Вечера с Петром Великим - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Гранин cтр.№ 25

Каждый красовался в костюме, предписанным царем. Екатерина была одета финкой, Голицын — японцем, кто-то монахом, тунгусом. Пестрая толпа пиликает на скрипках, играет на рожках, свистках, Петр, наряженный пиратом, бьет в барабан. Зрители хохочут — «патриарх» женится! Звонят колокола.

Какофония на обратном пути во дворец нарастает.

Согласно сценарию Петра, громко представляли гостей четыре заики: «Лучший из п-п-пустых хвас-т-т-тунов Белохвостое, который, кроме души, весь в з-з-заплатах»; «…над всеми б-б-бочками к-к-к-комендант, и пьяница, и едун».

Скороходами нарядили четырех толстяков, которых самих надо было вести.

Заик подобрали что надо, трудились они натужно, отчаянно, выговаривая шутовские титулы, придуманные Петром, гости от души веселились, свадебное торжество переходило в пир, пир в оргию и далее в вакханалию.

Выдумки Петра следовали одна за другой. Члены Всешутейшего собора тоже изощрялись в шутках, разнузданные нравы смешивали остроумие с похабством. Патриарх со своего возвышения мочился на застолье, на головы вельмож, на их парики, что невероятно развлекало компанию.

Этот Никита Зотов был первым учителем маленького Петра. С тех пор он оставался при дворе. За какие качества Петр сделал его князем-папой, фигурой пародийной, — неизвестно. Выпивоха с железным здоровьем, способный и в старости пить и гулять сутками, Зотов до конца дней своих нес службу князя-папы, главы Всешутейшего собора, учреждения постоянного, вроде как бы клуба пьяниц, сумасбродов и насмешников.

При нем государь состоял в чине дьякона. Со всем пылом отдается он этим потехам и в то же время умудряется в разгар гульбища отлучаться из зала с изображением Бахуса, Купидона и Венеры в кабинет на государственные переговоры, давать аудиенцию иностранным гостям. Решит дела, не снимая маскарадного костюма, и назад, к пирующим.

Один из членов «компании» был думный дьяк Андрей Виниус. Сын известного голландского мастера, он заслужил доверие Петра. Отовсюду Петр шлет в числе прочих письма Виниусу. Кроме поручений, пишет о своих впечатлениях, тон его писем шутлив, дружелюбен, но вот Петр обнаружил, что Виниус не поставляет в армию лекарств. А еще задержал поставку артиллерийских припасов. Тон писем сразу меняется, Петр обещает Виниуса самого лечить, жалуется князю-кесарю, что Виниус потчует царя «московским тотчасом». Проведав об этом, Меншиков пользуется случаем окончательно лишить дьяка царского расположения. Придворное правило — падающего подтолкни. В итоге весельчак, шутник Виниус был исключен из «компании». А вслед освободили ото всех должностей. Ни застолье, ни «компания» не помогали, если обнаруживалось небрежение в делах. Это у Петра было поставлено строго.

Гераскин не поддавался.

— Наши мужики тоже дела решают в сауне. Нормально.

— Извините, это были не просто собутыльники. Собор имел устав, должности. За месяц до смерти Петра, обратите внимание, в январский мороз, Матвею Головину предписано было по сценарию, опять же царя, участвовать в шествии в костюме дьявола. Ему исполнилось 80 лет, представитель старинного боярского рода, человек глубоко религиозный, он отказался от этой роли. Его раздели, напялили на голову колпак с рогами, посадили на лед посреди Невы. Старик простыл, умер.

Гульба соединялась с принудой, действовала смесь вольности и дисциплины. Странный орден деспотического разгула, он как бы обслуживал фантазии Петра, его воображение, соединял всю компанию забавными перевернутыми отношениями. «Ехала деревня мимо мужика, вдруг из-под собаки лают ворота». Это традиции скоморошества и, если угодно, способ освобождения от страхов.

— Видать, выдумщик он был занятный, — сказал Гераскин.

— Ныне начальники гуляют еще круче, — сказал Антон Осипович и сделал смешок. — Сплошная похабель.

— Это они могут, — подхватил Серега, — только без выдумки. Поставят девок раком и в задницу цветы засунут или морковку. А уж если обмажут сиськи черной икрой и чтоб слизывали, то это вершина творчества.

Про начальственные кутежи у каждого были свои сведения. Особенно ярился Антон Осипович на бывших комсомольских вождей, какие они устраивали дикие пьянки и бордели. Никогда это не было развлечением ума. В петровском же соборе, как он понял, происходила не случайная подмена, каждому вельможе царь свою роль назначал — паяца, шута, титул как бы высмеивал себя, значит, с умом делалось.

Молочков слушал его с интересом. И все же он полагал, что до конца понять смысл того, что творил Петр и его приспешники, мы не можем. «Они знали то, чего мы не знаем», — повторял он. Самое трудное в исторической науке — понять человека другой эпохи.

Нас, доказывал он, уже не понимают наши внуки. Как мы могли мириться с концлагерями, с репрессиями и славить при этом личность Сталина? Не понимают, и объяснить невозможно. Вот движется шествие ряженых. Пьяные крики, блевотина, папская митра с крестом, кардиналы… И тут же обнаженные вакханки. Нет ничего святого. А все они люди верующие, все ходят в церковь. Между ними царь, с сознанием абсолютной власти над всеми этими людьми, над вещами, ему все можно, для него нет запретов, а он старается отделаться от этой власти… Как это соединить?

Конечно, историки предлагают нам мотивы тех или иных поступков — почему министры, короли, полководцы действовали так, а не иначе, что ими руководило. Чем уверенней историк объясняет, тем он считается более знающим. Редко кто из них добирается до противоречий, до того, чтобы недоумевать, попасть в тупик, в тот самый, в котором пребывали те люди. Решения их были интуитивны, подсознательны, им приписывают мотивы, о которых они и не думали. Учитель радовался, когда впадал в противоречие с материалом и уже не мог разгадать происходящее. «Человек — это тайна», — говорил Достоевский. И в самом деле, стоило найти какое-то объяснение поведению Петра, как тот следующим поступком опровергал себя же.

История всегда версия, утешал он себя, всего лишь версия, — они соседствуют, сменяются, если бы история была прозрачна, историкам было бы слишком просто.

Неподалеку от Летнего дворца находилась царская токарня. Руководил ею Андрей Нартов. В самом дворце у Петра была токарная комната.

Андрей Нартов осваивал токарное искусство в Москве, позже Петр послал его совершенствоваться в Лондон, Париж. По тем временам он получил инженерное образование — изучил математику, астрономию, механику.

С тех пор как заработала царская токарня, Петр пристрастился к этому делу. За короткое время он обогнал учеников Нартова, достиг немалых успехов. Он уединялся с Нартовым в своей токарне, а еще чаще приходил в токарную мастерскую, где работало много машин, и, надев передник, становился к станку, не отличаясь от других токарей.

В те времена токарное занятие считалось модным при европейских дворах. К примеру, Карл XII в детстве учился вытачивать из кости безделушки, коробочки.