Любимая игрушка судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Гарридо cтр.№ 15

И ревниво следили старшие царевичи друг за другом.

Что им платок, скрывающий лицо, — мужчинам Хайра, влюблявшимся в замеченную издали фигуру, закутаную в покрывало с головы до ног. Была бы походка легка!

А легка была походка Акамие.

И тело, наученное с детства в любом помещении и в любой обстановке двигаться и покоиться так, чтобы и собой украшать окружающее, и быть украшенным им, невольно продолжало следовать этой науке.

И не раз вспомнили братья песни беспечного Эртхиа:

Мускус не спрячешь в платке, красоту не скроешь покрывалом…

Впрочем, после памятного случая на первой стоянке войска Эртхиа стал осторожнее. Любовных песен в походе он не пел.

А старшие царевичи, посылая вперед горячих коней, то и дело оборачивались: не откинет ли ветер черный платок от лица?

Впрочем, Шаутара быстрее всех утомился этой игрой. С отрядом охотников он отправлялся впереди войска настрелять онагров и дзеренов, чтобы на вечерней стоянке воинов ждала готовая горячая еда, — и радовался возможности и в военном походе предаваться любимой забаве.

Эртхиа же в игры не играл. Он постоянно был рядом с Акамие, скрашивая тяготы воинской науки то ободряющей шуткой, то растерянными утешениями. И ему некогда было испытывать неловкость или бояться быть неверно понятым. Многое, очень многое должен уметь всадник, а Эртхиа был нетерпеливым учителем.

Ученик, впрочем, был на редкость терпелив и усерден. Нежному искусству обучают с младенчества. Многие науки были преподаны Акамие. И немногие были ему в радость.

Эта — была.

И даже, уступая горячим просьбам Акамие, Эртхиа позволил ему попробовать выстрелить из лука.

— Я не думал, что ты сможешь, — клянусь, брат! — что рука у тебя достаточно сильна… — пылко восхищался Эртхиа, когда Акамие, хоть и с усилием, натянул лук.

На это Акамие неслышно усмехнулся под платком и поднял руки высоко над головой.

— Я вот как могу.

На ярком солнце по шелку рукавов пошли волнами блики. Руки Акамие изгибались и струились, а кисти трепетали, как головки цветов на ветру.

— Я могу так хоть всю ночь, если угодно… — Акамие не договорил, бросил руки вниз, отвернулся.

Эртхиа не знал, как утешить его на этот раз.

Но с того дня на каждой стоянке, обиходив коней, они отправлялись в степь в сторону от лагеря размять ноги, и Аэши нес луки и колчаны, а Лакхаараа и Эртхаана, оба, всегда сопровождали их.

Вот какую песню, выученную еще в детстве, пел теперь Эртхиа, и Аэши при этом светлел лицом и улыбался узкими черными глазами.

Натягивай левой, мой сын, и не целься долго, пусти стрелу, а она найдет себе цель, но помни, мой сын: первая — поводырь, вторая — указатель, третья — догоняющая, а четвертая — преследующая.

Но пятая — наносящая удар, а шестая — безоговорочная, помни об этом, мой сын…

И тут же Эртхиа принимался толковать названия стрел: первая может пройти ниже цели, а вторая — выше, третья и четвертая могут лететь левее или правее. Но пятая должна поразить цель, а шестая — добить, потому и зовется безоговорочной. Если же лучник не попадает в цель в пятый и шестой раз, он никогда не научится метко стрелять.

— Ну, брат, правая у подбородка, левую выпрямляй резко — так, прямее руку, а теперь дотяни тетиву до уха… и осторожно ослабь.

— А стрелять? — Акамие искоса бросил взгляд на расположившихся поодаль старших царевичей. Лакхаараа полулежал, опираясь на локоть, и пристально разглядывал что-то далекое, ему одному видимое и ведомое. Эртхаана, поправлявший за поясом кинжал, вдруг поднял голову и посмотрел Акамие прямо в глаза. Потом не торопясь повел взглядом вниз, по плечам, схваченной тугим поясом талии, стройным ногам, переступавшим по высушенной летним солнцем траве, осваивая полуоткрытую стойку… и снова в глаза.

Акамие дернулся как ужаленный и повернулся к Эртхиа.

Эртхиа покачал головой.

— Ты ведь не хочешь без пальцев остаться? Подними левую руку. Видишь, как сустав в локте развернут? Тетива прямо по нему и пойдет, а она, брат, бьет больно, до кости рассечет, это я тебе говорю, первый в Хайре лучник. Ну, не считая лазутчиков, так они и в состязаниях не участвуют.

— Куда же я локоть дену? — Акамие озадаченно взглянул на свою вытянутую руку.

— Денешь-денешь, — засмеялся Эртхиа, на зависть старшим братьям хлопая Акамие по плечу. — И локоть денешь, и всей пятерней хвататься за рукоять отучишься, и много чего, о чем и не думал…

В Аттан въезжал Акамие с собственным луком в сафьяновом налуче по левую сторону седла и с тремя дюжинами стрел в колчане — по правую.

Бок о бок с белым Шаном легко рысил Веселый, брат Эртхиа былвсегда рядом. С ним и с его лучниками Акамие участвовал во всех главных битвах этого похода.

С ним же сидел у походного костра и, осторожно приподнимая край черного платка, обжигал губы расплавленной горечью мурра.

Однако, опомнился Акамие, вырываясь из дремоты, пришло время поспешить в сокровищницу Аттана, чтобы выбрать одеяния праздника взамен изношенной и немало пострадавшей в походе одежды.

Эртхиа был еще там, задержавшись в оружейной палате, и принялся расхваливать Акамие особенно приглянувшийся ему лук, уверяя, что именно этот как нельзя лучше придется брату по руке: и легок он, и упруг на удивление, и костяные наконечники надежны и изящны, и футляр с запасными тетивами закрывается плотно и украшен тончайшей резьбой.

— Вот увидишь, — обещал Эртхиа, — когда будет повелитель распределять добычу между нами, этот лук отдаст мне. А не отдаст — так выпрошу. И тебе подарю.

Акамие улыбался, кивал. Лук нравился ему, и он не спешил отговаривать Эртхиа и делиться с ним своими сомнениями.

Выбирали наряды.

Эртхиа — небрежно, и только привычка к красоте направляла его руку, когда он наугад выдергивал из ворохов одежды то одно, то другое — мгновенно прельстившись чистым цветом, текучестью бликов, какой-то особенной складкой, мелькнувшей, вспыхнув, по шелковому рукаву, густотой бархата, необыкновенным отливом подкладки, незнакомым узором вышивки ли, тиснения или неожиданным сочетанием камней в украшениях. И все получалось ладно и шло одно к другому, что он кидал на руки бродившему следом за ним Аэши. И бросал-то Эртхиа, не разбирая, одним ворохом, — и для себя, и для слуги.

Акамие выбирал одежду с неохотой: душа не лежала наряжаться в это, словно бы ворованное, добро. Но нарядиться следовало со всей тщательностью, ибо такова воля царя, а от его расположения сегодня, как всегда, зависят жизнь и смерть, воля и неволя Акамие. Поэтому он взял для праздничного наряда широкое одеяние, голубого бархата, украшенное золотым шитьем и жемчугами, подобное придворным облачениям Хайра, и дюжину локтей белой тафты, и принял от Эртхиа выбранный им платок золотистого шелка, замечательный вытканным узором и длинной, бисером низаной бахромой.