— Точно. Это он и есть.
— А почему он дрянь?
— Я с ним в одном классе учусь. Подлец и эгоист.
— Ишь ты!
В это время к ним подошел еще один мальчик.
— Валька, это ты о ком так? — с любопытством спросил он.
— О Пересветове, о ком же еще.
— Так ведь он гениальный артист! — с восхищением произнес паренек.
— Ты бы с этим гением за одной партой посидел. Узнал бы.
— Ну, это я не знаю. Но как он играл тогда в спектакле! Зал стонал от оваций.
— Это он любит, овации, — презрительно заметил Валя.
— Но ведь заслуженно. Признайся, заслуженно?
— Допустим.
— То-то. Он рожден для театра. Второй Качалов, честное комсомольское.
— Ну, это ты, положим, загнул.
— Нисколько. Погоди, он себя еще покажет.
— Пророк…
— А с кем он дружит? — спросил Сергей.
— Да ни с кем он не дружит, — возмущенно ответил Валя. — Очень ему нужна наша дружба. Ну и мы об этом не жалеем. Подумаешь!
— Отталкиваете от себя парня?
— Кто его отталкивает? Я, как член комитета, официально могу заявить: он сам оттолкнулся.
— Он комсомолец?
— Горе он, а не комсомолец.
— Так возьмите его в оборот, втяните в работу. Узнайте, чем он дышит.
— Мы не няньки. Кто с ним дружить согласится? Я член комитета, но не могу же я заставить ребят дружить с ним.
— Но артист-то какой, — улыбнулся Сергей. — Так может всякий талант погибнуть.
— Без поддержки коллектива как пить дать погибнет, — снова вмешался второй паренек.
— Ну, вот ты его и спасай, если можешь. А мне к нему подойти и то противно.
В это время в репродукторе снова что-то зашипело, потом раздался знакомый, все такой же веселый голос:
— После короткого отдыха, дорогие товарищи, я с новыми силами вам заявляю: без алюминия — нам гроб. Как сказала одна знаменитая чеховская героиня: «Так жить нельзя, надо удавиться»!
— Это же Каштанка сказала! — снова вскипел Валя. — Безобразие. Нет, мне надо бежать, они еще черт знает что наговорят.
Сергей снова расхохотался, а мальчик, увлекая за собой товарища, ринулся к лестнице, на бегу крикнув Сергею:
— У нас завтра в семь репетиция! Приходите!
Оставшись один, Сергей перестал смеяться, лицо его стало серьезным. Итак, неизвестный мальчик, кажется, установлен. Это Игорь Пересветов. «Гениальный актер» и «подлец». И никто с ним дружить не хочет. Еще бы! Приятного мало. Конечно, тошно возиться с таким типом, что и говорить. Но комсомольская работа — это же нелегкое дело. Об этом стоит потолковать в райкоме. А пока что надо осторожно, очень осторожно собрать о Пересветове самые подробные сведения.
Сергей вспомнил: в школе сегодня «родительский день» — так ему сказала старушка, дежурившая внизу около вешалки. Надо разыскать класс, где занимается десятый «Б».
Когда Сергей подошел к неплотно прикрытой двери с табличкой «10-й Б», он услышал нестройный гул голосов, а в щелку увидел пожилых мужчин и женщин, со смешной неуклюжестью разместившихся за партами. Учительницы видно не было, Сергей только слышал ее голос, молодой и взволнованный.
Сергей не спеша прошелся по коридору раз, другой, третий, потом снова подошел к двери класса и нетерпеливо прислушался. Нет, и не думают кончать. Теперь говорят об успеваемости. Вдруг Сергей насторожился: учительница назвала фамилию Пересветова. Ее немедленно перебил чей-то женский голос:
— Это неправда! Он очень способный. Но мальчик требует особого подхода, он нервный, впечатлительный!
«Мамаша», — подумал Сергей.
Где-то на лестнице раздались шаги, и Сергей поспешно отошел от двери.
Прошло еще не меньше получаса, прежде чем собрание кончилось и родители стали расходиться. Мимо Сергея прошла высокая, полная дама с чернобуркой на плечах. Расстроенное лицо ее было густо напудрено. «Мадам Пересветова», — усмехаясь, подумал Сергей, провожая даму глазами. Потом он зашел в класс.
Учительница, худенькая женщина в скромном черном платье с белым отложным воротничком и гладко зачесанными назад волосами, держа в руках журнал, что-то терпеливо говорила окружившим ее родителям. Она вопросительно поглядела на Сергея.
— Мне надо поговорить с вами, Зинаида Ивановна.
— Одну минуту. Сейчас освобожусь, — охотно отозвалась та.
Наконец ушли последние родители. Учительница жестом пригласила Сергея сесть за одну из парт и сама опустилась рядом.
— Слушаю вас.
— Я из райкома комсомола, — начал Сергей. — Знакомлюсь с работой драмкружковцев. Хочу узнать, кто из учеников вашего класса там работает, не мешает ли это их учебе. Вот я случайно услыхал здесь разговор об Игоре Пересветове. Он, кажется, староста там?
— Староста, — кивнула Зинаида Ивановна и устало добавила: — Трудный мальчик.
— Чем же?
— Родителями. Да, не удивляйтесь, вся трудность в родителях. Отец у него крупный архитектор, человек заносчивый, нетерпимый. Вот вы мать слышали, а послушали бы его. Он даже при сыне спорит со мной, выгораживает его, говорит пренебрежительно. Кажется, интеллигентный человек, а такта и чуткости — ну, ни на грош.
— Да. Тяжело вам с такими, — искренне посочувствовал Сергей. — Ну, а как сам Игорь ведет себя в школе?
— Его не любят. Он заносчив, скрытен, жаден.
— А как учится?
— Неважно. Много троек. Но он уверен, что в институт его папа устроит. Даже хвастает этим.
— Почему же его старостой драмкружка выбрали? То есть извините, — Сергей улыбнулся, — директором театра.
Зинаида Ивановна устало и серьезно ответила:
— Это очень удачная идея, с театром. Прекрасная форма внеклассной работы. Да, так старостой? Только потому, что так посоветовала их руководительница. Ее мальчики очень уважают. Славная девушка. Почему-то уверена, что Игорь талантливый актер. Правда, он умеет хорошо притворяться.
— А где Игорь живет, как зовут его родителей? Признаться, он меня заинтересовал.
— Отца зовут Всеволод Андреевич, а мать — Роза Ивановна. Живут они… одну минуту…
Зинаида Ивановна раскрыла последнюю страницу классного журнала и прочитала адрес и телефон.
— Живет на Песчаной, а учится здесь? — удивился Сергей.
— Они туда прошлой зимой переехали. Ну и решили, чтобы мальчик десятый класс кончил в этой школе. Он на отцовской машине в школу приезжает.
Адрес был знаком Сергею. Он сейчас же вспомнил: в этом доме живет Антон Захарович Шубинский.