть. Вона какие сиськи нарастила в ладонь не захватишь.

- Спасибо за комплимент.

- На здоровье. Учти и то, наш барин не жадный, иной раз и нам с его стола обламывается. Так что не зарекайся.

Едва вернулись в общий отсек, в зале вторично грянул гимн Советского Союза, и спустя минуту в комнату вбежал Громякин, со вздыбленными кудрями, распаленный, измазанный помадой. При его появлении свита в едином порыве вскочила на ноги и вытянулась по стойке "смирно". Вождь бухнулся в кресло, принял поданный услужливой рукой фужер вина и лихо, единым духом опрокинул.

- Фу-у, приморился маленько... Прошу садиться, господа. Вы же знаете, не люблю церемоний...

Вместо того чтобы последовать любезному приглашению, половину пировальщиков будто ветром сдуло: за столом осталось шесть-семь человек, включая Калистрата. К ним Громякин обратился с маленькой речью:

- Что ж, братцы-кролики, народец у нас все чудней становится. Иной раз диву даешься, до чего туп. Тупее тупого. Чего не дай, все проглотит и еще поблагодарит. Любое дерьмо. Главное, чтобы обертка нарядная. Реформу проглотил, Елкина терпел, трупом лежит у ног злодеев, а побренчи над ухом побасенкой, вскочит и заорет от радости. Не в укор говорю - с благоговением. С таким народом мы любую Европу разнесем вдребезги, только прикажи. Не везет россиянам с управителями, вот в чем беда. Ничего, мы это дело скоро поправим.

Под почтительный, негромкий гул домочадцев, жадно внимающих каждому слову, уперся в меня взглядом. Икнул, поманил пальцем.

Я приблизилась танцующим шагом, как на подиуме.