О Борисе Думенко в той же справке говорилось: «Однако в архивных материалах имеются свидетельства того, что Думенко потворствовал грабежам и казачьим реквизициям, а также много присваивал себе конфискованные ценности. На этой почве у него возникли конфликты с политработниками, которых Думенко ругал при бойцах, настраивая бойцов против политкомов. Так, в донесении ВРИД военкома Сводной кавдивизии С. Питашко от 29.12.1918 г. говорится, что „разъяренные поджигательской речью Думенко бойцы готовы были расправиться с политкомами, но это насилие предупредил пом. комдива т. Буденный“ (ЦГАОР. Ф. 192. Оп. 2. Д. 101. Л. 30).
14 марта 1919 года политический комиссар отдельной кавалерийской дивизии В. Новицкий докладывал Реввоенсовету 10-й армии:
«За несколько дней, когда Думенко вступил в исполнение своих обязанностей начдива, дивизия стала неузнаваемой, начались грабежи по всему пути следования. Причина их – начдив: он дал право чеченцам забирать все ценное, как то: золото, серебро и другие более ценные вещи. Об этом, конечно, весь состав дивизии знает, начиная от начштаба и кончая красноармейцами включительно. И такой поступок разлагающе действует на окружающих. У начдива 5 подвод, в том числе 2 экипажа, груженных разными вещами, конечно, реквизированными… В последнее объяснение, которое было между мной и начдивом, он заявил, что всех политкомов дивизии арестует и расстреляет. На заданный мною вопрос: 'желает ли он признавать за политкомами те директивы, которые даны Реввоенсоветом армии? начдив самым категорическим образом заявил, что 'не признает'»» (ЦГАСА. Ф. 193. Oп. 1. Д. 34. Л. 21, 22).
В условиях отсутствия регулярного централизованного снабжения и постоянных материальных недостатков, бойцы легко поддавались соблазну пограбить и почитали тех, кто этого не пресекал. Против грабежей и мародерства боролись политработники, ущемляя партизанское своеволие Думенко, поэтому он их и невзлюбил.
Показательно, что когда 24 марта Думенко был назначен помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерийской части, он, опасаясь наказания за потворство грабежам и унижение политических комиссаров, около месяца отсиживался в Большой Мартыновке и на станции Куберле. Сообщая, что в Царицыне его могут арестовать, Думенко обращался за защитой к С. М. Буденному, Г. К. Шевкоплясову и Д. П. Жлобе (Протокол собрания командиров и бойцов 4-й кав. дивизии от 18 апреля 1919 г. – из личного архива С. М. Буденного)… Недовольный коммунистами, он ругал и советскую власть, которую, как он выражался, «захватили коммунисты и жиды»…
Военком Ермаков в докладной записке сообщает, что 15–20 сентября 1919 года он и помощник политкома Тубольцев были приглашены в штакор (штаб корпуса. – Б. С.).
«С нашим прибытием т. Думенко попросил всех присутствовавших удалиться, мотивируя, что состоится секретное заседание по всем делам. Оставшись втроем наедине, Думенко сказал, что мы известны ему с 1918 года как старые опытные террористы и наше присутствие при нем он считает необходимым.
«Я много сделал для революции, – продолжал Думенко, – но все-таки не получил еще должного мне доверия от Центра и созданного мною корпуса. Я вижу себя приниженным всякой сволочью, подразумевая представителей поарма 10 и др., и необходимо эту сволочь уничтожить, так как она стоит на моем пути».
Считаю нужным заметить, что Думенко не знал, что я коммунист, а на тов. Тубольцева он не обращал внимания, считая его анархистом. «Ко мне, – говорил Думенко, – прибыли два типа, следят за моими действиями, и были случаи, аннулировали некоторые мои распоряжения».
Думенко приказал терроризировать этих двух представителей, но фамилий их не назвал, поскольку я заявил ему протест».
Далее тов. Ермаков пишет:
«От Думенко всегда можно было слышать, что Советская власть скоро погибнет, что Россия продана подлым жидам, которые продали исстрадавшуюся Россию.
В октябре месяце 1919 г. при движении корпуса в районе Серебряково частями корпуса усилились бесчинства, а когда политкомы об этом доносили, Думенко устраивал им разнос и приказывал их убрать» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 183–184).
Военком 2-го Донполка 3-й бригады Сводного конного корпуса Веремеенко Тимофей Лаврентьевич доносил: «В селе старая Криуша Калачевского уезда, я с комбригом Трехсвятковым зашел в 10.00 в штаб корпуса и остановился у двери. В штабе корпуса сидели Думенко, Абрамов, Блехерт, начальник штаба 2-й горской бригады Дронов и другие. Думенко высмеивал жидов, т. е. евреев, говорил, что жиды-комиссары забрали страну в руки и готовят красных офицеров – жидов. От этой дряни, – говорил он, – ничего доброго не получишь. Я этих офицеров-торговцев знаю, пусть их выстроят хоть 200 человек, всех перебью» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 187).
Бывший комиссар корпуса Думенко Сергей Петрович Ананьев, раненный в бою выстрелом в спину, писал во время следствия по делу Думенко: «Думенко – мелкобуржуазный выродок с большим самолюбием и мелким тщеславием. Политически не воспитан, правильного понятия о советской власти не имеет и больше склонен к идеологии народничества (эсерства). Политические учреждения и коммунистическую партию не признавал и всячески их поносил. Мелкое тщеславие составило у него представление о самом себе как о необычайно великом герое и полководце, что давало ему возможность выражаться: „Захочу – сниму весь фронт до самой Москвы“. Наши последние успехи в Донской области его окрылили, он стал себя мнить чуть ли не Наполеоном. Говорил, что он не признает коммунистов, поносил их и признает только РВСР (Реввоенсовет республики. – Б. С.)» (Там же. Л. 416).
Действительно, к январю 1920 года поведение Думенко было вызывающим и дерзким. Вот как описывает встречу с Думенко не политработник Конкорпуса, а комиссар 2-й бригады 23-й стрелковой дивизии т. Фролов: «12 декабря 1919 г. в 4 часа дня в штаб бригады ворвался кавказец в бурке лет двадцати и крикнул: „Выметайтесь вон!“ Командир бригады спросил его, кто он такой. Кавказец ответил: „Мы кто такой? Мы думенковцы! Очистите квартиру немедленно или мы вас выбросим“. Я позвал своего ординарца и приказал ему сходить за комендантской командой. Тогда кавказец выхватил кинжал и с криком „мы будем вас резать!“ бросился на меня, угрожая убить.
Когда я узнал, что Думенко стоит у ворот, я попросил его войти. Он вошел, вытаращил глаза и крикнул на командира бригады, не знавшего в лицо Думенко: «Встань, сволочь, с тобой разговаривает командир корпуса!» Последовала площадная брань. Бушуя все больше, Думенко выхватил револьвер и закричал: «Ишь сволочи, коммунисты, бандиты, руби их!»
На командира бригады бросились двое и сорвали с него револьвер. Меня моментально схватили тоже двое за руки, а третий схватил стул и замахнулся им. Я рванулся в сторону, и стул попал только по руке. Я пытался выскочить из комнаты, но меня опять схватили и потребовали оружие. Револьвер лежал на угольнике, и я молча указал на него. Мой и комбрига револьверы схватили и, сквернословя, вся компания удалилась. Думенко, садясь на коня, обращаясь к появившимся Шевкоплясову и Блехерту, говорил: «Всех этих сволочей коммунистов перевешают»» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 185–186).