Кавказская Русь. "Где кровь Русская пролилась, там и Земля Русская" - читать онлайн книгу. Автор: Лев Прозоров cтр.№ 39

Очень бы хотелось сказать, что на этом дело и закончилось, но… не таков был ширваншах Мухаммад ибн Ахмад аль Азди, чтоб вот так, запросто, оставить идею о захвате Железных Ворот. Закончив рвать на себе умащенную драгоценными маслами бороду – не просто рухнул план захвата Дербента, еще и собственные владения разграблены отродьями шайтана! – ширваншах успокоился. И выработал новый план. Убедившись, что демократы-раисы оказались неспособны даже Родину толком продать, он решил сделать ставку на другую силу – на религиозный фанатизм.

И вскорости в окрестностях Дербента раздался сильный, пронзительный голос седобородого старца с огненными безумными глазами, в черных чалме и халате. Это был Муса ат-Тузи, неистовый и фанатичный проповедник из Гиляна – североиранской провинции на южном побережье Каспийского моря, которого «вдруг» занесло в дербентские края.

Эмир Маймун, очевидно, увлекся, празднуя с русской дружиной – ей-то и вовсе никто и никогда хмельного не запрещал – победу над предателями-раисами. Что до русов – они плохо знали, что такое исламский фанатизм. Храня верность своим богам и предоставляя чужаков их кумирам, они не представляли, до какого градуса безумия может вскрутить толпу мусульман хороший проповедник. А Муса ат-Тузи был не просто хорошим, он был великолепным проповедником, вполне сравнимым с его земляком из ХХ века – суровым аятоллой Хомейни. Когда эмир очнулся и понял, что дело неладно, было уже поздно что-то предпринимать. У него не было больше подданных. Царем и богом, вторым после Аллаха в городе Дербенте и его окрестностях был Муса ат-Тузи, и повторявшие его слова безумцы толпами бросались на русские мечи, гибли десятками, но даже не думали отступать. Ворота городской крепости Дербента едва успели сомкнуться перед неистово воющей «Аллах акбар! Хасан, Али ва Хусейн!» человеческой массой, в которой, как в морском приливе, тонули бесследно копья и стрелы русской дружины. В ХХ веке паству аятоллы не могли остановить даже автоматные очереди, даже танки.

Двадцать восемь дней море обезумевшей толпы билось о каменные стены крепости правителей Дербента. И эмир Маймун бен Ахмад бен Абд аль Малик с ужасом понял: еще немного, и у него не будет ни дружины, не подданных. Он мог приказать русам истребить горожан, и суровые северяне, возможно, даже справились бы с этим. Но сколько их при этом убьют, и кем же станет править он, эмир Маймун?

И ведь это же его город. И его люди. Они об этом забыли сейчас, но он помнил.

Маймун вышел из ворот на переговоры с Мусой. Одетый в рубище, посыпая пеплом бритую голову, он каялся на коленях перед бесстрастным проповедником и угрюмо молчащими горожанами, обещал покончить с прошлым, начать новую жизнь – жизнь примерного мусульманина. Более, клялся он, ни капли проклятого, отвергнутого пророком зелья не оросит его глотки до последних дней!

Муса ат-Тузи, поглаживая бороду, невозмутимо напомнил эмиру Маймуну про его телохранителей-гулямов. Пришельцев надо выдать горожанам. Неверные, сказал проповедник, должны выбирать: или ислам – или смерть.

Судя по этой детали, русы, пришедшие на помощь к невезучему эмиру, были не христианами – те могли откупиться джизией, как мы помним, – а язычниками.

Я просто вижу, читатель, что произошло после этих слов перса-проповедника. Эмир, не поднимаясь с колен, посмотрел на него каким-то нехорошим взглядом, потом в темных глазах мелькнуло подобие усмешки, и эмир Маймун бен Ахмад бен Абд аль Малик, поднимаясь на ноги и отряхивая левой рукой колени, протянул правую к иссохшему, спаленному огнем фанатизма лицу проповедника, к его ястребиному носу. Пальцы на правой руке эмира были сложены странным образом: четыре поджаты к ладони, а большой – торчал между средним и указательным…

Я, конечно, шучу, читатель. Подобное хулиганство эмира Маймуна нигде не описано. Но факт остается фактом – поставить русскую дружину перед выбором между смертью и исламом эмир Маймун отказался самым решительным образом.

Судьба предлагала эмиру Маймуну выбор – выбор между предательством своей дружины, пришедшей ему на помощь в трудные дни мятежа раисов, и истреблением этой дружиной своих подданных. Эмир выбрал третье: он ушел из города вместе с русской дружиной, ушел в соседний Табаристан. Он не мог знать, конечно, слов другого весельчака и жизнелюба, сэра Гилберта Кийта Честертона, которому предстояло появиться на свет девять столетий спустя: «У дьявола две руки, и он всегда предлагает нам выбор, но надо помнить, что правильно выбрать между руками дьявола нельзя, правильно – отказаться от такого выбора». Но поступил он так, как будто знал эти слова. Наверно, просто потому, что был в достатке наделен человечностью и здравым смыслом.

Эмир Маймун ушел из города вместе со своею русской дружиной. Выбору между предательством своих друзей и предательством своего обезумевшего народа он предпочел бесприютность бродяги, оставив за спиной престол предков, дворец и сокровища казны. Русы поняли и высоко оценили поступок мусульманского правителя. Им, конечно, и в голову не пришло бросить того, кто уже не мог щедро одаривать их золотом, рабынями и пестрыми драгоценными одеяниями, но и обречь его на участь нахлебника в чужой земле они не пожелали.

А в Дербент вошли войска ширваншаха Мухаммада ибн Ахмада. Обессиленный тремя годами смуты город, даже если и захотел бы – не смог воспротивиться новому владыке. Но через несколько месяцев произошло событие, одновременно явившее благодарность русов другу-эмиру и отношение горожан Дербента к завоевателю.

Некий рус из дружины добровольного изгнанника, имя которого передается не то как Балид, не то как Балду (да-да, опять та же морока с арабским письмом, усугубленная тем обстоятельством, что русское имя было записано через полвека после событий в тюркоязычном Дербенте арабом , а до нас дошло в переводе на турецкий , сделанном в XVII веке неким Мюннезим-баши) – исследователи пытались увидеть в нем и Влада, и Волота [41] , как только норманнисты не превратили бедолагу в какого-нибудь Бальдра, – пришел в Дербент. Один. Он прошел через город никем не замеченным, хотя все источники, от Псевдозахария Ритора и Феофилакта Симокатты до ибн Фадлана и Льва Диакона, говорят, что сирийцам, грекам и арабам русы и славяне языческой эпохи казались великанами. А может, его видели – и молчали? Может, до буйных горожан Железных Ворот наконец дошло, что народу иногда неплохо и побезмолвствовать? Несколько лет народ Дербента принимал самое активное участие в судьбах родного города, бросаясь то за продажными демократами-раисами, то за исламским фанатиком Мусой ат-Тузи. И что это дало народу Дербента? Сотни свежих могил? Сотни вдов и сирот? Чужеземных воинов на улицах? Славный итог нескольких лет «свободы», славный и закономерный. А сколько раз ему еще суждено повториться! Вот уж воистину – основной урок истории в том, что никто не учится на ее уроках.

Пройдя – замеченным или нет – во дворец правителя, «Балду» направился к ширваншаху. Раскидал телохранителей, пытающихся защитить господина, нагнал удирающего завоевателя и огрел топором по затылку. Кстати, выбор оружия тоже вряд ли случаен. Помните, читатель, мы говорили о том, что русы не использовали топор против равного, достойного противника – только против зверя на охоте или взбунтовавшегося смерда? Рус не просто нанес удар – он выразил свое отношение к восточному деспоту и интригану, добивающемуся своего чужими руками и бегущему от открытой схватки. После этого повернулся и ушел из Дербента. Уйти ему тоже никто не смог – или не захотел? – помешать. Ширванцы увезли раненого (не иначе, под чалмой ширваншаха Мохаммада ибн Ахмада прятался стальной шлем, раз он был всего лишь ранен ударом топора по голове!) владыку в родной Ширван, за ним ушли и войска. Вскоре в Дербент вернулся эмир Маймун. Тихо вернулся он во дворец предков, тихо встретил прежнего повелителя Дербент. Город и его владыка с обоюдного безмолвного соглашения делали вид, что ничего не произошло. Через два года скончался интриган Мохаммад ибн Ахмад аль Азди: если вспомнить, что он выступал посредником еще между Святославом (или его людьми) и беглыми хазарами, то понятно, что владыка Ширвана был глубоким стариком; да и удары топором по голове, даже укрытой шлемом, никому не прибавляют здоровья. На Дербент он больше не покушался – наверняка у седобородого властителя начинал чесаться шрам на затылке при одном взгляде на Север. И эмир Маймун бен Ахмад бен Абд аль Малик окончил свое царствование в покое и, может быть, успел услышать первые рубаи Омара Хайама, которые наверняка бы понравились ему – человеку, искренне любившему мирские блага, но и повидавшему в жизни достаточно, чтоб временами задумываться об их непостоянстве.