Темный мир - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Андронати, Андрей Лазарчук cтр.№ 22

Маринка была пепельно-серого цвета. А круги вокруг глаз — по-настоящему черные. И ногти черные. Она была совершенно неподвижной и холодной, и только в ямке под горлом бешено билась жилка.

— Артур, ну сделай же что-нибудь! — кричала Валя. А может быть, Патрик. А может быть, я.

Артур трясущимися руками ломал ампулы, что-то набирал в шприц.

— Вену! Вену мне дайте!

Хайям быстро распорол рукав Маринкиной ветровки. Я был рядом, увидел: все вены на руке вздулись; они лежали под кожей, как корни какого-то растения. И если кожа была серая, то вены — черные. И когда Артур только дотронулся до одной из них иглой, вена лопнула, и вылетели длинные брызги темной-темной и очень густой крови. И дальше кровь потекла вязкой струей.

Но, наверное, Маринке это и было нужно: по крайней мере, она шевельнулась. Она шевельнулась и даже попыталась повернуть голову, но тут ее в первый раз охватили судороги. Я держал голову, чтобы она не разнесла себе затылок, ребята удерживали руки и ноги.

Потом Марина начала кричать. Это был жуткий хриплый вопль (кино «Экзорцист» смотрели? Вот там примерно то же самое)… но судороги ее на время отпустили, и она попыталась то ли приподняться, то ли повернуться на бок. Сначала мы ей просто по инерции не давали двигаться, потом — начали помогать. Она действительно повернулась на бок, потом на живот, потом стала приподниматься на четвереньки… и тут, ребята, чуть не заорал я сам, потому что в какой-то момент она всей позой стала похожа — просто один в один — на то белое чудовище, Лилину собаку, в момент, когда она приготовилась на меня прыгнуть… даже голова наклонена ровно так же, даже лапы расставлены… и бессмысленное серое лицо, черные круги вокруг глазниц — и красноватое мерцание в глазницах…

Но тут сзади донесся вибрирующий свист лопастей и низкий вой турбин — и одновременно с этим звуком Маринку вновь заколотило. Я снова схватил ее за голову, смягчая удары лбом о землю, а она еще как будто пыталась ползти, взрывая ногтями землю.

Вертолет пронесся над головами, почти мгновенно завис и развернулся боком, выпустил шасси и сел. Он был почти черный, цвета грозовой тучи, и какой-то неизвестной мне марки. На борту шла оранжевая надпись: «МЧС — ЕМЕЯСОМ».

Упал люк и образовал трап. По трапу быстро сбежали четверо в того же грозового цвета униформе и в оранжевых беретах. Один, явно старший, шел прямо к Рудольфычу.

— От вас поступил сигнал бедствия? — спросил он, после чего представился: — Капитан Шарапов, служба спасения.

— Да, это мы… Девочке плохо… Но как вы быстро!

— Мы просто оказались рядом, нам передали вызов. Через десять минут больная будет у врачей. Берите, ребята, — кивнул он своим.

— У вас и носилок нет? — спросил Сергей Рудольфович.

— Штабная машина, не санитарная. Но ничего, сиденья разложим, будет еще лучше…

Я уже несколько секунд чувствовал, что Маринку больше не трясет. И что она пытается поднять голову.

— Ты меня слышишь? — наклонился я к ней. — Ты как?

— Пить, — сказала она.

— Ребята, воды! Дайте воды!

Две фляжки протянулись ко мне, я схватил ближайшую. Маринка села, двумя руками упершись в землю. Я отвинтил колпачок и стал поить ее. И почувствовал, что если не попью сейчас сам, то умру.

Маринка отвела от губ фляжку.

— Что со мной? — спросила она.

— Не знаю. Сейчас тебя в госпиталь…

— А это еще кто?

— Спасатели.

— Это не спасатели… — на выдохе произнесла она и повалилась на бок.

— Ну, взяли, взяли, — сказал капитан Шарапов.

— Постойте!

Это сказал я — честно говоря, еще ничего не понимая и желая просто чуть-чуть потянуть время: может быть, удастся разобраться. Я встал, почти не чувствуя ног — то ли потому, что отсидел их на корточках, то ли от страха. От Шарапова исходила не то чтобы угроза… нет, он ничем не угрожал и вообще был предельно дружелюбен, но… а, вот, сообразил: было видно, что такое поведение для него непривычно. Он плохо играл плохо выученную и явно чужую роль.

— Девушка без сознания, а вы даже не измерили ей давления, не посчитали пульс! Разве так можно? — Я говорил нарочито нервно, нарываясь на ссору, на скандал. Если Маринка права и они не те, за кого себя выдают…

— Парень. Десять минут, и она в госпитале. Мы трындим дольше, чем будем лететь. Ребята, кладите ее на щит, и понесли.

— Человек стал черный. У человека судороги. А может, мы тут тоже все заразные, а? Вы сейчас улетите, а мы начнем падать один за другим. Вдруг это эпидемия? Вы хоть немножко врач? Вы понимаете, что делаете?

— Парень, — с видимым огорчением сказал Шарапов. — Ну кто тебя тянул за язык?

И тут, ребята, что-то вокруг переменилось. Совсем легонько, совсем неслышно. Просто у Шарапова на поясе вдруг оказалась кобура, к которой он потянулся. А у троих «спасателей» в руках возникли автоматы… они, наверное, все время были, только мы их не видели. А на вертолете надпись «МЧС — ЕМЕЯСОМ» исчезла и появилась странная эмблема: земной шар, расколотый зигзагообразной трещиной…

И я понял, что сейчас нас будут убивать.

У меня два раза в жизни были случаи, когда я твердо знал, что вот сейчас умру (и это не когда меня ранили — потому что ранил меня уже на базе пьяный прапор случайным выстрелом, а я был настолько уставший, что даже не сразу почувствовал боль). Это очень интересное состояние, и я отчасти понимаю тех, кто пытается проживать его снова и снова. Я — нет, я не хочу никаких повторений и никаких новых откровений, ничего такого… Просто в этот миг (ну, или не миг, время перестает иметь значение) ты вдруг обретаешь какую-то особую свободу, становишься невероятно умным и проницательным, через тебя буквально потоком льется вся информация этого мира, и ты ею владеешь, и при этом ты спокоен, тверд и слегка ироничен. А главное, если ситуация не до конца безнадежна, ты вполне можешь успеть просчитать несколько вариантов своих действий, и, если позволят время, инерция тела, реакция мышц — взять и выкрутиться. Придумать выход удается, мне кажется, всем и всегда — другое дело, что не хватает, как правило, времени. Секунды. Доли секунды. Даже при наличии нужных навыков и рефлексов.

Вот и сейчас — я видел, как тянется за пистолетом Шарапов. Меня он за противника не считает — мелок, в очках, голос дрожит, даже пули жалко, можно походя ботинком в канаву спнуть. Я присяду, наклонюсь вперед и прыгну с места — нас разделяют четыре шага, — правым плечом врежусь в солнечное сплетение, головой — в бицепс, выхвачу пистолет (кобура без крышки, только предохранительный ремешок с кнопкой) и пока мы падаем, постараюсь передернуть затвор, а потом — перекатиться через плечо вперед. Даже если они среагируют сразу, стрелять будут с опозданием, в то место, где меня уже нет, а с линии рассеяния я ухожу. Первый выстрел — он у меня точно будет — в ближайшего автоматчика, а дальше — как пойдет. Возможно, будет и второй.