Как делать погоду - читать онлайн книгу. Автор: Улья Нова cтр.№ 31

– Кто бы сомневался, Василь Василич…

– Не груби, не перебивай старших, – добродушно продолжает Дыдылдин. – Вообще, ты мне друг или кто? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, канючит: – Тогда не езди, пожалуйста, в тайгу. Потом, я не понимаю, зачем тебе вся эта ахинея. Сапоги какие-то, ножи. Зачем ты себя так придумал? Слухай мои директивы и запоминай: тебе срочно надо выдумать себя совершенно по-другому. Я считаю, что самый удачный образ – тот, который однажды придумал себе и успешно воплощает в жизнь колдун Дыдылдин. Это оригинальный, неповторимый образ не дает мне соскучиться, за это меня уважают и очень боятся. А однажды даже сравнили с самим Распутиным, – последнюю фамилию он произносит, понизив голос, с трепетом и теплотой. – Возьми на вооружение все, что я тебе сегодня сказал. Про мертвечину, птиц, блажи и оригинальный образ. Обмозгуй. И ты очень скоро себя придумаешь взаправдашним, деятельным, бодрым. И воплотишь в жизнь. Тогда все сразу резко изменится. Ты фантазер, сказочник. У тебя все получится, я это чувствую, – заключает он, стряхивая с шапки снег.

– Ладно, Василь Василич, так уж и быть, – вздыхаю я, отдавая ему пустую клетку на выходе из парка. – Нож и сапоги отменяются, мопед пылится в гараже, тайга подождет. Я остаюсь, придумываю свой сказочный, неповторимый образ. И пишу прогноз в мартовский номер «Индюка».

А в тайге, как передали по радио, через два дня действительно разразился затяжной снегопад. И бабушки-шаманки, оторвавшись от котлов с приворотным зельем, задумчиво следили за хлопьями снега из низких окон избушек. Тетушки на остановках, выложенных советской мозаикой, кутались в пушистые шали и приплясывали на ветру, ожидая автобус. Дальнобойщики мерзли в высоких кабинах фур и рефрижераторов. А волчицы с небесно-голубыми глазищами завывали по ночам, разглядывая звезды и кружевные снежинки, что плавно опускались с облаков на землю. Изредка и мы со свиньей, застыв у подоконника, завороженно наблюдали крыши соседних домов и далекий дым. Свинья тихонько пыхтела, пробуя на зуб салфетку и оранжевую бумажку-напоминалку. А я пытался себя как-нибудь похитрее придумать. Чтобы сказка моя все-таки началась. Чтобы на том конце пути кто-нибудь прислушивался сквозь метель к звукам с широкого полупустого шоссе. Ждал и заваривал чай к моему приезду.

Дело близится к полуночи. Небо ясное. Атмосферное давление терпимое. Судя по веткам деревьев, что темнеют по ту сторону окна, – на улице безветрие. Это означает, что ветер устал, спрятался где-то на чердаке или, прикинувшись птицей, отсиживается в голубятне, что хитровато синеет недалеко от метро «Царицыно», в низине среди тополей и берез. Столбик термометра замер напротив отметки -8. Некоторая влажность в воздухе имеется, так как недавно прекратился снегопад. В этот поздний час акула журналистики Алексей Груздев позвонил торжественно сообщить, что мартовский прогноз никуда не годится. Все в нем туманно, сыро и требует жесточайшей доработки.

– Вот что я тебе скажу, пресс-секретарь, – выдохнув в трубку горький дым, зловеще прошепелявил знаменитый на всю страну мастер давать и брать интервью, – с каждым номером задача твоя усложняется. Имей в виду: повторяться нельзя. Посмотрим, как ты выкрутишься, Ниточкин. Что ты еще поведаешь нам о погоде. Поглядим, сколько ты еще продержишься с этим своим сумасбродом, так называемым колдуном. Мы уже ставки делаем тут в редакции. Я утверждаю, что больше трех номеров вы не потянете.

От сокрушительной энергетики главного редактора радиотелефон замигал, по комнате закружила отлипшая от монитора бумажка-напоминалка.

Около минуты я слушал оставшиеся после надменного «пока» пронзительные и жалобные гудки. В довершение ко всему снова вырубили электричество. Пришлось сложить в синий пластмассовый таз семь замороженных пицц и выставить на балкон. Естественно, после таких зловещих предзнаменований во мне поселился страх провалить мартовский прогноз, упустить рубрику и проморгать клад, замурованный в стене редакции.

Будто учуяв, что дела плохи, начальник погоды сатирического журнала «Индюк» звонит поднять своему пресс-секретарю боевой дух.

– Служба спасения на проводе, – радостно пыхтит он, – с утра пораньше твой друг Дыдылдин оповестил шесть радиостанций, что в полдень, вопреки официальным прогнозам, в Москве повернет на весну. И в грязь лицом не ударил. Ровно в полдень небо прояснилось, в город ворвался серебристый взволнованный ветер, в очередной раз подтвердив, что погода находится под моим неусыпным контролем. Это пока предвестники, настоящую весну планирую запустить недельки через три. Понимаешь, живет в соседнем подъезде хороший человек, бывший физик. Он после инфаркта целыми днями пропадает теперь на реке. Сидит на льду, смотрит в лунку. Иногда очень грустит. Иногда радуется, что жив. Иногда хочет рюмочку, гульнуть и покурить, а нельзя. Пушкина, кота моего, почти каждый день свежей рыбой угощает. Упросил он, чтобы пока не таяло. Очень надеется еще порыбачить и как следует, в тишине, обдумать жизнь. Как же не пойти навстречу человеку… Обожди минуту, дам прослушать записи моих последних радиовыступлений.

В трубке, словно пробиваясь из далекого прошлого, раздается забытый звук перемотки аудиокассеты. Вслушиваясь в него, я неожиданно различаю натужный смех двух девчонок из математического, с которыми мы частенько засиживались допоздна возле подъезда под песни «Кино» из старенького кассетного магнитофона Panasonic. Я снова вижу серые, прохудившиеся кроссовки одноклассника Леньки, с которым мы учились курить под окнами кабинета труда, пока нас не поймал физрук. Кассета перематывается, и я снова оказываюсь в тесной и сумрачной школьной радиобудке, расположенной между спортивным и актовым залами. Здесь мы часами толкались, когда директриса решила устроить на переменах общеобразовательные радионовости. Тогда-то я впервые заметил, точнее, разглядел, рыжеватую и веснушчатую одноклассницу Алену. Три месяца эксперимента в коридорах и кабинетах школы на переменах звучал ее звонкий, цветочный, немного насмешливый голос. Между тем перемотка кассеты заканчивается, щелкает кнопочка «play», в трубке пиликает знакомая музыкальная заставка радио «ЭхЭм». Бархатистый басок ведущего произносит скороговоркой: «С вами Игорь Кухаркин. Телефон студии 999-99-99. И у нас звонок». В радиоэфире голос Василь Василича всегда источает торжество и восторг от долгожданного обретения аудитории. Для него это прорыв в вечность, выход из окраинных будней в настоящую жизнь. И контролер железнодорожной станции спешит, чтобы его не оборвали на полуслове: «Добрый вечер, страна! Я позабочусь, – кричит он ошалевшему ведущему, – чтобы в предстоящую неделю в Москве светило солнце. Мороз смягчу. Если же снеговая туча все-таки проскочит, безобразница, знайте: мне снова испортили настроение бесстыжие безбилетные пассажиры. Но, как известно, я долго злиться и печалиться не умею. Поэтому очень скоро солнце снова выглянет из-за туч». Под конец он выкрикивает: «Дорогие люди! Верьте в себя, верьте в доброго волшебника Дыдылдина!» – и просит поставить зажигательную, вселяющую бодрость песню.

Свои радиовыступления Василь Василич записывает на старенький кассетный магнитофон, который всегда носит с собой. Даже во время ночного дежурства суровый станционный смотритель Дыдылдин продолжает активно участвовать в радиожизни столицы. За свои многолетние проделки на радиостанциях города маг и чародей возглавляет черный список, его голос снится в кошмарных снах ведущим, ассистентам и секретаршам, а звонки отслеживают, блокируют, стараются не пропускать в эфир. В отместку обиженный и разъяренный Василь Василич устраивает так, что весь вечер вообще никто не может дозвониться в обидевшую его передачу. Частенько он дурит принимающих звонки секретарш, обращаясь к ним голосами Горбачева и Ельцина или тоненьким и жалобным женским голоском. Обманув бдительность работников радио, целитель птиц победоносно врывается в эфир и передает привет самому себе, замечательному человеку, колдуну погоды Дыдылдину.