Буденный - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 10

Миронов страшно возмущался.

– Что это за произвол, товарищ Буденный? – кричал он. – Какой-то калмык, как бандит, хватает меня, командира красного корпуса, тянет к вам и даже не хочет разговаривать. Я построил свой корпус, чтобы совместно с вашим корпусом провести митинг и призвать бойцов к усилиям для спасения демократии.

– Какую вы демократию собрались спасать? Буржуазную! Нет, господин Миронов, поздно, опоздали!.. Вы обезоружены как изменник, объявленный вне закона.

– Вот какой ты, незаконный живешь, а еще ругаешься! – укоризненно покачал головой Городовиков».

Сразу после ареста совещание командного и политического состава корпуса Буденного утвердило приказ, согласно которому объявленный вне закона Миронов должен был быть расстрелян, а другие командиры мятежного корпуса – преданы суду. Но Миронова спас Троцкий, неожиданно прибывший в расположение буденновцев. У Льва Давыдовича были насчет Миронова свои планы. В период наступления Деникина большевикам требовалось привлечь на свою сторону хотя бы часть казачества. А Миронов был популярен среди казаков. Поэтому после показательного судебного процесса, на котором Филипп Кузьмич и его товарищи были приговорены к смерти, ВЦИК их помиловал. Троцкий был инициатором помилования, что видно из двух его телеграмм в адрес члена Военного совета Южного фронта: «По прямому проводу. Шифром. Балашов. Смилге. Отчет о мироновском процессе наводит на мысль, что дело идет к мягкому приговору. Ввиду поведения Миронова полагаю, что такое решение было, пожалуй, целесообразно. Медленность нашего наступления на Дон требует усиленного политического воздействия и на казачество в целях его раскола. Для этой миссии, может быть, воспользоваться Мироновым, вызвав его в Москву после приговора к расстрелу и помиловав его через ВЦИК – при его обязательстве направиться в тыл и поднять там восстание. Сообщите ваши соображения по этому поводу. 7 октября 1919 года. № 408. Предреввоенсовета Троцкий».

Во второй телеграмме говорилось: «Я ставлю в Политбюро Цека на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы даем Дону, Кубани полную „автономию“, наши войска очищают Дон. Казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть созданы соответственные гарантии. Посредниками могли бы выступать Миронов и его товарищи, коим надлежало бы отправиться вглубь Дона. Пришлите Ваши письменные соображения одновременно с отправкой сюда Миронова и других. В целях осторожности Миронова сразу не отпускать, а отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Здесь вопрос о его судьбе сможет быть разрешен. 10 октября 1919 года. № 408. Пред-реввоенсовета Троцкий».

Миронов был введен в состав Донского совнаркома, затем командовал 2-й Конной армией в боях в Северной Таврии и при взятии Крыма. О нем и о его соперничестве с Буденным в боях против Врангеля мы еще поговорим. Пока же только укажем, что председатель культпросвета махновской армии Петр Аршинов в мемуарах утверждал: «Вел тайную переписку с махновским штабом и командарм 2-й Конной Миронов, чья кавалерия брала Крым бок о бок с Повстармией. Родной брат командарма с 1919 г. был в махновщине начштаба 2-го Азовского корпуса. И, по словам Белаша (начальник штаба махновской повстанческой армии. – Б. С.), 2-я Конная готова была восстать по первому сигналу».

Конечно, в мемуарах один из идеологов махновского движения мог и присочинить насчет переговоров Миронова с Махно. Но идеологическая близость у двух этих деятелей, безусловно, была. Миронов, как и Махно, хотел быть крестьянским вождем и не любил коммунистов и продразверстку, хотя никогда не заявлял открыто о своей приверженности анархизму. Кстати сказать, именно пятитысячный экспедиционный корпус повстанческой армии Нестора Махно под руководством Семена Каретникова нанес основной удар по врангелевскому конному корпусу генерала Барбовича и первым форсировал Сиваш. Между прочим, 2-я Конная лишь ненамного превосходила махновцев по численности, насчитывая всего 6 тысяч человек и далеко уступая в этом отношении 1-й Конной.

В 1921 году Миронов был вновь арестован и расстрелян по приказу Дзержинского. Можно не сомневаться, что вопрос о судьбе Филиппа Кузьмича решался на Политбюро, но соответствующий протокол до сих пор не обнародован.

Из Бутырской тюрьмы Миронов написал главе ВЦИК М. И. Калинину длинное письмо, надеясь на снисхождение. Вот его избранные места:

«Уважаемые товарищи и граждане!

В письме (№ 61, «Правда») Центрально-контрольной комиссии говорится:

«Партия сознает себя единой сплоченной армией, передовым отрядом трудящихся, направляющей борьбу и руководящей ею так, чтобы отстающие умели подойти, а забежавшие вперед не оторвались от тех широких масс, которые должны претворить в жизнь задачи нового строительства…»

За 4 года революционной борьбы я от широких масс не оторвался, но отстал ли или забежал вперед, и сам не знаю, а сидя в Бутырской тюрьме с больным сердцем, чувствую, что сижу и страдаю за этот лозунг…

К Вам обращается тот, кто ценой жизни и остатков нервов вырвал 13–14 октября 1920 года у села Шолохова победу из рук барона Врангеля, но кого «долюшка» сохранила, чтобы дотерзать в Бутырской тюрьме, тот, кто в смертельной схватке свалил опору Врангеля – генерала Бабиева, и от искусных действий которого застрелился начдив Марковской, генерал граф Третьяков.

К Вам обращается тот, кто в Вашем присутствии 25 октября 1920 года на правом берегу Днепра у села Верхне-Тарновское звал красных бойцов 16-й кавдивизии взять в ту же ночь белевший за широкой рекою монастырь, а к Рождеству водрузить Красное знамя труда над Севастополем. Вы пережили эти минуты высокого подъема со 2-й Конной армией, а как она и ее командарм исполнили свой революционный долг, красноречиво свидетельствует приказ по Реввоенсовету республики от 4 декабря 1920 года за № 7078.

К Вам обращается тот, кто вырвал инициативу победы из рук Врангеля 13–14 октября, кто вырвал в эти дни черное знамя генерала Шкуро с изображением головы волка (эмблема хищника-капиталиста) с надписью «За единую и неделимую Россию» и передал Вам в руки как залог верности социальной революции между политическими вождями и с ее вождями Красной Армии.

К Вам обращается за социальной справедливостью именно усталый и истерзанный, и если Вы, Михаил Иванович, останетесь глухи до 15 апреля 1921 года, я покончу жизнь в тюрьме голодной смертью.

Если бы я хоть немного чувствовал себя виноватым, я позором счел бы жить и обращаться с этим письмом. Я слишком горд, чтобы входить в сделку с моей совестью. Вся моя многострадальная жизнь и 18-летняя революционная борьба говорят о неутомимой жажде справедливости, глубокой любви к трудящимся, о моем бескорыстии и честности тех средств борьбы, к которым я прибегал, чтобы увидеть равенство и братство между людьми.

Мне предъявлено чудовищное обвинение «в организации восстания на Дону против Советской власти». Основанием к такой нелепости послужило то, что поднявший восстание в Усть-Медведицком округе бандит Вакулин в своих воззваниях сослался на меня как на пользующегося популярностью на Дону, что я его поддержу со 2-й Конной армией. Он одинаково сослался и на поддержку т. Буденного. Вакулин поднял восстание 18 декабря 1920 года, а я в это время громил на Украине банды Махно, и о его восстании мне стало известно из оперативных сводок. Помимо восстания в означенном округе, таковые почти одновременно вспыхнули в других округах, под влиянием, как можно судить, антоновского восстания в Воронежской губернии. Ссылка Вакулина на поддержку Антонова была естественна, но ссылка на меня и т. Буденного – провокационная ложь…