— Да вот иду, — добродушно улыбнулся он. — Тебе-то чего?
— Вон, видал? — парень указал на что-то рукой. — Там такие же вот шли, как ты. И дачу спалили. Понял?
— Ты что, рехнулся? — сердито спросил Петя. — Чего это я буду дачи палить?
— А кто знает, чего тебе тут надо. Человек ты тут чужой. Вот и ступай себе и рот по сторонам не разевай.
— Ты не указывай, чего мне делать. Я тебе чужой, а ты мне чужой, — обиженно ответил Петя. — Так что квиты.
В это время со стороны дачи раздался чей-то окрик:
— Степка! Иди подсоби, ехать пора!
— Иду! — крикнул в ответ парень с зеленым шарфом и снова повернулся к Пете: — Топай отсюда. Еще раз увижу, гляди тогда.
И он вразвалочку, не спеша побежал к даче.
«Сейчас уедут, — обеспокоенно подумал Петя. — И чего-то увезут. Небось те самые вещи, не иначе. И кто там второй, не Чума ли?» Впрочем, их там могло быть и двое, и трое, и четверо. В том числе, возможно, и Чума, и хозяин зеленых «Жигулей». Но было ясно, что задержать их всех Петя один не сможет. Впрочем, задерживать сейчас и не следовало. А вот поехать за ними и посмотреть, куда они путь держат, куда вещи повезут, было бы очень важно. Но у Пети под рукой не было машины, а когда приедет Толя, он точно не знал. И Петя подумал, что на дороге он поймает какую-нибудь машину. Ведь любой водитель обязан ему помочь.
Петя выждал, пока парень не скрылся за дачей, и решительно повернул назад, к шоссе. Он пошел быстро, потом даже побежал. И, конечно, не заметил, что из-за угла дачи за ним внимательно следили чьи-то глаза.
Когда Шухмин отошел уже довольно далеко, до него донесся звук заработавшего мотора. На той самой даче завели машину. Они сейчас выедут, обгонят Петю, и поминай их как звали. Не удержавшись, Петя побежал уже изо всех сил, быстро, легко, под уклон, то и дело скользя и взмахивая для равновесия руками.
Наконец он увидел впереди мостик, и слегка задыхаясь, перешел на шаг. Машины нигде видно не было, пустынная дорога лежала перед ним, за ней раскинулось бескрайнее заснеженное поле под серым небом, а в стороне, за узкой, замерзшей речушкой взбиралось по косогору кладбище. В высоких соснах там кричали птицы. Слышался далекий шум электрички.
Шухмин остановился возле мостика, нетерпеливо поглядывая по сторонам. Черт возьми, как назло, ни одной машины! А ведь сейчас пронесутся эти зеленые «Жигули», и только он их и видел. То есть потом-то он их увидит, но вещей там уже не будет, вещей с кражи, вот ведь что! И угораздило же его к тому же нарваться на этого парня. Петя не подозревал, что главную ошибку он совершил уже потом.
А машин на шоссе все не было, и Толиной салатной «Волги», между прочим, тоже. Становилось холодно. Ледяной ветер сек лицо, на глаза наворачивались слезы и мешали смотреть.
Неожиданно за Петиной спиной послышался нарастающий рокот мотора. Из-за поворота на узкой дороге, по которой только что сбежал Петя, показался красный «Москвич». Петя рванулся ему навстречу, замахал рукой и вдруг увидел, как машина, набирая скорость, устремилась прямо на него. Петя неловко отпрыгнул в сторону, ощутил внезапную, резкую боль в ноге, затем тяжкий, шумный удар и… темнота. Беспамятство на какие-то считанные секунды.
Когда Петя открыл глаза, он увидел лишь удаляющийся красный «Москвич». Сам же он лежал на обочине, возле моста. Нога горела и ныла, внизу где-то, возле ступни. При первой попытке шевельнуть ею — острая боль пронзила все тело, и Петя чуть снова не потерял сознание. И невозможно было вздохнуть, рвущая, тупая боль словно стерегла каждую его попытку и тут же била в мышцы, в кости, разламывала грудь. И Петя, морщась от боли, дышал короткими, судорожными всхлипами, напоминавшими стон:
— Ах-ой… ах-ой… ах-ой…
Но встать было необходимо, чтобы его увидели, чтобы смертельно не простудиться на этой ледяной, смерзшейся в камень земле.
Медленно, чтобы от внезапной боли снова не потерять сознание, Петя подобрал под себя локти, потом напрягся и подтянулся на них, чуть приблизившись к перилам моста. Потом, отдохнув, повторил это еще раз, еще… Он еле полз, все сильнее ощущая режущую боль во всем теле и холод, ледяные ниточки его, которые пугали Петю больше, чем любая боль. Лицо его все было в снегу, и Петя слизывал его с губ, руки были заняты, на них он лежал, они тянули его вперед и, стиснутые в локтях, прижатые к груди, спасали хоть чуточку от ледяного, жуткого холода, идущего от земли.
Еще одно усилие, как судорога, сотрясло все его тело, еще, еще… Совсем немного еще… Всхлипывая, Петя полз. Подтягивался на локтях, на несколько секунд замирая после каждого усилия.
— Врешь… врешь… — скрипел зубами Петя.
Если бы кто-нибудь только видел его в этот момент.
Вот он, мост. Боль в теле как будто даже притупилась, заморозилась. И, наконец, уцепившись руками за железные, липкие от мороза стойки перил, Петя начал медленно-медленно приподыматься. Выше, выше… «Господи, хоть бы один человек прошел», — с отчаянием подумал он, наваливаясь всею тяжестью на перила, почти перегнувшись через них. И голова начала тихо-тихо кружиться, какой-то неслышный хоровод возник в ней, подступила тошнота. Петя подавил, отогнал ее. Потом он приподнял больную ногу, на нее не только нельзя было встать, ею нельзя было даже дотронуться до земли, такой резкой, невыносимой болью отдавалось это во всем теле.
Петя не мог сказать, сколько времени висел он так на перилах моста, не имея сил пошевелиться. То всхлип, то стон рвались у него из груди, тихие — прислушиваться надо было, чтобы их услышать.
И вдруг он уловил шум мотора. Машина катила сверху, со стороны кладбища. Но у Пети не было сил посмотреть даже в ее сторону.
Машина подлетела и остановилась. Хлопнула дверца. Петя, стиснув Зубы, попробовал приподняться, оторваться наконец от перил, но сил не было. Он только чуть было не наступил на больную ногу и, испугавшись, зажмурился, ожидая удара боли и внутренне весь сжавшись в комок.
— Петька! — услышал он за спиной отчаянный Толин возглас. — Что с тобой?!
Толя схватил его за плечи, и Петя громко застонал сквозь стиснутые зубы.
— Довезешь?.. — с усилием спросил он.
— Ты что, очумел? — сердито ответил Толя. — Нет, брошу тут. Ну-ка, вались на меня… Так… Ох, медведь… Ну, давай, давай… А пассажира у меня нет. Оставили. Что-то хуже ему вдруг стало, бедняге… Ну вот так…
Продолжая говорить, Толя осторожно подтащил Петю к машине, открыл одной рукой заднюю дверцу и, согнувшись, начал медленно втаскивать Петю на заднее сиденье. Наконец тот без сил повалился на подушки, тихо, сквозь зубы цедя ругательства, которые в другое время никогда бы себе не позволил. Сейчас они помогали терпеть боль.
Толя тем временем захлопнул дверцу и, обежав машину, уселся за руль.
— Ну, куда поедем? — не поворачивая головы, спросил он.
— Дуй… что есть силы… — с трудом проговорил Петя. — Красный «Москвич»… догони… Бандиты уходят…