Эрван в который раз за вечер посмотрел на доктора, слегка пожал плечами: тот же серый однорядный камзол с деревянными пуговицами, то же вытянутое лицо, те же усталые проницательные глаза… Доктор и доктор.
Лоэ, не отрывавший взгляда от Эрвана, удовлетворённо кивнул.
– Получилось, – он встал и задул свечу. – Что ж, молодой человек, полагаю, врачебная помощь вам больше не нужна. Отдыхайте, поправляйтесь, койка на всю ночь в вашем распоряжении.
– А вы?
– А я в кают-компанию. Дела, дела… Этой ночью сон мне не понадобится. Да и капитану с боцманом тоже.
– А почему? – На ответ Эрван не сильно надеялся, но на всякий случай навострил уши.
Бледный свет луны падал прямо на лицо доктора, и от Эрвана не укрылась скупая улыбка.
– Любопытство – прекрасная вещь, молодой человек. Но сейчас… Не стоит. Пока это не ваша печаль. А дальше будет видно.
Лоэ подошёл к двери. Взялся за ручку.
– Доктор!
– Да? – Лоэ остановился.
Эрвану показалось, что спина его слегка напряглась, но поручиться он не смог бы – в лунном сумраке трудно было разглядеть как следует.
– К вопросу о любопытстве… – Эрван замялся, тщательно подбирая слова. – Вы сегодня открыли мне многое, и я искренне благодарен за это. Но в то же время мне кажется, что вы были со мной… не до конца откровенны.
И на всякий случай смиренно добавил:
– Простите, если мои слова звучат как дерзость.
На миг Лоэ замер. Затем медленно повернул голову.
– Ты проницателен, Эрван Гвент, – вещь удивительная для твоего возраста. Возможно, я не зря с тобой вожусь.
Голос Лоэ звучал холодно и твёрдо. Глаза его сверкнули, сутулые плечи расправились: казалось, доктор разом стал на фут выше. Приметы возраста исчезли, перед Эрваном стоял человек в расцвете лет – сильный, жёсткий и опасный.
– Ты прав. Я сказал не всё, хоть и не солгал ни единым словом. Не спроси ты меня – нёс бы ношу один, а так… Считай, что ты стал жертвой своей проницательности.
– Эти штуки со свечой и лезвием… они опасны, да? – вполголоса уточнил Эрван.
– Пустяки, – Доктор небрежно отмахнулся: будто муху отогнал. – Беда в лекарстве, что пришлось тебе дать.
– Я думал, что потеря нескольких лет жизни – беда сама по себе достаточная.
Эрван попытался выдавить улыбку – вышла лишь гримаса. Доктор ответил угрюмым взглядом. Покачал головой.
– Нет. Само по себе и это пустяки. Хуже другое: снадобья людей бесполезны против антонова огня. Чтобы спасти тебя, я обратился… к иным.
– Фоморы? – выдохнул Эрван. Он ещё не понимал, что к чему, но слова доктора нравились всё меньше. Ещё ребёнком на заставе он, холодея от ужаса, слышал немало историй о губительной магии северян. И до сих пор старался не думать, что в тех рассказах было правдой, а что нет.
Лоэ вернулся к столу. Сел возле изголовья, мрачно усмехнулся.
– Фоморы, норды… Называй как хочешь, суть одна. Я не знаю, что тебе о них известно, поэтому – слушай и не перебивай.
Эрван кивнул.
– Фоморы поклоняются некоей… сущности по имени Кромм. Как у тебя с историей старых земель?
Неловкое молчание в ответ.
– Ясно. Надеюсь, у нас будет время заполнить пробелы. А пока знай: это враг. В древности многие народы поклонялись ему и называли Баал – «господин». Ему приносили человеческие жертвы. Эллины знали его как Кроноса – бога, пожирающего своих детей. Нашим потерянным братьям он представился как Кромм. А они, познакомившись с ним поближе, дополнили его имя: Кромм Круах – Кромм чёрный. Кромм кровавый. Кромм – хозяин могильных холмов.
Лоэ умолк, понуро глядя в пол. Эрван ждал, стараясь не шевелиться и дышать как можно тише.
– Здесь, как и в старых землях, он сначала взялся за людей.
Недолгое молчание будто обессилило доктора: голос звучал неуверенно и тихо, казалось, каждое слово давалось с трудом.
– Война алтарей? – решился спросить Эрван.
– Да, – Лоэ кивнул. – Война алтарей. Десятки лет огня и крови, целые города, превращённые в кладбища… А в конце – нашествие фаэри.
Лоэ вздохнул, устало провёл рукой по волосам.
– Но главной цели – власти над людьми – Кромм не достиг. И тогда взялся за фоморов.
Эрван вытаращил глаза.
– Так, значит, их бог – это…
Лоэ кивнул.
– Да. Тот, кого мы… предпочитаем не называть. Или кто-то из его миньонов – разница невелика.
Он дал им власть над погодой – это помогло выжить на ледяных равнинах севера. Он научил их строить корабли – рыболовство решило проблему голода. Он открыл знание их шаманам – у фоморов теперь нет неизлечимых болезней.
– Вопрос цены… – тихо произнёс Эрван.
– Да, – отозвался доктор, похоже, он успел забыть, что велел Эрвану лежать тихо. – Вопрос цены. Плата всегда одна – ужас, смерть и такое посмертие, по сравнению с которым… Лучше тебе не знать.
У Эрвана по спине побежали мурашки. Он сглотнул, подавляя внезапное желание зажмуриться.
– Но какое отношение…
– Прямое.
На миг Эрвану показалось – ледяная оболочка треснула, он проник в мысли и чувства доктора, зацепился за его взгляд. Что там, внутри, за чёрными зрачками? Страх? Жалость? Сожаление? Нет – не разобрать.
Эрван еле слышно вздохнул: вот именно – показалось… Доктор оставался непроницаемым. Как обычно. Только говорил отрывисто и тихо, будто опасался, что они в каюте не одни.
– То снадобье, что я тебе дал… Это не лекарство – в привычном смысле.
Лоэ устало опустил плечи. На мгновение умолк.
– В его основе – бойцовый яд фоморов. Ты знаешь, о чем я, верно?
Эрван опешил. Память услужливо подсунула картинку – яркую, свежую, словно все было вчера: обезумевшие воины-фоморы – с десяток, не больше, – бросаются на двадцатифутовую стену. Защитники швыряют валуны им на головы, кипящее масло с омерзительным шипением льётся на голые плечи… А те, не обращая внимания ни на что, – ломают, давят, бьют, зубами грызут каменные глыбы. Минута – и в пролом втискивается вопящая орда! Прямо по дымящимся останкам тех, проделавших брешь…
– Довелось, – угрюмо кивнул Эрван. – Но почему я жив? Ведь бойцовый яд смертелен. Те… кого я видел, умерли быстро.
– Потому что это не чистый яд фоморов, – терпеливо объяснил Лоэ. – Только его ингредиенты, смешанные с обычными нашими снадобьями. Точного состава бойцового яда, кстати, мы до сих пор не знаем. А вот отдельные части… да, редко, но попадают к нам.
– Но я всё равно не понимаю, – сказал Эрван. – Если я не умер, если я здоров – проблемы нет, так?