Лед - читать онлайн книгу. Автор: Анна Каван cтр.№ 28

Я тут же почувствовал, что лемуры где-то рядом. А может, именно их присутствие изгнало страх и отчаяние? Это было похоже на обнадеживающее послание из другого мира; мира, где нет жестокости и насилия, мира, где неизвестно отчаяние. Я часто мечтал о подобном месте — жизнь там, вероятно, в тысячу раз прекрасней, чем на земле. И вот один из его обитателей стоял сейчас передо мной. Он улыбнулся, прикоснулся к руке, произнес мое имя. Его спокойное, доброжелательное и умное лицо исключало какую-либо мысль о лжи или притворстве.

Он рассказал мне о пространственно-временных галлюцинациях и стыках между прошлым и будущим, о том, что можно попасть в любой век и любой момент, и это станет твоим настоящим. Сказал, что, если я захочу, он возьмет меня в свой мир. Он и его соплеменники уже видели конец нашей планеты, исчезновение человеческой расы. Раса вымирала во всеобщем гибельном порыве, от фатальной жажды саморазрушения, хотя возможность сохранения такой формы жизни, как человек, все еще оставалась. Здесь с жизнью было покончено. Но в другом месте она продолжилась и получила новое развитие. И мы, если захотим, могли бы встроиться в эту новую систему.

Я старался понять его. Он был похож на человека, но было в нем что-то еще; он не был таким, как я. У него был доступ к высшему знанию, к некой окончательной правде. Он предлагал мне свободу своего привилегированного мира, мира, познание которого было моим самым сокровенным желанием. Я почувствовал возбуждение от предстоящего опыта, хотя и не был в состоянии его осмыслить. Из обреченного, умирающего, разрушенного человеком мира я как будто заглянул в другой, новый, бесконечно живой мир безграничных возможностей. На секунду я поверил в свою способность существовать на более высоком уровне, прижиться в этом изумительном новом мире, но, вспомнив о девушке, правителе, надвигающихся льдах, боях и убийствах, понял, что это выше моих сил. Я принадлежал к этому миру и был накрепко привязан к событиям и людям этой планеты. Отказываться от того, к чему я так стремился, было очень тяжело. Но я знал, что мое место здесь, в этом обреченном на гибель мире, и что мне придется остаться и досмотреть все до самого конца.

Сон, галлюцинация, что бы это ни было — произвело на меня неизгладимое впечатление. Я не мог забыть, выбросить из памяти отсвет высшего интеллекта, честность и чистоту лица пришельца. Осталось ощущение пустоты, потери, будто я держал в руках что-то по-настоящему бесценное и — выкинул вон.

С тех пор чтобы я ни делал — это уже не имело значения. Я посвятил себя миру насилия и должен был действовать последовательно. Мне удалось добраться до материка, где шла партизанская война, и, безразличный ко всему, я примкнул к отряду наемников на службе у Запада. Мы сражались по пояс в грязи, в болотах дельты великой реки. Когда нас наконец отозвали, выяснилось, что в болоте людей погибло больше, чем в боях. Мне представлялось, что мы воюем со льдом, который неумолимо приближался, покрывая мир мертвенной тишиной, неся ужасное белое безмолвие. Продолжая воевать, мы доказывали тем самым, что мы живы и противостоим ползущей по свету ледяной погибели.

Я по-прежнему ожидал чего-то страшного, пребывая в странном, словно подвешенном состоянии. Все чувства заметно притупились. Я замечал это и по себе и по окружающим. Во время подавления голодных бунтов, наши автоматы без разбора косили как бунтовщиков, так и безобидных прохожих. Меня это совершенно не трогало, и такое же безразличие я видел и у других. Люди стояли и смотрели на это, как на представление, даже не пытаясь помочь раненым. Некоторое время я спал в одной палатке с пятью солдатами. Они были чертовски отважны, они не думали ни об опасности, ни о жизни, ни о смерти, — ни о чем, и были довольны, если каждый день получали котелок горячей картошки с мясом. Я не мог наладить с ними контакт; просто вешал плащ и лежал за ним, как за ширмой, не сомкнув глаз.

Последнее время все чаще называли имя правителя. В штабе Запада он занимал важный пост. Я вспомнил о его желании сотрудничать с крупными державами и не без доли восхищения отметил, как быстро он своего добился. Мысли о нем меня растревожили. Закончить свои дни наемником казалось мне полным идиотизмом, и я решил попросить его найти для меня работу более подходящую. Но до него еще нужно было добраться. Единственным, кто время от времени имел связь с вышестоящим командованием, был наш командир, но он отказался помочь мне, поскольку кроме собственного продвижения по службе, его ничего не интересовало. Уже несколько дней мы осаждали хорошо укрепленное здание, в котором по некоторым сведениям хранились секретные документы. Он не просил подкрепления, поскольку твердо решил снискать славу, взяв здание без посторонней помощи. Несложная уловка, к которой я прибегнул, позволила ему занять здание и отослать документы в штаб, разумеется, он удостоился похвалы высокого начальства.

Впечатленный моей находчивостью, он пригласил меня выпить и предложил протекцию. На следующий день он должен был докладывать о своей военной операции лично, и я сказал, что, если он возьмет меня в штаб — это будет для меня лучшей наградой. Он возразил, что я нужен ему здесь, что я сначала должен научить его своим хитростям. Он был уже в сильном подпитии. Я подливал и подливал ему, пока он наконец не вырубился. Утром, когда он отъезжал, я прыгнул к нему в машину, сказав, что вчера он твердо обещал взять меня. Я рассчитывал, что он был слишком пьян, чтобы обо всем помнить. Момент был очень неприятный. Он явно что-то заподозрил. Но из машины не выкинул, и я доехал с ним до штаба. За весь день мы не обмолвились ни словом.

Штаб они выстроили вдали от передовой, над огромным чистым зданием реял большой чистый флаг. На фоне старых, приземистых, каких-то рахитичных развалюх, штабная твердыня выделялась массивностью, дороговизной, нерушимостью. Камень и бетон. Здание это, казалось, вообще никакого отношения к войне не имеет: не считая часовых у главного входа, охраны видно не было. И внутри создавалось впечатление, что здесь не заботятся даже об элементарных мерах предосторожности. Я вспомнил пьяную оговорку командира: возможно, эти люди были слишком мягкотелыми, чтобы воевать; рассчитывая на техническое превосходство, неохватные размеры и огромные богатства своей страны, они не считали нужным ввязываться еще и в сражения, в конце концов они платили за это вассалам.

Меня направили в приемную правителя. В помещении работал кондиционер. Бесшумно и мягко скользили лифты. Широкие коридоры от стены до стены были застланы коврами. После убожества нашего жилища это помещение представлялось роскошным отелем. Несмотря на солнечный день, повсюду горели лампы. Герметично запечатанные окна не открывались. Все это создавало ощущение нереальности.

Секретарша в форме сказала, что правитель никого не принимает. Прямо сейчас он отправляется в инспекционную поездку и будет отсутствовать несколько дней. Я сказал: «Мне необходимо его увидеть. Срочно. Я специально приехал издалека. Это займет не больше минуты». Она поджала губы, отрицательно покачала головой. «Совершенно исключено. Ему надо подписать несколько важных бумаг, приказано не беспокоить». Ее лицо под умелым макияжем было непроницаемым, непреклонным. Это взбесило меня. «К черту приказы! Я же говорю, мне нужно его увидеть! По личному вопросу. Неужели не ясно?» Мне хотелось встряхнуть ее, вызвать на ее лице какое-то человеческое выражение. Но вместо этого я произнес спокойным голосом. «Вы хотя бы доложите обо мне и спросите, не сможет ли он меня принять». Я нашел в кармане листок бумаги и написал свое имя. Тем временем в приемную вошел полковник. Просмотрел документы, подписался. Секретарша подошла к нему и что-то зашептала. Они посовещались, и полковник сказал, что сам передаст записку, взял листок с моим именем и вышел через ту же дверь, что и вошел. Я знал, что он и не подумает докладывать обо мне правителю. Встречи я смогу добиться лишь решительными и незамедлительными действиями.