— Если вещь подлинная, она стоит любых денег, мой друг, — веско возразил Павел Иванович, аккуратно выгребая ложечкой прилипший к стенкам яичной скорлупы белок.
— Все равно, он обманщик, обманщик, обманщик… Я всю жизнь это буду повторять. Помяни мое слово, ты горько пожалеешь.
Павел Иванович нахмурился. В глубине души он был суеверен и боялся «накаркивания» жены. Поэтому он поспешил быстрее закончить завтрак и на прощанье буркнул:
— Успокойся, мой друг. Я ничего без тебя не решу. Время терпит пока.
До обеда он заставил себя пробыть в магазине: накопились дела. Обед в «Арагви» прошел весьма удачно. Павел Иванович добился партии очень ходового «левого» товара на весьма выгодных условиях. К концу обеда настроение поднялось. Все было бы превосходно, если бы не мысль о проклятом портсигаре из музея. И еще записка, которая со вчерашнего дня жгла ему руки.
Тем не менее на свидание с Сердюком он отправился только под вечер, когда стало темнеть.
И вот они снова сидели друг против друга в маленькой полутемной комнате за шатким столиком. Павел Иванович уж передал Сердюку купленные для него продукты и водку. «Много тянет в одиночку, — удовлетворенно отметил он про себя, скосив глаза на груду пустых бутылок в углу. — Авось упьется».
Сердюк тем временем прочел записку, подумал и молча сунул ее в карман.
Оба делали вид, что не торопятся начинать разговор о главном, хотя обоих разбирало нетерпение.
Наконец Сердюк сказал:
— Завтра увижусь с дружком — и адью, Москва! Вам мое предложение, как видно, не подходит?
— Я был в музее, мой друг, — примирительным тоном сообщил Павел Иванович.
Сердюк насторожился.
— Так, так. Ну и что?
— Там есть одна девочка. Только она может определить, тот ли у вас портсигар.
— Ну и что? — уже враждебно повторил Сердюк.
— Надо придумать, как ей его показать.
— Знаете, мой друг, — издевательски произнес Сердюк, наливаясь злостью, — над этим ломайте голову сами. Она у вас вон какая большая.
Но Павел Иванович оставался невозмутимо спокоен: игра шла по-крупному.
— Я надеялся, что мы подумаем вместе, — сказал он. — Дело-то общее, и интерес тоже.
«Деловой мужик, — с невольным уважением подумал Сердюк, успокаиваясь. — Его право не доверять».
— Учтите, — предупредил он. — Смотреть придется из моих рук.
— Что ж, привезти ее сюда?
— А она поедет? — быстро спросил Сердюк.
— Только скажи ей, что нашлось. Куда хочешь поедет.
— А что с ней потом делать?
— То есть?..
Павел Иванович не договорил. Глаза их встретились.
— Это невозможно… — пробормотал Павел Иванович.
Сердюк равнодушно усмехнулся.
— Дело плевое. Я же сразу мотану. А ваше дело будет сторона.
— Хорошенькая «сторона», нечего сказать.
— Все беру на себя, — коротко рубанул ладонью Сердюк. — Овчинка стоит того.
Павел Иванович хмуро покачал головой.
— Только не здесь.
— Мы работаем чисто, — усмехнулся Сердюк. — Ваше дело пригласить ее. И чтоб узнала.
Все складывалось так опасно, а главное, так непривычно, что Павел Иванович ощутил легкий озноб. «А может, махнуть рукой на это дело? — трусливо подумал он. — Это же бог знает что такое!» Но тут замерещились доллары, много, пачками, вожделенные бумажки, о которых он мечтал по ночам. Черт возьми, последняя партия, и можно будет кончить эту игру с огнем! Кончить раз и навсегда!
Павел Иванович думал сейчас об этом вполне искренне. Он только забыл, что подобное происходило с ним уже не первый раз.
А, была не была!
И Павел Иванович хмуро и решительно произнес:
— Ну хорошо. Я привезу ее.
Сердюка искали активно и продуманно; Цветков отнюдь не возлагал надежды только на магазин.
Прежде всего следовало выяснить, где Сердюк мог найти себе пристанище. Судя по тому, что он первые ночи провел на вокзале, а потом у случайно встреченного им Зернова, другого, более надежного и заранее известного места у него не было. И если студия художника для него теперь отпала, то вокзалы ничем себя не скомпрометировали. Значит…
И заранее подготовленные оперативные группы каждую ночь направлялись теперь на все вокзалы Москвы. Узнать Сердюка им не составляло труда: у сотрудников имелась фотография с превосходного портрета, сделанного Зерновым.
Вторая линия поисков была — вещи, украденные у Починского. Если предположить, что у Сердюка не было надежного места для ночевки, то и для хранения краденых вещей его, вероятно, тоже не было.
И сотрудники Цветкова методично проверяли вокзальные камеры хранения, ломбард, комиссионные магазины и скупки. Приметы вещей были им хорошо известны.
Наконец, третья, самая, пожалуй, важная, линия заключалась в следующем. Сердюк не знал об аресте Косого и должен был искать с ним встречу. Где же? Вначале это был известный уже ресторан. Но сейчас он отпал. Косой назначил Сердюку новое место для встречи: «У Слона». Это оказался магазин культтоваров. И Цветков перенес свое внимание на этот магазин. Но не только на него…
При всей своей внешней простоватости и кажущейся прямолинейности Цветков был прирожденным оперативником. Это качество включало в себя, помимо умения разбираться в самых порой сложных людских характерах и жизненных ситуациях, помимо тонкой наблюдательности, еще и фантазию, выдумку, уменье найти при любых обстоятельствах не пассивную, а активную форму борьбы, не ждать, не обороняться, а всегда наступать.
Ловкая комбинация, в результате которой появилась записка в магазине, была только началом этой активной формы борьбы. Цветков решил использовать записку не только как приманку.
Но борьба с хитрым и опытным врагом, как известно, не сулит легкой победы. Победа тут добывается потом и… кровью. Да и то не всегда.
Сначала дала осечку первая линия поиска: на вокзалах Сердюк упорно не появлялся. Затем стала ясна неудача второй линии: нигде не появлялись и вещи Починского.
Из всего этого следовал один важный и тревожный вывод.
Если считать, что Сердюк все еще находился в Москве, а Цветков был уверен в этом: ведь у Сердюка было здесь какое-то «дело», кроме того, он не знал об аресте Косого, а история с Зерновым, как и исчезновение его от Откаленко, была лишь результатом его особой настороженности и подозрительности, ибо Откаленко ничем себя не выдал. И тогда вывод из неудачи двух линий поиска был один: Сердюк нашел себе новое прибежище. Именно нашел, внезапно и, возможно, неожиданно. И это чрезвычайно осложняло все дело.
Однако сохранялась третья линия, сохранялась даже после того, как взволнованный Лосев доложил Цветкову об исчезновении записки.