Есть попадание! У борта крейсера вздымается водяной столб. Прямо под носовую башню загнали!
— Ура-а-а!!! — гремит на центральном посту Д-3.
Крикам командиров и боцманской команды вторят радостные возгласы в отсеках. Котлов представлял себе, что сейчас творится у торпедистов. Ребята за этот поход уже второй крейсер завалили. Молодцы!!!
А вторая торпеда прошла мимо. Крейсер сбавляет ход и разворачивается бортом. Через десять секунд и в него попадает еще одна торпеда. И опять в носовую оконечность. Корпус корабля не выдерживает второго удара подводным молотом. Над морем проносится жалобный стон рвущегося железа, утробный гул низвергающейся в отсеки воды, как-то незаметно к ним добавляется высокий противный рвущий душу звук.
Крейсер кренится на правый борт. Носовая оконечность отламывается и быстро тонет.
— Жуткое зрелище, — бормочет себе под нос капитан-лейтенант Котлов и громко требует: — Третий, четвертый аппараты, товсь!
— Третий готов. Четвертый готов, — докладывают из первого отсека.
— Пли!
Командир отворачивается от перископа и вытирает рукавом мгновенно вспотевший лоб. Последние выстрелы сделаны почти в полигонных условиях, по неподвижной мишени. Здесь трудно промахнуться. Десять секунд, и по корпусу подлодки бьет грохот подводного взрыва.
— Засадили под кормовую надстройку. Машинное отделение, — докладывает лейтенант Донцов.
— Не выживет, — добавляет политрук Махнов.
Заместитель по политчасти отмечает что-то в блокноте, чешет пятерней волосы на щеках и довольным тоном провозглашает:
— Из шести торпед три «в яблочко». Товарищ командир, у нас снайперский экипаж.
— Точно, хорошо стреляете, командир, — поддерживает помполита штурман.
— Все мы одна команда, — соглашается командир. — Поздравляю с победой!
Ждать пока крейсер затонет, подводники не стали. Тихо отошли на пять миль западнее, вплыли и повернули на чистый норд. Командование в своем последнем приказе задало весьма обширный район маневрирования. Свободная охота. Видимо, наши дела уже так плохи, что ставить подводникам конкретные задачи не было смысла.
Передав в штаб отчет о бое, командир распорядился уйти на перископную глубину и держать самый малый ход. Течение сносило подлодку в пролив. Глубины здесь достаточно большие, мин вроде бы нет. Можно спокойно дрейфовать, не выдавая себя лишними шумами и караулить очередную дичь.
— Товарищ капитан-лейтенант, у нас в носовых отсеках осталось три торпеды, — констатировал помполит, когда суматоха на корабле улеглась и экипаж вернулся к обычному повахтенному несению службы.
— Да, три, — кивнул Котлов, не понимая, к чему клонит Махнов.
— В кормовых еще две заряжены. Так?
— Так.
— Я тут прикинул, мы вполне можем перетащить одну торпеду из седьмого отсека в первый и перезарядить аппарат. — Глаза помполита светились от радости.
— Ыы? — Командир в буквальном смысле уронил челюсть. Мозги отказывались понимать смысл сказанного Эммануилом Махновым или представить себе эту картину с перетаскиванием торпеды по отсекам подлодки. А самое главное — результат этого эксперимента.
— Но ведь мы чаще стреляем из носовых аппаратов. — На лице Махнова вырисовалась гримаса искреннего непонимания, почему это командир выпучил глаза и издает нечленораздельные звуки.
— А как ты ее переворачивать будешь? — наконец выдавил из себя Виктор Котлов и, будучи не в силах больше сдерживаться, оглушительно расхохотался.
— Так ведь… — До помполита дошло. Даже под растительностью на лице было видно, что лицо его покраснело, словно спелый помидор. — Извините, товарищ командир, я хотел как лучше.
— Как ее переворачивать? — со сдавленным стоном повторил Котлов. В его голове рисовалась картина заряженной в аппарат винтами вперед торпеды. Надо ли говорить, что командир был не в силах разогнуться и только сжимал руками заболевший от смеха живот.
Смеялся не один капитан-лейтенант. Половина услышавших предложение Махнова моряков молча сползла на палубный настил или держалась за стены отсеков. Вторая половина просто хохотала, наплевав на всякие приличия и субординацию. Нет, анекдоты не придумывают, не в человеческих силах такое сочинить. Анекдоты берут из жизни. В реальности еще не такое бывает.
— Подожди, помполит. — Котлов схватил за руку готового сгореть со стыда Эммануила Махнова. — Знаешь, у меня на столике лежит пара книжек по устройству корабля и по тактике. Возьми и почитай на досуге. Да не обижайся ты. Со всеми бывает.
Происшествие и бурная реакция товарищей так подействовали на политрука, что тот действительно направился прямиком в каюту командира, взял два томика учебных пособий и, пристроившись в углу кают-компании, погрузился в чтение.
В этот день подводная лодка еще один раз выходила в атаку. Торпеда поставила точку на судьбе уже жестоко избитого, тяжело поврежденного сторожевого корабля, выползавшего из жестокого боя с немецкими конвойными силами. Нанеся удар милосердия, Котлов приказал погрузиться на 50 метров. И правильно сделал.
Д-3 никто не бомбил, но, судя по докладам акустиков и доносившемуся сквозь толщу воды рокоту взрывов, на поверхности заварилась кровавая каша. Негромко выругавшись себе под нос, командир решил опуститься еще глубже, пока подлодка не легла на дно. Здесь советские моряки и провели день, прислушиваясь к гулу разыгравшегося прямо над их головами сражения.
Акустики пытались составить рисунок боя, представить, что там, на поверхности, происходит, но тщетно. По шумам винтов можно было только приблизительно определить типы кораблей, а по взрывам судить о калибре снарядов, но не об их принадлежности.
После заката Котлов приказал продувать цистерны и всплывать. Уставшие от томительного, тревожного ожидания на глубине, от жуткого чувства беспомощности, охватывающего подводников, когда над их головами рвутся бомбы, люди с радостью разбежались по боевым постам. Всплывали медленно. Акустики докладывали о каждом постороннем шуме за бортом.
Когда Д-3 поднялась до 40 метров, над ней прошел крупный корабль. Пришлось зависнуть в толще воды, дожидаясь, пока не стихнет шум винтов. Достигнув поверхности, моряки подняли перископы. Первым делом оглядеться по сторонам. Быть готовыми при первом же намеке на опасность нырнуть в спасительную бездну. Выждав еще пять минут, командир разрешил всплытие.
Утром подлодку отнесло в Ла-Манш. В проливе штормило. Волны поднимались выше рубки. На моряков действовала качка. Правда, это лучше застоявшегося воздуха, в буквальном смысле давящей на плечи толщи воды над головой и тревожных взглядов в сторону поглотителей углекислоты.
Несмотря на холод, захлестывающие мостик брызги и сырость, на крыше рубки было тесно. Все, кто мог, под разными предлогами нашли себе дело на мостике и зенитной площадке.