Гражданин тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Афанасьев cтр.№ 19

- Ваше превосходительство, многоуважаемый Су Линь...

Наставник Робентроп торжественно объявил, что кандидат четвертого разряда Иванцов к испытанию готов, после чего японец раздраженно бросил:

- Почему на нем разные носки?

- В соответствии с менталитетом, - ответил Ломота подобострастно. - Интеллигент вонючий.

- Это он женский персонал баламутит?

- Так точно, ваше превосходительство.

В узких, с сиреневым отливом глазах японца зажглось любопытство, из своего кресла он дотянулся до меня тонкой черной указкой вроде тех, которыми раньше пользовались школьные учителя, но более длинной и изящной. Потыкал ею в голый живот.

- Чубайсу подражаешь, а, Иванцов? Хочешь стать производителем?

Я туго соображал, с утреца вкатили что-то новенькое, полный шприц, голова была набита ватой:

- Никому не подражаю. Я сам по себе.

- Что ж, - японец развеселился, - давай посмотрим, какой ты герой, Иванцов.

Один из санитаров сзади нахлобучил мне на голову шлем наподобие пилотного, второй щелкнул клеммами, что-то подключил - и в мозг ударил разряд тока, который мгновенно вырубил меня из реальности. Очнулся я в собственной квартире, в спальне, со сложным ощущением, что это все-таки не совсем моя спальня, а скорее ее компьютерное воплощение, но почти сразу это знобящее ощущение исчезло. Я сидел на кровати, опустив босые ноги на коврик, и чувствовал себя вполне нормально. Легкий жар растекся по телу, голова слегка кружилась, но мне было уютно, спокойно и как-то сытно. Кроме меня в спальне находился еще один человек - жена моя Мария Семеновна, Манечка, Мусик. Бледная, смутная, но тоже реальная, как и все остальное. В тот момент я не помнил ни про кресло, ни про шлем, ни про экзамен на контролируемость-управляемость. Вообще вся загадочная история с "Дизайном-плюс" и с поселением в хоспис "Надежда" как бы отсеклась, вытеснялась из сознания. Я ощущал себя так, что только что проснулся и куда-то собираюсь по делам, причем уже опаздываю. И orтого разозлился на жену, которая, стоя ко мне спиной, хлопотала у платяного шкафа. Рыкнул на нее:

- Эй, Манек, не могла пораньше разбудить? Обернулась потухшим лицом, в котором не было кровинки.

- Толечка, ты же хотел отоспаться. Голосок елейный, заботливый - и это еще больше вывело меня из себя.

- У меня с Зенковичем из "Аэлиты" назначена, встреча... Ты что, забыла?

Я сам только что вспомнил про Зенковича, но это не важно. Она должна помнить. Она всегда держала на заметке все мои встречи и обещания.

- Что ты говоришь? Зенковича в прошлом году похоронили.

Неуместный, дикий юмор - или что похуже. Я только вчера говорил с ним по телефону. Зенкович - один из моих постоянных работодателей. По его рекомендации я сделал с десяток социально-психологических бизнес-прогнозов для крупных фирм, а также подкалымливал на пиаре. Да я, можно сказать, и жил-то за счет Зенковича. У старика колоссальные связи, оставшиеся с тех времен, когда он работал в кадрах ВЦСПС. Меня он любил, как родного сына. Тем более что его родной сын, влиятельный чиновник из администрации мэра, по пьяной лавочке попал в аварию и разбился насмерть. Газеты, помнится, писали, что по всем признакам авария напоминает рутинное заказное убийство.

- Значит, похоронили? - переспросил я. - И отчего же он помер, если не секрет?

- Как отчего, Толенька? Ему за девяносто перевалило. Они еще с Микояном дружили семьями. От старости и умер. А тут еще запутанная история с Димочкой. Официальная версия, конечно, авария, но ведь никто так и не объяснил, откуда у Димочки пять пулевых ранений. Самсон Демьянович очень переживал из-за всего этого. Накануне инсульта ему кто-то позвонил, предупредил: верни, дескать, старый хрыч, деньги партии или с тобой будет то же самое, что с твоим ублюдком. Звонок - последняя капля... да ты сам мне все это рассказывал. Толенька, что с тобой?

Такой лживой я ее не видел. Насочиняла с три короба и сказала ни словечка правды. Никогда Зенкович не дружил с Микояном, о смерти его сына действительно сплетничали в прессе, но речь шла не о пулевых ранениях, а об oторванных взрывом конечностях, газетчики путались лишь в тротиловом эквиваленте зарядного устройства. А главное, умереть от инсульта сам Зенкович, если я накануне с ним созванивался. Совершенно очевидно, что весь этот бред имел под собой какую-то серьезную причину, и я легко догадался какую. "Что с тобой?" - спросила она. Лучше бы обернула этот вопрос к себе.

Решение созрело мгновенно, словно продиктованное свыше, но прежде следовало кое-что уточнить. Скрывая истинные чувства, я спросил:

- Почему ты называешь молодого Зенковича Димочкой? Ты разве с ним дружила?

Маша оставила в покое шкаф и присела на стул напротив меня. Двигалась как-то неуверенно, но я не придал этому значения. Мозг сверлила, как шуруп, одна мысль, поразившая меня: неужто она всю жизнь меня обманывала? Ложь никогда не бывает случайной и единственной, она вытекает из предыдущей и обязательно тянет за собой последующую. Неужто женщина, родившая двоих детей, олицетворявшая в моих глазах семейную добропорядочность, таила под наивной личиной лицемерие и коварство, присущие всему змеиному женскому роду? Больно это осознать на склоне лет, ох как больно!

- О чем ты. Толя? Конечно, я знала Дмитрия Самсоновича. Больше двадцати лет... Ты не заболел, родной мой?

Слащавая неискренность доконала меня окончательно. Все сомнения развеялись.

- Но прежде ты не называла его Димочкой!

- Как же не называла?! Всегда называла.

- Врешь!.. Может, ты и старшего Зенковича называла Самсончиком? Может быть, лучше сказать обо всем прямо?

- Что сказать?

- А то. Признаться своему доверчивому дураку мужу, что спала с обоими. Дескать, бес попутал. Прости, Толечка, больше не буду. Тем более одного уже Бог прибрал. Или Дьявол, тебе виднее.

- Толя, опомнись! Как у тебя язык повернулся?!

Я расхохотался "добродушным" мефистофельским смехом.

- Ну и как старичок себя показал? Не оплошал в постели?

Бледное лицо Маши перекосила гримаса боли. Тоже, разумеется, искусственная. Едва слышно она пролепетала:

- Мне трудно будет забыть этот разговор.

- Тебе и не придется! - изрек я торжествующе. Я уже понял, что дальше выяснять что-либо бессмысленно. Когда баба упирается в своем вранье, ее хоть на куски разрежь - не признается. Мое терпение истощилось. Тог же внутренний голос подхлестывал: "Давай, Толя, действуй. Не будь слюнтяем. Какие доказательства еще нужны? Развратная тварь! Так сделай то, что обязан сделать каждый уважающий себя мужчина. Соверши поступок".

- Непонятно другое, - сказал я печально, хотя испытывал небывалый прилив какой-то радостной энергии. - С какой стати ты приплела сюда партийные деньги? Допустим, Зенкович подонок. Допустим, перевертыш. Но он же честнейший человек. За всю жизнь копейки чужой не тронул.