Сокровища Валькирии. Птичий путь - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 62

– Это опять вы?!..

– Мы же договорились встретиться.

– Я с вами не договаривалась. – Голосок дрожал и срывался от волнения. – Ни с кем не договаривалась… А меня обязывают!..

Казалось, она сейчас расплачется.

– Тебя заставили провести экскурсию? – сочувственно спросил Сколот. – Для важного лица?

Скорее всего, он угадал, и это отчего-то возмутило ее:

– Какое ваше дело? Кто вас впустил? Уходите отсюда!

– Спрячь меня, – попросил он. – Ты же знаешь, как отводить глаза. Все Дары это умеют. За мной гонятся какие-то серые тени. Призраки!

Она и сейчас не пожелала признаться, зашептала с испугом:

– Убирайтесь немедленно! Вы же меня подведете! Подставите! Ну как вам не стыдно?

– Тогда сам спрячусь. – Сколот нацелился на лестницу. – В зале зеркал. Никто не найдет, я уйду в отражение…

Экскурсоводша расставила руки:

– Не пущу! – И наконец-то сломалась. – Ну откуда ты взялся такой на мою голову? Ты же сейчас все испортишь! Сгинь, исчезни! Провались!

Сколот никуда не провалился и не исчез, но отступил.

– Давно бы так. Теперь я слышу голос Дары… Ладно, исполняй свой урок!

Он приоткрыл тяжелую парадную дверь и выглянул наружу – вроде никого. Солнце падало за парк, в косом вечернем свете тень от дома и деревьев покрывала весь берег вплоть до причального понтона, и даже если кто-то наблюдал за входом, то рассмотреть что-либо на сумеречном крыльце уже было трудно. Сколот прикрыл за собой створку, скользнул к колоннам и, прежде чем начать подъем, еще раз осмотрелся, выждал несколько минут. Серые тени наверняка таились где-нибудь за крайними деревьями и не выступали на открытые места, дабы не бросать теней реальных. Стараясь не шуршать, он осторожно начал скалолазный путь и взобрался достаточно высоко, когда вдруг спиной почуял горе придворной Дары: водоэмульсионная краска и вправду не держалась на старой, осыпающейся извести и сдиралась лохмотьями даже от небольшого нажима. Забравшись под карниз, он глянул вниз и увидел свои рваные следы на колоннах, однако ничего поправить уже было невозможно. Поэтому Сколот сразу же подготовил путь к отступлению: оторвал свежепокрашенную фанеру с сегмента окна, затем просунул ногу в межрамное пространство и осторожно надавил – внутренняя фанерка поддавалась.

Таджики-маляры выбросили из-под карниза траву, бутыль с водой, поэтому лечь пришлось на сухой птичий помет, забрызганный краскопультом, и затаить дыхание. Кто-то невидимый вышел из парадной двери и пошаркал подошвами по плитам крыльца – явно не экскурсоводша на каблучках. Сколот ждал, заметит или нет лохмотья на колоннах, но тут отчетливо зашипела рация и послышался булькающий непонятный говор. Вышедшего будто ветром сдуло.

В следующую минуту глухо заурчал мотор, белесую речную гладь разрезала скоростная одинокая лодка, и уже за ней почти беззвучно выплыла белая яхта. Она прошла кильватерным следом лодки, застопорила ход прямо на фарватере, напротив музея, и на палубе появились люди, судя по мелкому росту явно китайцы – высокого американского президента с вечно открытым ртом можно было бы узнать издалека. Яхту медленно сносило вниз, и тогда она плавно развернулась, встала носом против течения и начала медленно приближаться к понтону. Должно быть, низкое ростом, но важное лицо любовалось видом старой дворянской усадьбы – двое таких же коротких на палубе изредка взмахивали руками, указывая что-то на берегу, а третий между ними стоял неподвижно.

И Стратига на палубе точно не было – саженный бородатый старик оказался бы тут выше рубки…

Китайцы, если это были они, проявляли некоторую нерешительность: яхта то подходила почти вплотную к причалу, то отрабатывала назад, удалялась к фарватеру и опять прибивалась к берегу, словно подкрадывалась к музею Забытых Вещей. Между тем речное русло заволакивали сумерки, и только белая лестница еще светилась, а потом над перилами и вовсе зажгли цепочки маленьких китайских фонариков. Немного погодя свет вспыхнул и у парадного подъезда, отчего засада Сколота ушла в тень и словно прикрылась от всякого глаза. Важное лицо все еще раздумывало или ожидало кого-то, возможно Стратига, а скорее всего – темноты. Несчастная Дара в холле, должно быть, умирала от переживания и волнений, серые призраки, осмелев, уже высовывались на освещенные места, их стриженые или вовсе бритые головы иногда поблескивали на склоне берега, у лестницы. Охрана, по сути, взяла темный, без единого огонька в окнах, музей и причал в живое кольцо, и было не совсем понятно, чего так опасается китайский генсек – если, конечно, это был он, – террористов или чего-нибудь еще. В какой-то момент люди исчезли с палубы, а сама яхта отдрейфовала вниз по течению до конца парка, и возникло чувство, что она сейчас возьмет с места скорость и уйдет.

И в самом деле, ее двигатель оживился, на носу включили прожектор и началось поспешное причаливание. В этот миг над головой что-то неярко зарделось, и, выглянув, Сколот узрел сначала атлета, освещенного со спины, и только потом окна Стратига. Свет показался странным, отраженным, не электрическим – будто камин затопили или зажгли красноватый фонарь. Сколот хотел уже выбраться на карниз, к ногам каменного изваяния, однако в это время с яхты спустились два с виду совершенно одинаковых человека и довольно бодрым шагом устремились вверх. Однако его сейчас больше притягивало рдеющее окно жилища Стратига, и он особенно не присматривался, кто на лестнице.

Сколот знал: обида – удел изгоев, чувство недостойное и низменное, даже подлое, ибо сеет вражду и нелюбовь, предательство и неверие, однако все равно ощутил на губах ее горьковатый привкус. Третью неделю он обивал порог музея, дабы встретиться с вершителем судеб, и Дары ему упорно морочили голову, а тут на́ тебе, из Поднебесной примчался…

Если только был в Поднебесной! А то, может, с удочкой сидел на берегу и похихикивал, глядя, как лишенец рыщет по парку.

Он сплюнул эту горечь, облизал пересохшие губы – не помогло. Тогда, почти не таясь, он перевернулся на спину, взялся за край карниза и, совершив подъем переворотом, оказался у ног атлета. Каменный сосед был выше, однако стоял, полуприсев на согнутую ногу, поэтому Сколот встал ему на колено, ухватился за вытянутую руку и сначала сел верхом на шею, после чего встал на плечи. И было наплевать, заметили его внизу или нет.

Опираясь на железный слив подоконника, Сколот перенес ногу на голову атлета и чуть не сверзился. Почудилось, сломал каменную шею, но оказалось, таджики даже помет с головы не смели – опылили его с краскопульта, как и старые птичьи гнезда под картушем, отчего воин стал будто с волосами. А на самом деле был лысый. Прическа осы́палась на плиты парадного крыльца, но Сколот на это не обратил внимания, поскольку наконец-то удалось заглянуть в окно.

Стратиг стоял возле камина спиной к окнам и смотрел в огонь. На плечах его была какая-то бордовая, длиннополая одежина, напоминающая плащ, а волосы стянуты ремешком-главотяжцем…

На пляже двое мужчин не приближались к Корсакову, а расположились возле гологрудой стареющей девицы, завели с ней нарочито веселую беседу, но своего пристального интереса не скрывали – откровенно разглядывали его и Роксану; не исключено, даже слышали обрывки их разговора. Оба сняли пиджаки и рубашки, подтянули пару лежаков, устроившись рядышком, и плакатный тип на правах старшего уже примерял свою пятерню к зрелым, сочным персям. Слышался зазывный смех и одновременно шлепки – девица била его по рукам. Однако растелешаться полностью они не спешили, сохраняя таким образом боевую готовность к преследованию.