– Шестеро.
– Я помню, на Голуни их было только четверо. Откуда взялись еще двое?
– Все просто, еще двое шли на транспорте, сопровождали груз.
– Ну, молодцы! Все вы в спецслужбах одинаковы. Даже меня обманываешь, – с этими словами Кромлев вышел из каюты.
– Ну почему все на меня обижаются? – Всеслав тяжело вздохнул и, подперев голову кулаком, погрузился в раздумья.
9
Крейсер отошел от причала и, набрав скорость, растворился в надпространстве. Слабая вспышка отметила место его перехода, а рядом одна за другой десятки таких же тусклых вспышек отмечали точки перехода остальных кораблей флота в надпространство. Славомир в это время находился в рубке. На виртуальном проецирующемся прямо в зрительный нерв экране прекрасно было видно, как корабли флота один за другим покидали астростанцию и занимали свое место в походном строю.
Шесть клиперов, обогнав основные силы, заняли место в авангарде, ощупывая пространство своими сверхчувствительными локаторами. Они опережали боевые корабли на половину астроединицы, или четыре световые минуты хода. Еще четырнадцать клиперов дозорной сферой окружали флот, оберегая его от внезапной атаки с фланга. За разведывательной плоскостью вытянулись двумя колоннами ударные крейсера. Дюжина могучих боевых кораблей, ядро четвертого флота, была готова почти мгновенно перестроиться в боевую плоскость и смести огнем своих тяжелых излучателей любого, кто посмеет встать на пути.
За крейсерами шли эскадренные катероносцы, огромные угловатые корабли, летающие космодромы. Тяжелые, неповоротливые и слабовооруженные, но зато каждый катероносец нес на своих просторных ангарных палубах по полторы сотни боевых катеров. Дивизионы маневренных фрегатов держались параллельным курсом рядом со своими старшими собратьями, готовые принять на себя первый удар противника, пока катероносцы не выбросят эскадрильи рассерженных шершней. Еще два дивизиона по шесть фрегатов шли рядом с головными колоннами крейсеров.
Следом за ударными силами тянулись колонны десантных и транспортных эскадр. Десантно-высадочные суда и авианосцы, войсковые транспорты, танкеры, ремонтные базы, грузовые нефы шли плотным строем в окружении фрегатов и конвойных крейсеров. Славомир с сочувствием смотрел на яркие силуэты эскортных кораблей. Это большей частью были старые, уже не способные участвовать в эскадренном сражении суда. Но, несмотря на возраст этих древних посудин, на их экипажах лежала тяжелая обязанность прикрывать неповоротливые беззащитные транспорты, везущие по 10–15 тысяч человек каждый. Недаром за успешную проводку конвоя в сложных условиях награждали как за победу в бою. Сейчас в составе флота командиры эскортных кораблей могут дышать свободно. Им придется действовать, только если дела совсем будут плохими. Но затем именно на плечи этих древних калош ляжет вся тяжесть бесперебойного снабжения четвертого флота и армейской группировки. Если операция пойдет удачно, надо будет защищать конвои до Тионы и обратно, а может, и эскортировать до «Рынды» поврежденные в бою корабли флота.
Строй флота замыкали две эскадры по шесть ударных крейсеров и дюжине фрегатов каждая. Четверка тяжелых крейсеров, гордость руссколанского флота, вытянувшись цепочкой, шла рядом с транспортами. Уставы требовали в походе держать часть тяжелых кораблей в центре растянувшейся на три с половиной астроединицы колонны. Хотя внезапная атака на транспорты абсолютно невозможна, клиперы засекут приближение противника на дистанции в треть светового года. За это время можно будет спокойно развернуть эскадры, но Устав есть Устав.
Прилуков мысленным приказом выключил экран и, закрыв глаза, полностью расслабился. Вахту нес Глеб Ливанов, и Славомир сам не понимал, зачем его занесло в рубку, в кокон управления. Наверное, это подсознательно вспомнился древний обычай, когда офицеры корабля, уходившего в дальнее плавание, прощались с родным берегом стоя на мостике. А «Рында-14» стала тем самым последним кусочком родной земли, оставшимся за кормой «Ильи Муромца», а впереди и вокруг только чужое неизученное пространство, чужая территория.
Несмотря на начало похода, настроение у Славомира было не ахти. С ним в последнее время явно происходило что-то непонятное. Несмотря на все заверения врачей, он чувствовал, все не так просто. В психике произошли изменения. И будущее не так просто и понятно, как думалось раньше. Этой ночью опять приснился странный сон, такой же необычный и яркий, как в первую ночь на «Муромце».
В этот раз Славомир скакал на коне во весь опор по широкой вольготной степи. Пряный дурманящий аромат степного разнотравья пьянил, наполняя грудь. Свежий ветерок развевал волосы и приятно холодил разгоряченного скачкой всадника. Прямо перед Славомиром неожиданно возник камень. Здоровенный поросший мхом валун. На вершине камня почти напротив головы Славомира сидел ворон. Крупная черная птица, наклонив голову набок, с интересом рассматривала человека.
– Куда путь держишь, воин? – хриплым голосом вопросил ворон и взглянул прямо в глаза Славомира. Холодный взгляд человеческих глаз ворона буквально обжег душу, липким страхом проник внутрь.
– Я иду прямо.
– Не боишься?
– Нет, старый болван, я иду прямо. – Славомир стряхнул с себя первоначальное чувство страха и собирался прогнать слишком любопытную птицу.
– Если не боишься, то иди, – ворон расправил крылья, сверкнула молния, и все скрылось в клубах тумана.
Славомир стоял на высоком холме, внизу расстилалась степь. Ветер гнал по небу облака. Далеко, у самого горизонта, темнело море. Перед Славомиром стоял, опираясь на крепкий дубовый посох, высокий жилистый старик. Длинные пепельно-седые волосы удерживал широкий золотой обруч. На поясе висел тяжелый двуручный меч. Длиннополая полотняная рубаха была украшена искусно вышитым «растительным» узором, характерным для исконно русской одежды. От всей фигуры веяло силой и уверенностью в себе. Молодые, светящиеся небесной синью глаза с любопытством рассматривали Славомира.
– Славомир, ты готов? – молодой сильный голос резко контрастировал с седыми волосами и глубокими морщинами на лице.
– Я готов, – Славомир сам удивился своему ответу.
– Ты мой воин, но ты еще не готов. Иди, Славомир. – Старик резко ударил Прилукова в грудь, и все исчезло. Растворилось в мелодичном звонке будильника.
Со Славомиром творилось что-то непонятное, он сильно изменился. Тот бой у Тионы оставил почти незаметный след в подсознании, проявлявшийся только во снах. Но зато в каких снах! Славомир, насколько себя помнил, всегда видел только черно-белые сновидения. А тут все такое красочное, запоминающееся. Он подсознательно чувствовал, что в этих снах таится какой-то скрытый смысл. Еще немного, еще чуть-чуть, и предчувствие обретет плоть и кровь, войдет в жизнь и полностью ее перевернет. Даст ответы на еще не поставленные, но ждущие своей очереди вопросы. Что будет потом, Славомир не представлял. Но понимал, что мир уже изменился.
От размышлений его оторвал бодрый голос Явлинова: